Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич

Разбудил меня грохот в ворота. Сразу определив Взором, что это ко мне, я успокоил девчат, убрал все артефакты, включая книгу о войне, которую Ксюша читать начала (до полночи читала, используя керосиновую лампу, я знаю, дважды к ней бегал поскрипеть кроватью), и в одном исподнем направился открывать калитку в воротах. По пути убрал машину в Хранилище; ворота глухие, хороший мастер делал, так что с улицы машину точно не видели.

Подойдя к калитке, я спросил:

– Кто там в такую рань ломится?

– Я ищу товарища Туманова. Я правильно попал?

– Товарищ Туманов – это я, – открывая калитку и перегораживая вход, ответил я. – Что надо?

У ворот стоял младший лейтенант с эмблемами бронетанковых войск. Чуть дальше, потрескивая остывающим мотором, стоял старый, но вполне бодрый и живой «фаэтон» линейки ГАЗ. В кабине уже спал явно опытный боец, водитель в звании ефрейтора.

– Вам нужно проехать со мной.

Подняв руку циферблатом наручных часов в сторону незваного гостя, я с возмущением в голосе сказал:

– Полшестого!

– Товарищ боец, вы военнослужащий и должны преодолевать все тяготы военной службы.

– У меня увольнительная, и до двух часов завтрашнего дня я гражданский, пока увольнительную не отменит штаб моей дивизии. Вы оттуда? Если нет, скатертью дорога.

– Боец, вы что себе позволяете?! – возмутился тот.

– Настроение плохое. Представляете, меня приводит в бешенство, когда меня будят в такую рань, да ещё в законную увольнительную, которую я не собираюсь тратить на что-то другое кроме своей семьи.

– Я подам на вас рапорт, вы под суд пойдёте за неподчинение старшему по званию.

– И что? – Я сделал вид, что не понимаю ситуации. – Я уже был лейтенантом, разжаловали в старшины, из старшин разжаловали в простые красноармейцы. Куда дальше? Из красноармейца в белогвардейца?

Лейтенант молчал, напряжённо глядя на меня, и я недовольно буркнул:

– Ну, мне смешно было. По-моему, хорошая шутка. Ладно, лейтенант, предъяви документы, и я пойду собираться.

Лейтенант протянул удостоверение, и я его изучил. Так и есть, бронетанковое управление. Что им нужно в такую рань? Оставив лейтенанта у открытой калитки, я вернулся в дом, скинул галоши и фуфайку (под утро было заметно прохладно), надел свою красноармейскую форму, застегнул ремень, согнав складки назад, поправил и протёр награды, надел пилотку на голову, натянул сапоги и, поцеловав жён, велел им закрыться и досыпать. Сам направился к выходу.

Вскоре заурчавшая машина повезла нас в сторону бронетанкового управления, это если я не ошибаюсь с маршрутом. Меня посадили рядом с водителем, лейтенант сидел сзади, недовольно сверля взглядом мой затылок: недоволен был, что я не побежал на цыпочках выполнять его приказы, повизгивая от радости.

Лейтенант удивится, но я ещё сдержался и говорил с ним вполне вежливо. Реально взбесило, что мне увольнительную хотят испортить. Мне её вообще на сутки давали, едва-едва выбил на двое суток, мне это пяти трофейных шоколадок стоило, но оно того стоило (простите за каламбур). А тут какой-то хмырь прикатил с утра (вон ещё только светает) и пытается забрать. Давно я отвык сдерживать себя, но тут получилось, и лейтенант даже целый. А вот тому, кто его отправил, я в глаза хочу посмотреть, может и схлопотать от меня. По ситуации. Злость во мне бурлила и требовала выхода.

Мы проехали автобронетанковое управление, но удалились недалеко: через три здания припарковались у проходной на какой-то объект, который охранял красноармеец с винтовкой. Когда мы покинули машину, водитель уже спал: он не просто опытный, он гуру службы.

Я провёл несколько ударов, такой лёгкий боксёрский бой с тенью, и, согнав складки назад, велел посыльному-лейтенанту:

– Давай, летёха, веди к тому, кто тебя послал. Посмотрим, насколько у него крепкая челюсть.

– Боец, ты бессмертный? – удивился лейтенант.

– Вообще-то да. Нас от полка тридцать два таких бессмертных осталось.

Выглядел я взъерошенно, да и ссадины на лице и шее до конца не зажили: я слегка замедлял заживление, чтобы оно шло на уровне других бойцов. Так что две царапины от ногтей на щеке – это один пехотинец руками как граблями размахивал, а я не успел среагировать на траекторию замаха. Над левым глазом ранка – осколок чиркнул. На шее следы от пальцев и след укуса – это от рукопашной. Плюс синяки, самый большой, уже сильно пожелтевший, на правой скуле. Самое забавное, синяк на скуле я получил от своего же голема. Тот добивал лежавшего гренадёра, делал замах, а я рядом наклонился, опуская приклад автомата ППД на голову другого гренадёра, вот они и встретились – локоть и скула.

Меня провели через проходную, проверили документы, в том числе и увольнительную. Никаких меток на неё ставить не стали, но мои данные в журнал посещения внесли. Вахтёр – на проходной именно вахтёр был, пожилой мужчина, по факту старик – пропустил нас на территорию.

Лейтенант сопроводил меня до здания управления. С интересом изучая вышки с часовыми и охрану объекта (Взор мне уже всё показал), я с некоторым разочарованием пробормотал:

– Так это шарашка, что ли?

Похоже, так оно и было. В двух довольно больших сараях, ангарами их язык не повернётся назвать, находились несколько трофейных немецких автомобилей и два броневика, практически разобранные. Военные трофеи, без сомнений. Причём стоит отметить, что всё вездеходное повышенной проходимости. Здание с закрытыми решётками, похожее на общежитие, где и содержат специалистов, которые всё это изучают, всего семнадцать человек. Любопытно, а я здесь каким боком? Или на кого-то произвёл впечатление «Хамви»? А что, вполне может быть. Узнать у Конева, кто за рулём и чья машина, можно без проблем, дальше поиск, и кто первым успел. Тогда появление лейтенанта в такую рань вполне логично. Меня только смутил свежий и бодрый вид младлея, ведь если бы он всю ночь меня искал, то выглядел бы иначе.

Меня завели в здание управления. Нас там уже ждали: вахтёр с проходной позвонил и предупредил, когда мы покинули его территорию. Ожидал меня капитан, причём в этот раз госбезопасности. Видимо, старший в этой шарашке. Что интересно, лейтенант, постучавшись и открыв дверь, передал меня с рук на руки капитану, а сам покинул территорию, пешком дошёл до бронетанкового управления и лёг отдыхать в комнате для отдыха, он оказался помдежурного. Водителя он отпустил, и ефрейтор перегнал газик в гараж управления. Пешком, что ли, возвращаться?

В кабинете у нас с капитаном шёл совсем другой разговор. Мы не представились друг другу. Он удивлённо посмотрел, как я, подойдя к столу, нагло отодвинул один из четырёх свободных стульев и сел напротив него, после чего сказал:

– Боец, мне нужно знать всё о том автомобиле, на котором ты подвозил генерала Конева.

– Забудь. Ещё что-то?

– Боец, ты не охамел случайно?! Это что за вид?! Встать!

– Как же вы мне все надоели, – вздохнул я, вставая и начиная расстёгивать ремень. – Подняли в такую рань, настроение ни к чёрту. Хочу драки. Скидай френч, будем драться. Не как командир с бойцом, а как мужик с мужиком.

Капитан несколько секунд с удивлением смотрел на меня, потом хмыкнул, встал и начал расстёгивать пуговицы френча.

Спустя восемь минут я, морщась, потрогал разбитую губу и, покосившись на капитана (по армейским понятиям он подполковник), уточнил:

– Первый разряд?

– Мастер спорта вообще-то, – тоже морщась, ответил капитан. Он пальпировал рёбра, я их ему хорошо намял, выдав серию ударов, да и по лицу настучал, вон покраснения, которые скоро превратятся в синяки.

– Не, на мастера ты не тянешь. Первый разряд ещё куда ни шло. Хитрым финтом ты меня почти подловил. Ладно, говори, чего надо.

– Никакого уважения к командиру, – хмыкнул он, осторожно надевая френч.

– Моё уважение не так просто заслужить. Красивой формы и высокого звания недостаточно.

– Хочу тот автомобиль получить. Квадратный, с большими широкими колёсами.