Кира Иларионова - Метро 2033: Код зверя
— Или все гораздо проще — вы с Викой уже где-то виделись раньше. Но ты забыл.
— Такое забудешь.
Легкий ветерок коснулся пламени, прижимая его лепестки к земле. Поднял на прохладных ладонях хлопья древесного пепла и потащил их в темнеющее небо. И в этих угасающих искорках Фрун-зику виделись огни далекого заполярного Рая. Дома, в который он уже и не надеялся вернуться.
— Память вообще штука странная, — парень поправил повязку на плече. — Бывает, стараешься что-то забыть. Гонишь это от себя, забиваешь в самую глубь головы, на дальнюю полку, запираешь на замки… И все равно помнишь. Как будто это произошло только вчера.
Хайк смотрел в танцующее пламя и видел в его тенях десятки картин. Ровный строй молодых ребят, нарочито серьезных, горделиво выпрямившихся. Они только окончили учебку, и казалось, что все в мире им по плечу. Их мечты рассыпались багровым снегом и растаяли под меховыми сапогами рыжеволосой бестии Шеки. Кто-то погиб на стенах Рая, кто-то остыл в сугробах, пронзенный копьями дикарей. И даже те, кому посчастливилось выжить, уже не были прежними. Фрунзик видел, как в глазах друзей гаснет огонь. Как они становятся живыми мертвецами. Ни стремлений, ни желаний. Ни мечты.
— А то, что забывать не хочешь, моментально выветривается из головы.
Док, Скальд, Медведь, Лис. Зачеркнутые строчки в списке Костлявой. Имена, выцарапанные гвоздиком на солдатских жетонах. Наверное, такова судьба военных — строем идти на тот свет по позывным. Но настоящие имена друзей Хайк не забудет никогда. Ко-стян, Кирюха, Михан, Саня.
— Но так, наверное, даже лучше. Мы, человеки, никогда не знаем, чего на самом деле хотим. И наши черепушки решают это за нас. Мы помним то, что должны помнить, и забываем ненужное.
Хайк с тихим стоном растянулся на траве.
— Да ты, оказывается, мыслитель, Фунтик, — Макс едва заметно улыбнулся.
— Я — Фрунзик, — хмыкнул в ответ Хайк.
Питерец тихо рассмеялся и откинулся на спину. Сорвав травинку, сунул ее в зубы.
— Постараюсь запомнить.
* * *Именно в такие моменты Фрунзик понимал, насколько ему повезло с начальством. И если по-отцовски заботливый прапорщик уже воспринимался, хоть и с уважением, но как нечто само собой разумеющееся, то капитан продолжал удивлять. Ермолов — человек по природе угрюмый, серьезный, привыкший отдавать приказы, как и выполнять оные, со свойственной ему педантичностью, — на деле был командиром далеко не безучастным. Порой создавалось впечатление, что над бойцами он трясется в разы сильнее Чугуна, хоть и скрывает это всеми доступными способами. Почище второй мамочки.
Фрунзик знал, насколько недоволен капитан его ранением. Да, легкое, да, пуля всего лишь чиркнула по плечу. Но и Хайк — не герой голливудского фильма, а пистолет — не детская рогатка. Мышцы руки повреждены, и хоть она не потеряла подвижности, ее необходимо держать в покое. Да и ощущения, откровенно говоря, ниже среднего. Видимо, руководствуясь именно этими соображениями, Ермолов настолько неохотно разрешил бойцу сменить его на ночном дежурстве. Сам же Фрунзик считал недопустимым гонять балду, когда остальные вкалывают. По-другому его воспитывали: каким бы ни было твое моральное и физическое состояние, со своим отрядом ты в любой момент должен быть готов и в драку полезть, и пулю словить, и браги напиться, и рассвет встретить. А то, что парни и начальство до сих пор имя твое коверкают — так, мелочь, хоть и раздражающая.
Вот и ерзал теперь Фрунзик на операторском сиденье в надстройке, пытаясь найти удобное положение для перебинтованной руки. Попутно ругая себя за слабость. Настоящий мужчина и воин не имеет права жаловаться на жизнь. Ну разве что в разговоре с очень умным человеком — с самим собой, — и максимально тихо. А лучше молча.
Кое-как примостив, наконец, многострадальную конечность, парень осмотрел лагерь. И в очередной раз удивился, насколько сильно изменилась местность. С самого рождения он не отходил от периметра Полярных Зорь дальше нескольких километров. Сопки, поросшие карликовыми березками, в обрамлении каменных валунов. Невообразимо близкое небо, в зимнюю пору расцветающее северным сиянием. Сотни озерков, родников, болот, топей. Таким был его родной край. А здесь… Здесь совсем другой мир, другая природа. Что ни лес — то непроходимые дебри, что ни дерево — то гигант, казалось, поддерживающий ветками небосвод. Иные животные, иные растения. И люди иные.
Фрунзик заметил на краю поляны движение, и спустя мгновение среди деревьев показалась невысокая темная фигура, бесшумно лавирующая среди низких веток с грациозностью кошки. Парень улыбнулся: Вика вернулась. Хайк давно не воспринимал девушку как угрозу. Скорее, как очень чудаковатого товарища. Учитывая его собственные пунктики насчет имени, — кто без греха, пусть первым кинет камень. И да, если случится вернуться домой, надо будет обязательно навестить батюшку. Давненько он не исповедовался — перед выходом не хватило времени, чтобы незаметно улизнуть от ока командира. Заядлый атеист, он не слишком поддерживал подобную набожность в своих бойцах. Но и не мешал, и на том спасибо.
Когда охотница вышла на поляну, улыбка медленно сползла с лица Фрунзика. То, что было принято им за ловкость, на деле оказалось банальной слабостью. Вику заметно шатало, она едва волочила ноги. А дойдя до спящего на краю лагеря Николая, и вовсе опустилась на колени.
Поглядывая на Лесника и замирая, когда тот двигался во сне, девушка принялась рыскать в его вещах. Найдя термобокс, откинула крышку и, достав одну из пробирок, посмотрела ее на просвет. С увеличивающимся удивлением Фрунзик наблюдал, как охотница поочередно вынимала все скляночки и выливала их содержимое в траву. Дальнейшие манипуляции парень уже не смог рассмотреть — закатав левый рукав, Вика повернулась к грузовику спиной. А вернув закрытый термобокс на место, сделала то, отчего волосы на голове Фрунзика зашевелились. Матерясь, он скатился с сиденья. Последнее, что Хайк увидел сквозь бойницы, — Вика, зависшая над Николаем с занесенным клинком.
Но когда парень выскочил из кунга, девушки на поляне уже не было. А Лесник мирно спал, даже не заметив, что всего мгновение назад мог лишиться головы. Услышав отдаленный шум за деревьями, Хайк подхватил со своей лежанки оружие и медленно пошел к лесу.
Тусклый лунный свет едва пробивался сквозь переплетение веток, и между стволами царил полумрак. Легкий ветерок, гуляя в древесном лабиринте, создавал звуки, так похожие на шаги. Периферическим зрением парень улавливал смутные тени, но стоило ему развернуться, и наваждение исчезало. Лишь неровный строй деревьев и полосы лунных лучей, просачивающихся сквозь кроны, так похожие на струи дождя.
Шеи Фрунзика коснулся холод. Колючий холод отточенного клинка.
— Зачем ты меня преследуешь? — едва слышно прошипела Вика.
Парень непроизвольно выпрямился и развел руки.
— Я видел, как ты пыталась убить Лесника, — проговорил он.
Страха не было. Захоти охотница, Хайк бы умер сразу, а не стоял и не отвечал на вопросы.
— Но ведь не убила, — хмыкнула девушка.
А вот от ее тона Фрунзику становилось не по себе. В нем не было ярости, злости или ненависти. Только усталость. И смертельная тоска. Шею перестало леденить, послышался тихий шелест возвращаемого в ножны клинка.
— Топай в лагерь.
— Только вместе с тобой, — парень медленно развернулся.
Вблизи Вика выглядела еще хуже. Комбез в пятнах подсохшей грязи, на разгрузке не хватало кармашков, — они, судя по лоскутам тканевых ремешков, были вырваны с мясом. Неизменный темный подшлемник, разорванный в клочья, висел на шее девушки бесполезным хомутом. Лицо в свежих ссадинах, костяшки пальцев сбиты. Растрепавшиеся волосы сплошь серебристые от седины.
— Пытаешься мне указывать? — бледные губы Вики растянулись в грустную улыбку, отчего подживший разрез на них лопнул, и по подбородку прокатилась багровая капелька. — А ведь я могла убить тебя. Сразу. Ты бы и пикнуть не успел.
— Но ведь не убила, — в тон девушке произнес Фрунзик.
Охотница кулаком стерла с лица кровь и вдруг вскинулась, затравленно посмотрев куда-то в сторону. Глаза ее забегали, а рука потянулась за спину к рукояти клинка. Только теперь до ушей парня донесся приближающийся шелест. Шаги.
— Уходи, — рыкнула Вика.
Девушка встала к нему спиной, будто закрывая собой от шума шагов, и рывком вытащила оба мачете. Парню послышался отдаленный то ли шепот, то ли смех, от которого Вика напряглась, как готовый к атаке зверь.
— Уходи! — повторила она громче.
Звук шагов сместился левее, будто нечто или некто одним прыжком преодолело добрых метров десять. Охотница двинулась в его сторону, вновь отгородив Фрунзика от источника шума.
