Виктор Ночкин - Слепое пятно
— И мы их здесь встретим? Гуманоидов?… — Все тут же притихли. — Ладно, ответ принимается. Сталкера Петрова учёные расспрашивают: вот вы, говорят, Зону исходили, все изучили как следует… какие породы мутантов вы знаете? Он говорит: есть три основные породы: съедобные, после которых живот болит; съедобные, после которых живот не болит, и ещё те, которых на вкус не пробовал. Опа, пришли!
Дорогу нам преградила своеобразная баррикада — нагромождение кусков бетона с торчащими арматурными прутьями, балки, пластиковые бутылки, смятые канистры, консервные банки и тому подобный хлам. Груды мусора были будто спрессованы, зазоры между крупными кусками забиты мелочевкой, как если бы щели законопатили нарочно, арматура сцепилась и кое-где толстые прутья даже были заплетены мягкой алюминиевой проволокой. Куча доходила до самого верха и перегораживала туннель полностью.
— По-моему, это… — Вандемейер замялся, — это сооружение рукотворное.
— Ага, гуманойиды зробылы.
— А другие пути есть? — поинтересовался я. Мне по-прежнему не хотелось вникать в карту подземелья, здесь я полагался на спутников. — Вот эти проходы, которые мы миновали, они куда ведут?
— Налево — в большой зал, — ответил Дитрих. — Через зал можно выйти в другой сектор, там тоже…
— Навищо нам зал? Там сволота мелкая, — напомнил Костик. — Оти пацюки шкидлыви.
— А направо?
— А справа ничего нет. Помещения поменьше, тупики. Может, склад какой-то.
— Та не треба нам туды. — Костик едва не канючил. — Выхид же прямо. Мы ци дрибныци разберемо и пройти зможемо! Хлопци, вы чого?
— Впереди, может, и выход, но только до него ещё шагать и шагать, — заметил я, — а эту баррикаду явно кто-то складывал. Значит, нам придется этого кого-то миновать. Ох, не нравится мне это сооружение.
Костик тяжело вздохнул, подошел к куче, подергал за торчащую арматурину, потом ухватился покрепче и сделал шаг по наклонной стене, из-под его ног посыпался мусор…
— Костик, погоди, — позвал я. — Ты чего?
— Як чого? Там, дывы, скынуты пару кирпичив и пролизтемо. Не можу я бильше тут, Слипый, ну от не можу, й годи! На волю треба, та й спина болыть.
— А что у тебя со спиной? Ты же в руку и в бок ранен? А спина чего?
— Не знаю, що там. Учора почалося, поперше я не номитыв, бо руку сыльнише видчував, а зараз нибы вогнем палыть…
— Так, а ну быстро сюда! — скомандовал Дитрих. — Снимайте верхнюю одежду! Живо! Живо-живо!
Конечно, Костик — он ведь железный человек, терминатор, андроид. Если пожаловался, значит, в самом деле больно.
Вандемейер обернулся ко мне:
— Видите ли, когда я его осматривал, думал — там обычная ссадина, но если до сих пор так болит… Костик, мне долго ждать?
Терминатор покорно слез, скинул плащ, крутку, задрал рубаху и обернулся спиной к свету. Хорошо ещё лампа здесь была достаточно яркая. Я глянул и присвистнул — похоже на огнестрельную рану. А Вандемейер не свистел, он сноровисто распаковал контейнер на поясе, протер руки салфеточкой и стал ощупывать края раны, Костик только вздыхал, но я понял, что ему очень больно.
— Как же так можно! — буркнул рыжий. — Там пуля!
— Та звидки там?… Чи вы в мене також стрилялы, Вандемейер? Не чекав я вид вас, бо вы ж европеець, культурна людына.
Он ещё шутит!
— Рикошетная, — догадался я. — Костик, ты чего, а если заражение? Надо же было сразу…
— Вряд ли заражение, — Дитрих уже бренчал инструментами, — пуля засела под кожей, если бы заражение, то опухоль выглядела бы иначе. Внимание!
Я поспешно отвернулся. Ничего не могу с собой делать — чувствительный я. Даже не знаю, как бы контролёра резал, когда б на трезвую голову…
— О-ох… — выдохнул Тарас.
— Не двигаться… так… теперь пластырь… готово, одевайтесь.
Я обернулся. Дитрих протягивал терминатору смятый кусочек металла. Хороший у нас хирург, в Африке на неграх тренировался — сразу видно.
— Вот вам, Костик, на память. Лучше любого артефакта.
— Однажды сталкера Петрова ранили в перестрелке, — проникновенно произнес я.
— Ну й що? Що там дали? — Тарас заинтересовался.
— Не знаю, дальше я ещё не придумал.
— Трепло ты, Слипый. А ну, ворушись, разбырай завал! Спочатку ти зализяки тягны, ну! Потим оци!
Чтобы проделать под потолком лаз, сквозь который можно было миновать баррикаду, нам потребовалось минут двадцать, не больше. Кем бы ни были неведомые строители, руки у них явно росли из задницы. Очень уж непрочно все держалось. Самой большой проблемой оказалась не собственно работа, а опасность, что, когда мы будем пролезать в дыру, вся эта хрень поползет под ногами, разъедется, обрушится и погребет нас под обломками — высота же немаленькая, метра четыре, а то и больше. Какой смысл громоздить такую гору, если она настолько непрочная?
Баррикада «дышала» и проседала под ботинками… очень неприятное ощущение. Так что, когда мы спустились к подножию по другую сторону, все вздохнули с облегчением. За себя по крайней мере я ручаюсь — вздохнул! А потом глянул вдоль туннеля… ой-ей-ей. Вдалеке, скупо освещенная мигающими тусклыми лампами, виднелась ещё одна баррикада. Ничуть не уступающая той, что осталась позади. Бег с препятствиями по-пластунски. Нет такого вида спорта в олимпийской программе! Но делать нечего, мы двинулись к новому барьеру.
А в самом деле интересно, что сделал сталкер Петров, когда его ранили в перестрелке?
— И що це воно… навищо… — Костик двинулся к подножию нового препятствия, закидывая автомат за спину.
Я прекрасно понимал его раздражение — левой рукой работать неудобно, всё кажется непривычным, да ещё наш терминатор небось переживает — привык быть самым ловким!
— Чш! — Ванемейер вскинул руку, призывая к тишине.
Мы с Тарасом послушно замерли. Я медленно огляделся — никого и ничего, тогда я глянул на Дитриха. Тот уставился на свой хитрый радиоприборчик.
— Вандемейер, — шепотом позвал я, — вы что, опять за свое?
— Я поставил на прием, — так же тихо ответил рыжий, — здесь что-то есть. Или кто-то — там, дальше по галерее, за этой стеной. Не волнуйтесь, я — только на прием!
«Стеной» он назвал баррикаду, сквозь настоящие стены его аппарат не брал, это очевидно. Такой слой армированного бетона — штука надежная.
— То й що тепер?
— Сейчас-сейчас, они уже уходят… — задумчиво прошептал Дитрих, не сводя глаз с прибора. — Странные.
Несколькими минутами позже Вандемейер объявил:
— Я думаю, можно. Но лучше не шуметь.
Мы, стараясь действовать как можно тише, стали карабкаться на новое препятствие. После короткого обмена мнениями выбрали местечко в углу, где проще проделать лаз. Дополнительная сложность состояла в том, что сейчас баррикады перекрывают весь проем, если лаз окажется посередине, под лампой, то можно будет увидеть дыру, сквозь которую пробивается свет, а это в наши планы не входило. Кем бы ни были местные жители, но если они не поленились сделать вторую баррикаду — значит эта галерея их всерьез беспокоит. Не нужно, чтобы они видели следы незаконного проникновения.
Работать пришлось в основном мне, Костик помогал, сколько мог, одной рукой, а Дитрих стоял на стреме — колдовал над приемником. Когда лаз был готов и мы перелезли через завал, я прикрыл дыру ржавым металлическим листом — больше ничего подходящего не нашлось. Железяка была насквозь проржавевшая, что вообще-то было странно и сухом подземелье, но и вся баррикада состояла из мусора, который, похоже, приволокли издалека. Нам до сих пор не попадалось ничего похожего на барахло, из которого сложена импровизированная стена.
В полусотне шагов за баррикадой встретилось ещё одно ограждение — совсем другого характера. Поперек галереи были уложены куски бетона, бесформенные обломки, между ними попалось и несколько крупных камней. На торчащие из сколов прутья арматуры и на установленные между обломками рейки были насажены черепа — разные. Здесь попадались и человеческие, и крысиные, и плоские, с виду хрупкие — тушканов, видимо. Была и парочка странных, в которых Дитрих признал такие же, какие нам встречались в столовой контролёра. Крупные и мелкие черепа располагались более или менее упорядоченно: один крупный — три мелких — один крупный — три мелких…
Поверх бетонных обломков и булыжников, составлявших основу этого своеобразного барьера, были выложены пестрые пластмассовые безделушки, тряпочки, потускневшие гильзы, мелкие косточки — видимо, для красоты. Символическое же значение строители придавали исключительно черепам, которые были вознесены на шестах.
— Знаете, что это мне напоминает? Две баррикады и этот… гм… барьер — как три запертые двери, за которые Дима Пустовар не ходил. Помните? Там и замки заржавели, никто дверей не тревожил.
— Похоже, кто-то отгородился от владений контролёра, — поддакнул Дитрих. — Ещё меня обнадеживает строительный материал. Смотрите, на этой ветке листья ещё не сгнили, а там, в завалах, было ржавое железо. Это принесли с поверхности. Выход из подвалов может быть совсем близко!
