Александр Шакилов - Мы – мутанты
Ага, как же. Динамики выдавали скорострельный речитатив молодчика, безуспешно пытающегося по-русски подражать своим коллегам-латиносам. Неизвестный мне исполнитель – я слишком стар, чтобы следить за веяниями молодежной моды – с пафосным надрывом рассказывал о тяжелой судьбе обычных городских жителей, клевых, конечно, парней – наркоманов и убийц, насильников и грабителей – о том, что клевые эти парни вынуждены заниматься не очень клевыми делами, потому что не они плохие, а потому что жизнь плохая… В общем, песенка, звучащая в блоке, в который мы попали из конуса, меня растрогала до слез. Как и тот, кто ее слушал – коротко стриженный седой дядька годков эдак шестидесяти.
Дергая головой в такт речитативу, мужчина в серой футболке и в голубых, сильно мятых штанах, прижимал к груди нечто вроде системного блока компьютера, из которого почему-то торчали обычные колосья обычной пшеницы. Однако мужчина, видимо, считал эту поросль удивительной и чудесной, раз так любовно, с искренним умилением косился на нее. «Блаженный, – подумал я, – или просто научник, которому удалось вырастить на орбите пучок полноценных растений. Ботаник, точно».
Я ожидал, что, увидев нас, он поднимет шум. И потому жестами показал Фарту, величественно выплывшему из конуса вместе с баллонами цвета хаки за спиной, что намерен нейтрализовать любителя ганста-рэпа.
– Добро пожаловать на Эм-Ка-Эс, Макс! – ни хрена не шепотом продекларировал Сава, чем должен был привлечь внимание ботана и девицы, которую я только сейчас заметил.
Но не привлек.
В упор нас не замечая, престарелый, но еще крепкий, ботан где-то раздобыл ножницы и теперь с прямо-таки кровожадной сосредоточенностью срезал ими колос за колосом. На листе, закрепленном на стене рядом с ним, было напечатано: «Цель эксперимента: получение новых данных о возможных проявлениях (границах) фенотипической адаптации и генотипических изменений у бактерий и грибов, формирующих типовую микробиоту…» Дальше я, конечно, читать не стал, опасаясь за свое психическое здоровье. Нормальные люди таких терминов не знают, они, термины эти, нормальным людям ни к чему, ведь термины на хлеб не намажешь, на себя не наденешь.
– Слушай, Сава, а чего они нас не видят и не слышат? – Я проплыл мимо мужика с ножницами и уставился на девушку, нависнув над ней.
Присмотревшись, я понял, что не так уж она и молода, просто отлично сохранилась. Блондинка. У меня вообще слабость к блондинкам, только вот нет больше той единственной, что забрала мое сердце…
– Так они же вроде зомби. Или роботов. Действуют согласно загруженной программе. Не отклоняясь ни вправо, ни влево. И мы – вне системы их восприятия. Мы ведь не по плану, нас тут быть не может. Для них нас нет.
Блондинка сосредоточенно смотрела на экран ноутбука. «Работает!» – с уважением подумал я и не удержался, глянул-таки, чем таким важным она занимается. Девушка как раз запустила торрент-файл, скачанный с пиратского трекера. Классическую кинофантастику про планету Пандору и синих ушастых человечков ей захотелось посмотреть… Люди хоть на Земле, хоть в космосе везде остаются обычными, слегка отмытыми цивилизацией и причесанными культурой животными – с сумбуром сиюминутных странных желаний, ради которых они способны на самые низменные поступки. А еще над столом, за которым сидела девица, я заметил икону. Как же это по-нашему: выбраться в космос, преодолеть назначенное природой – и взять с собой предмет культа!
А еще все стены на станции облеплены ворсистой тканью. Взглянув поближе, я понял, что это велькро, то есть то, что народ называет липучкой – той самой, что есть на обуви самых маленьких деток, не умеющих еще завязывать шнурки. Крючковатая липкая подложка – кусочки ее – есть на всех предметах: на маркерах, пакетах с таблетками, даже на видеокамерах… Другое дело, что стены из-за этого выглядят неопрятно, потому как к ним прилипли не только положенные предметы, но и всякое разное, вроде улетевших в собственный дрейф капель чая или выпавших волос. Волосы, конечно, дамские, ведь у всех мужчин-космонавтов стрижки короткие. Короче говоря, с помощью велькро на стенах были закреплены провода, всяческое оборудование и даже обычные бытовые вещи вроде карандашей или вилок. Температура на станции, если верить термометру на стене, двадцать три градуса Цельсия. Влажность, согласно моим ощущениям, тоже комфортная.
Да и вообще тут было ничего так, учитывая, что станция – и мы с ней заодно – мчится с первой космической скоростью. «Это сколько?» – спросил я у Фарта. «Ерунда, – ответил он. – Всего-то без малого двадцать восемь тысяч километров в час». Я ему не поверил. Быть такого не может. Я совсем не чувствовал никакой такой скорости. Врет он. Хотя, зачем ему?..
Я задумался.
Вот что я, дремучий Макс Край, университетов не кончавший, знаю о МКС? Да вообще ничего! Вспомнил только, что на станции Новый год можно встречать аж шестнадцать раз, потому что именно столько витков за сутки она делает. Инфа из передачки по зомбоящику, которую я почему-то запомнил, но, честно говоря, я так не понял, почему витки соответствуют количеству праздников…
Фарт сорвал гогглы, респиратор и снял с себя автомат.
– Нам это больше не понадобится! – Все снятое он без сожаления отправил дрейфовать по блоку. Меня, конечно, возмутило столь бесцеремонное его обращение с оружием, но я рассудил, что опытный космонавт знает, что делает. В конце концов стрелять в замкнутом пространстве МКС – не самая лучшая идея. Я стянул с лица защиту глаз и органов дыхания.
Тем временем Сава подлетел к блондинке и, бесцеремонно отодвинув ее, точно она была манекеном, а не человеком, принялся копаться в ее ноуте. Блондинка не возмутилась, она просто не поняла, что ее невежливо сместили.
Скрестив руки на едва заметной груди, она с вызовом обратилась к ботану:
– Грузовик «Прогресс» доставляет на Эм-Ка-Эс всякое разное, крайне необходимое, верно?
Ботан не ответил, он любовался срезанными колосками.
– Верно, – вместо него ответила блондинка. У нее был едва заметный акцент, выдавший ее американское гражданство. – Но почему тогда про чеснок забыли?!
– Потому, – оторвался от созерцания колосьев ботан. Сказано было бесцветным голосом человека, безмерно уставшего от необходимости утверждать очевидное.
– Нет! Это они специально! – парировала американка голосом звонким и истеричным. – И лук тоже не прислали. Хотят, чтобы у нас началась цинга! Чтоб мы тут все посдохли на орбите!
– Подохли, – поправил ее ботан. – Ты преувеличиваешь. У нас и так чеснока с луком больше чем надо…
Судя по его акценту, он был имперцем, причем из Москвы.
