Александр Афанасьев - Нет пути назад
– Честь.
Путилов пожал плечами – мол, и находятся же идиоты.
– Услуга за услугу, – остановил его я.
Путилов недоуменно посмотрел на меня.
– Не переживайте, ничего страшного. Ротмистр Алим-Бек.
Путилов не смог скрыть улыбку. Он-то не может не знать о нашем конфликте с блистательным ротмистром. Знает он и его причину. Знает… И думает сейчас про себя: вот тебе и честь, вот ты и открылся.
Простолюдин никогда по-настоящему не поймет дворянина. Как не поймет человек, снимающий ложу в Малом Императорском, человека, снимающего ложу на Петровском стадионе. Разные миры.
– В выходные устраивает в особняке кутежи, приводят кафе-шантанных дам. Легкие наркотики. Стрельба в воздух. Ничего особенного.
Разучились наши спецслужбы мышей ловить, ох, разучилось. Каха Несторович такое бы не пропустил, он вообще не выносил, когда собираются больше чем по трое. Та эпоха – эпоха Кахи Несторовича Цакаи – вошла в историю как эпоха полицейского произвола, злых стихов и эпиграмм, политических процессов и травли. Про это даже стихотворение сочинили, приведу только его четверостишье.
…И выхода нет. Что толку в борьбе?
Бумага уже в конверте.
Ни лучших времен, ни громких имен —
все давит стальной каток.
Последний пейзаж, доступный тебе
за восемь секунд до смерти, —
Плакат на плацу, лохмотья знамен,
затоптанный в грязь цветок[73]…
Злое, неуважительное… вот только есть один нюанс, который мало сейчас кто припоминает. Те годы оказались одними из немногих лет в истории России, которые смело можно назвать спокойными. Сейчас…
– То есть ничего такого на него нет.
Путилов улыбнулся:
– Намного меньше, чем на вас, сударь.
Ну да, конечно.
– За ним ведется наблюдение?
– Конечно. Периодическое.
– Тогда… не будет наглостью, если я попрошу… наблюдение снять.
Путилов внимательно посмотрел на меня.
– Сударь, еще одна перестрелка, подобная той, что имела место в Императорском яхт-клубе, – и полагаю, вам потребуется изрядный адвокат.
– Не переживайте, – ровно сказал я, – мне всего лишь нужно с ним поговорить. Всего лишь поговорить.
Путилов пожал плечами:
– Хорошо. Будь по-вашему…
Первый улов на установленную мной у дома камеру пришел через два часа, когда я сидел на Невском и пил чашку за чашкой крепкий кофе, набираясь сил. На экране был видно, как из ворот выехал белый «Майбах» шестидесятой модели и пошел в мою сторону… то есть в сторону «БМВ». Машина была, как и положено, с тонированными стеклами, но лобовое-то открыто, как и надлежит правилам. И водитель камере открыт.
Второго гостя дома эмира Бухарского я увидел почти сразу после этого. Он просто вошел в дом через парадный вход, огляделся – и вошел. Я его узнал – даже с большого расстояния, без очистки изображения.
Ну… вот и встретились. Здравствуйте, господин Алан Сноудон, двенадцатый граф Сноудон, князь де Роан, герцог де Субиз. Добро пожаловать в славный град Петра…
А ведь я вас предупреждал. Теперь не обессудьте…
Санкт-Петербургский курьер
№ 164
…Таинственное происшествие имело место быть вчера в одном из самых аристократических заведениях нашего города – Санкт-Петербургском Императорском яхт-клубе. Примерно в пятнадцать ноль-ноль в здании клуба прогремели выстрелы, – и граф Николай Толстой, светский лев Санкт-Петербурга, известный во многих столицах мира, был убит наповал. Кроме того, случайным выстрелом был убит наповал гость нашей столицы, просто оказавшийся в несчастливом месте и в несчастливое время…
Наши источники в полиции сообщают, что по этому делу уже есть задержанный, и имя его также должно быть хорошо известно публике. Это не кто иной, как адмирал князь Александр Воронцов, совсем недавно ушедший в отставку с поста наместника ЕИВ в Афганистане и свободном городе Карачи, один из наиболее титулованных военных Империи, долгое время бывший одним из наиболее вероятных кандидатов на пост руководителя спецслужб Империи.
Полицеймейстер Санкт-Петербурга, доктор Август Фон Кофф, барон фон Фон Кофф отказался подтвердить или опровергнуть сведения о причастности адмирала Воронцова к этому делу, так же он отказался сообщить, есть ли в этом деле подозреваемые вообще. Однако адмирала Воронцова со вчерашнего дня никто не видел ни в Санкт-Петербурге, ни в Кабуле, ни в Карачи, ни в Кандагаре. И если сведения наших источников в полиции верны, то перед нами еще один акт человеческой драмы, разыгрывающейся на наших глазах. Долгие годы адмирал Воронцов представлял собой образец верного служения России, и в имевшей место в Санкт-Петербургском Императорском яхт-клубе трагедии виноват не столько он, сколько все наше общество, охотно поминающее павших героев, но погребающее героев живых во мраке забвения. Давайте еще раз задумаемся над этим…
Российская империя
Санкт-Петербург
Дом эмира Бухарского
2 марта 2017 года
Да, я не поверил в то, что скажешь мне ты,
Вот и все, что Бог отмерил, мы стоим у черты…
На одной из центральных улиц города граф Алан Сноудон бросил свой мотоцикл. С ключом в замке зажигания. Если он хоть немного разбирался бы в людях, знал бы, что мотоцикл скоро угонят.
На Невском, как всегда, было полно народа, неспешно фланировали разодетые на старый манер или, наоборот, на новомодный минималистический дамы, кричали газетчики, стремясь сбыть свой сиюминутный товар, пока он не устареет, степенные бородатые извозчики, пересевшие на моторы, но не утратившие от этого свой колорит, высматривали господ из ресторанов, которым вовсе не стоит садиться за руль в таком виде. А в ресторане Гранд-отеля Европы, одном из наиболее блистательных мест Санкт-Петербурга, дорого, но нарочито скромно одетый человек средних лет, похожий на биржевого дельца – нувориша, раздраженно швырнул на пол свежий номер газеты, пытаясь прийти в себя после удара, который он получил.
Что, ко всем чертям, там произошло?
Кейн не мог провалиться. Лейтенант Алан Сноудон, граф Сноудон и бывший боец Специальной авиадесантной службы хорошо это знал. Они были маленькой замкнутой кастой, среди своих они звались «миньоны Его Величества», самые верные слуги, которым можно поручить все что угодно, где угодно, при каком угодно риске для жизни. Они тренировались вместе, и граф знал, что капитан-лейтенант Кейн не промахнется. Не мог он и вызвать подозрений… в России он был своим, больше русским, чем англичанином. Ни внешность, ни манеры, ни акцент не выдавали в нем англичанина, ничего! И он не мог не выполнить приказ, потому что ходил первым, ходил с белых, а если это так, то он мог опустошить весь магазин своего пистолета, убить наповал нескольких человек, прежде чем кто-то что-то начал бы понимать вообще. И если Кейн убит и граф Толстой убит, то происходит что-то неслыханное.
Это простое и жестокое правило, проверенное десятками тысяч перестрелок: при равенстве мастерства соперников выживает тот, кто начинает стрелять первым. Кейн пошел туда, чтобы убрать Толстого, ненадежного и слишком много о себе возомнившего… но как там оказался Воронцов? И как он сумел выжить?
А в том, что это был Воронцов, граф был уверен. Хоть и видел его лишь мимолетно, перед тем как газануть.
В магазине готового платья он купил полный набор одежды. В банях снял номер, вымылся и сменил всю одежду, вплоть до трусов и носков, а старую выбросил рядом с банями в пакете – на радость старьевщикам. Он уже не мог исключать ничего, в том числе и того, что каким-то образом подцепил жучок – на одежду или даже на тело… мало ли что может быть. Именно поэтому он вымылся и полностью сменил одежду. Привести слежку туда, где он жил, он не мог – это было бы катастрофой…
Идти на Карповку посветлу было нельзя. Весь остаток дня он проболтался по городу. Он садился в автобусы и маршрутные шаттлы, кликал извозчика, чтобы выйти, проехав лишь квартал, вертелся около витрин, зашел в Шуховский пассаж, чтобы купить какую-то книгу и выпить чая на фуд-корте – привычный файв-о-клок ти, джентльмен отказывается от своих привычек лишь в случае самой крайней необходимости. Рядом сидели веселые дамы возраста чуть старше, чем «молодые», и одна оказывала ему столь явные знаки внимания, что можно было бы переночевать и у нее. Но, подумав, граф отказался от этой идеи: если он пропадет, будет еще хуже, эмир может подумать, что его предали.
Когда начало темнеть, он пошел к дому эмира, петляя и постоянно проверяясь. Дважды он перебежал полную машин дорогу, вызвав шквал возмущенных гудков.
