Йен Уотсон - Инквизиторы космоса
Это была та самая лаборатория, которую сержант Хаззи Рорк показывал трем братьям на голограмме еще на Некромонде в те стародавние времена.
Здесь еще находилась все та же стальная рама и механическая рука. Тут же имелась ванночка для рук из прозрачного стеклосплава, а над ней резервуар с жидкостью.
На стене, окованной медью, висел хирургический скипетр, обвитый змеей. Его сжимала латаная перчатка с шипами на костяшках пальцев. Верхний конец обвитого змеей стержня перерастал в острые хирургические щипцы.
Лекс повернул кран, позволив прозрачной бесцветной жидкости наполовину заполнить стеклянный сосуд.
Он плюнул в него, и жидкость тотчас зашипела и задымилась.
Бесспорно, это была все та же кислота. Едкая aqua imperialis.
Гравировальное стило Лекс положил на скамью из пласталя, на которой покоился стеклянный сосуд.
Потом до пояса разделся.
Тело его было безупречно чистым, без единой отметины.
Гладким, незапятнанным, если не считать контурных линий, следов давнишних имплантаций.
Но шрамов от ран не имелось.
Зато какой же запятнанной была его душа!
Отказавшись от услуг механического захвата, он опустил в прозрачный сосуд левую руку.
Едкая жидкость, зашипев, вскипела и принялась разъедать его плоть. Из сомкнутых губ Лександро тоже вырвался звук, похожий на шипение. Но не больше.
Так он и стоял, прикованный к месту, но не физическими узами, а волей, навязанной его могучим мышцам, и терпел невыносимую пытку, наслаждаясь этой мукой. Усилием воли он заставил свои пальцы лежать не шевелясь на дне сосуда, в то время как пузырящаяся жидкость начала белеть от растворяющейся в ней ткани…
* * *Длилось это достаточно долго.
Несмотря на противоречивые сигналы о нестерпимой боли, посылаемые разорванными нервами, мышцы левой руки Лекса все же повиновались ему, когда из сосуда он вытащил скелет, оставшийся на месте его кисти и положил кости, связанные остатками разъеденной соединительной ткани на скамью.
Предплечье и плечо имели мышечный и кожный покров.
От ладони остались голые кости.
Ну ничего, поверх этой арматуры хирурги смогут нарастить новые нервные волокна, синтетическую мышечную ткань и кожу и восстановят кисть руки. Так что он не сделал из себя калеку. Он не собирался отказывать Братству в своем кулаке. Это было бы святотатством… а святотатство не входило в его намерения.
Правой рукой Лександро поднял со скамьи гравировальный инструмент. Поставив его в рабочее положение, медленно он начал наносить на собственные кости пясти и фаланги рисунок.
Красивым шрифтом, стараясь писать как можно мельче, снова и снова выводил на собственных костях Лександро имена Ереми Веленса и Биффа Тандриша, а также их настоящей родины: Муравейник Трейзиор, Некромонд.
Он к каждой букве стремился к совершенству.
Через два часа, когда полностью исписанными оказались все кости тыльной стороны ладони, он перевернул ее и продолжил наносить все те же письмена и на ладонную часть руки.
То и дело на раскаленный наконечник гравировального инструмента сбегала, охлаждая его, слеза.
Наконец он остановился.
Подняв покрытую гравировкой руку, он, поворачивая ее, внимательно рассмотрел, после чего пробормотал:
— Простите меня.
К кому он обратил свою мольбу? К Ери и Биффу? К Рогалу Дорну? К Богоимператору?
Несмотря на то, что мышцы левой кисти руки по запястье полностью отсутствовали, разъеденные кислотой, равно как и нервы, пальцы его медленно начали сжиматься.
Чудесное действие сжало кости его руки-в… кулак.
Скелет имперского кулака.
Ошарашенно уставился он на кулак, обра-зованный покрытыми гравировкой костями.
И перед его лихорадочным внутренним взором предстало изображение личного геральдического знака, который будет у него, когда он станет офицером, хотя теперь у него больше не было амбициозного желания удостоиться такой чести…
Нет.
Ситуация была слишком неподходящая.
* * *В тот момент, когда казалось, что только тонкая красная нить веры спасает вечно изменяющуюся паутину Империи от мятежников и еретиков, орков и генокрадов, что могло быть ужаснее, чем появление прародителя этих генокрадов — огромного флота тиранидов?
На самом деле, что могло быть страшнее этой угрозы? Если не считать Сил самого Хаоса?..
Но сражаться с ними Лекс никогда бы не смог. Он не должен был допускать ни единой мысли о Тзинче, потому что одна мысль могла испортить его…
Как бы здорово было снова оказаться на Некромонде, в своем муравейнике, и стать на девственно невинным, когда тебя страшит такая ерунда, как понижение в положении, загрязнение отходами, разборки между уличными группировками, хищные кочевники, таинственные шабаши ведьм, мутанты, голод и другие мелочные заботы.
Но Лекс больше не был невинным.
Он нес ответственность.
Клетку своих сжатых костей он подносил Примарху…
И в его сердце как будто разверзлась другая клетка…
… куда ударил луч сияющего света Рогала Дорна.
Этот анакомый свет, неся благословение, пронзил его как шпага, с нанесенным на ее острие жгучим бальзамом.
