"Фантастика 2024-37". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Сиалана Анастасия

В подтверждение этой мысли раздались ещё три взрыва, раскидавшие по пирующей толпе куски худощавых тел вперемешку с комьями земли. Но с таким же успехом можно было пытаться остановить поток воды ударами плётки.

Вскоре корпуса Дзержинки полностью скрыли от нас это зрелище. И мы смогли оценить последствия утреннего сражения по другую сторону квартала.

Две здоровенных воронки от взрывов, снёсших заграждения цитадели центровых, с этой стороны были обрамлены горками нарезанного и зажаренного человеческого мяса. Пленных октябрята не брали.

Все войска, ранее стоявшие около здания медицинского университета, похоже уже были на другой стороне улицы. Пройдя через площадь позади проломленных оград и добив раненых, они все были уже внутри тех самых корпусов, которые сейчас осаждались жорами с другой стороны квартала. По крайней мере, на улице перед главным входом в «Мед» точно никого не было.

Продолжая укрываться за брошенными автомобилями, мы двинулись к нему. И перебравшись через изломанную ограду, смогли осторожно заглянуть в окна первого этажа старинного здания.

За мутными стёклами мы смогли разглядеть что-то вроде лаборатории — парты, уставленные целыми рядами каких-то реторт, колб, горелок и прочих металлических и стеклянных сосудов, названия и назначения которых я не знал. Вдоль стен стояли металлические бочки, мешки и коробки с непонятными надписями.

— Знаешь, в какой момент человечество свернуло не туда?

Звук моего голоса заставил Алину вздрогнуть. Она испуганно обернулась, словно хотела убедиться, что позади неё всё ещё я, а не какое-то чудище. И, убедившись, пожала плечами и медленно проговорила:

— Когда люди начали убивать себе подобных, в отличие от животных?

— Нет. Уничтожение противника — норма для всех живых существ. — Я достал автомат и взвёл затвор. — Началом конца стал тот момент, когда вместо этого один человек посадил другого на цепь…

У каждого стола в лаборатории сидели или лежали обнажённые девушки и парни. Съёжившиеся тощие тела подростков были покрыты многочисленными синяками, порезами и ссадинами. И у каждого от ноги к столу шли толстые металлические звенья.

Глава 14. Господа и рабы

За недолгое время, проведённое под замком в сумасшедшем доме, я повидал много отвратительного. Но самыми мерзкими лично для меня были вовсе не изуродованные своими болезнями другие пациенты, которые даже не понимали всей жалости своего положения. И уж точно не были в нём хоть как-то виноваты. Сейчас в таком состоянии две трети населения земли, в конце концов.

И даже не то, что я увидел в детском отделении, когда выбирался из больницы. Несовершеннолетние психи, почти в одночасье лишённые присмотра взрослых, устроили в своих палатах зрелище, достойное кистей Иеронима Босха. Массовый разврат, густо замешанный на дерьме и крови, в сопровождении безумного хохота и плача одновременно.

Самым мерзким и ненавистным явлением лично для меня было отношение некоторых надзирателей.

Конечно, были среди них и искренне сочувствующие своим подопечным врачи и санитары. Были и те, кто держался подчёркнуто нейтрально, целиком посвятив себя научной стороне вопроса лечения душевных болезней. Они относилась к пациентам как к лабораторным крысам. Уж точно не мне их в этом винить.

Но были среди штата клиники и такие люди, которые получали от своего положения истинное наслаждение. Я прекрасно видел, что им доставляло настоящее удовольствие осознание того, что эти беспомощные неудачники находятся в их полной власти. Что у них есть возможность карать и миловать. Поощрять и лишать. Они чувствовали себя полноценными властелинами этого забытого всеми богами места. Тем более, что почти никто не мог оказывать им сопротивление. Кроме меня.

По идее, за время своего заключения, меня должны были попытаться вылечить. Изменить моё сознание, научив сочувствовать, сопереживать, жалеть. Любить. Некоторые действительно пытались.

Но за время общения с отдельными личностями внутри этого заведения, я возненавидел людской род ещё больше, чем до того, как попал сюда.

Уже через несколько дней я безошибочно научился определять таких мерзавцев среди прочего персонала. По выражению на лицах, с которым они смотрели на обречённых шизофреников и маразматиков. Так римский сенатор, должно быть, смотрел на раба, выгребающего его сортир. Или офицер-эсэсовец на покрытого чирьями тощего еврея на полу концлагерного барака.

И вот сейчас я снова увидел такие лица. За мутным стеклом у входа в лабораторию стояла группа парней в резиновых доспехах, человек пять. Переговариваясь о чём-то между собой, и обыскивая близлежащие коробки, они периодически бросали взгляды на прикованных к столам съёжившихся подростков. Те самые взгляды. Не только лишённые сочувствия — тут, повторюсь, не мне выступать обвинителем. Но также полные чувства собственного превосходства и презрения к положению пленников.

А каждый раз, когда я замечал такое отношение к себе или другим, всё о чём я мог после этого думать — это то, каким способом убить носителя такого взгляда. Так, чтобы он хотя бы за миг до смерти успел осознать, что является таким же ничтожеством, как и все его собратья по воспалённому самомнению.

Да, я не умею сочувствовать. Но ненавидеть умею лучше многих.

Заметив, как я изменился в лице, Алина осторожно положила ладошку на мою руку, которой я сжал цевьё автомата до побелевших пальцев:

— Вы думаете это они их так избили и приковали? — Ничуть не испугавшись моего ответного взгляда, она продолжала смотреть мне в глаза. Должно быть, хотела меня успокоить.

Я глубоко вдохнул и выдохнул, совладав с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди:

— Нет, синяки старые. Но вот эти их новые хозяева — ничуть не лучше прежних. Идём. Держись сзади.

Девочка вытащила пистолет и, заглянув в окно ещё раз, крадучись последовала за мной к главному входу.

Никакого караула у высоких двойных дверей не было — октябрята справедливо не ждали незваных гостей. Любой благоразумный ребёнок, влачащий существование в этих кварталах, после утренней канонады, скорее всего, забился куда-нибудь поглубже. Потому что те, кто всегда спешили в одиночку разобраться в том, что это там за углом за выстрелы и взрывы, до сего дня не дожили.

Живых центровых в округе, очевидно, не осталось. Может у Крытого рынка ещё идут бои. Но оттуда сюда так быстро не добежишь. И тем более от базы на речном вокзале.

— А мы же их спасём, да? Выведем отсюда? — Алина шепнула мне в спину, когда я осторожно убедился в том, что и внутри у дверей никого не было. Но в просторном фойе было много следов недавнего нападения — дырки от выстрелов на стенах и ступенях широкой лестницы, ведущей на верхние этажи, гильзы и лужи крови на полу. Судя по следам всё той же крови, трупы потерпевших поражение центровых оттащили куда-то в ту сторону, в которую нужно было и нам.

— Тихо! — Я прислушался к шумам в здании, пытаясь определить, где ещё, кроме как со стороны лаборатории, можно было ждать встречи с октябрятами.

— Мы должны им помочь! Обязаны! — Снова горячо зашептала девочка.

— Да тихо ты! Поможем! — Пришикнул я на неё и она знакомым жестом виновато поджала губы. — Слушай!

Со стороны широкого коридора, уходившего из фойе налево, слышалось редкое гоготание. И иногда звон падающих металлических предметов и битого стекла. Проход, ведущий вправо, был без признаков движения и наполнен только тишиной.

Сверху от лестницы долетал отдалённый звук работающей электропилы. Но в этот раз он не заканчивался воплями добиваемых. Пилили что-то твёрдое. Наверное, вскрывали какие-то двери или контейнеры.

— Пойдём сначала налево. Пока наверху кипит работа, нас не сразу услышат. А как спустятся — тут мы их и встретим. — Я постучал по гранатомёту, висящему на пояснице под ранцем. —

— И может пленники нам подскажут, где искать то, что может пригодиться Виктории или Славе! — Зашептала в ответ Алина, похоже, ещё сомневавшаяся в моём намерении им помогать.