Андрей Левицкий - Выбор оружия
— А, черт! — заорал он. — Там еще пять патронов бы… Затарахтел «эфэн». Вертолет висел наискось к склону, очень медленно отлетая от него; Лесник стрелял в распахнутую дверцу. Горизонтальный ряд пуль дробно прогрохотал по камню между мной и напарником, после чего очередь смолкла.
— Ага, урод! — выкрикнул Никита. — Не можешь целиться и вертушкой управлять?!
Я прижался теменем к камню, между коленей поглядел вниз. До глыбы, на которой приютился разрушенный поселок бюреров, оставалось метров десять. Но недалеко от нас высилась гора камней, ее вершина была примерно там же, где и я сейчас. До вершины, конечно, не допрыгнуть, но можно попробовать соскочить на середину склона, скатиться по нему…
Звук работающего винта нахлынул волной — склон задрожал, у меня залязгали зубы. В потоке бьющего от вертолета воздуха затрепетала одежда и волосы на голове. Я оглянулся: машина была совсем рядом, так близко к ущелью, как позволяла длина лопастей. Из приоткрытой дверцы до поясницы высунулась массивная фигура, подняла руку с «эфэном» и прицелилась. Вертолет качнулся, накреняясь все сильнее, край размытого серого конуса, которым казался винт, задрался. В забрале черного шлема отразился выгнутый склон ущелья и две прилипшие к нему фигурки. Ствол пистолета-пулемета уставился в спину висящего надо мной Пригоршни. Я вырвал «браунинг» из-за ремня, оттолкнувшись от склона, вскинул руку, выстрелил и прыгнул.
Но не на гору камней, а на вертолет.
* * *Плашмя рухнул на покатый бок, соскальзывая, выпустил оружие. Вертушка выровнялась, скольжение превратилось в падение, но тут Лесник схватил меня.
Почти целиком высунувшись из вертолета, он прижал к моему подбородку широкую, как лопата, пятерню, другой рукой взялся за ремень и начал давить, выгибая тело, пытаясь сломать позвоночник. Мгновение я сопротивлялся, вцепившись в его запястье, повернув голову и скосив глаза вниз, а потом обмяк.
Он нажал сильнее.
И допустил ошибку.
Потому что на лыже под днищем вертолета висело тело с гранатой на ремне.
И теперь я сумел дотянуться до нее. Я выдернул ее из кожаной петли, рванул чеку зубами, одновременно хватая край забрала из непроницаемо-черного стекла. Сдвинул. Чтобы сделать это, я был вынужден отпустить запястье Лесника. Откуда-то из-под приборной доски он выхватил нож и глубоко всадил мне в плечо. Пространство вспыхнуло, будто неподалеку от вертолета зажглось алое солнце.
В тот миг я не ощутил боли. Увидел над собой красное бородатое лицо, шрам под левым, глазом, бельмо — и плюнул в него чекой.
Железное кольцо ребром вонзилось в бельмо, пробило его, расплескав белые капли, напоминающие гной. Оставив нож в моем плече, Лесник отшатнулся, мыча, но я уже сунул гранату в шлем, постаравшись вдавить ее между порванным ухом и черной стенкой, и захлопнул забрало.
Откинувшись в кресле, Лесник замахал руками, зацепил руль высоты, вмазал по приборной доске. Растопыренные пальцы скребанули по гладкой поверхности шлема, судорожно пытаясь нащупать щель. Дальше я не видел: дергаясь и крутясь, он случайно ударил меня коленом в грудь. Я вновь откинулся назад, изогнулся, запрокинув голову, увидел перевернутую картину под собой, вытянул вниз руки, ухватившись за лыжу, сделал сальто.
Такие трюки не для меня. Когда ноги описали дугу, пальцы сорвались со скользкого стеклопластика, и я, продолжая вращаться, полетел вниз. И рухнул спиной в воду.
Я упал, разбросав руки и ноги, сильно ударившись о поверхность. Здесь было совсем неглубоко: когда сел на дно, голова и плечи оказались над водой. Увидел торчащий из левого плеча нож, потянулся к нему, но передумал вытаскивать. Из-под лезвия сочилась тонкая струйка… Она станет куда больше, если освобожу рану. Лучше подождать, а пока…
А пока я поднял голову и глянул вверх. Вертолет задрал нос, будто пятился от склона. Вдруг он начал вращаться — и кабину озарил взрыв.
Не слишком яркий: чувствовалось, что между эпицентром и окружающим пространством было какое-то препятствие… стенки черного шлема, череп, мозги… Все же ударной волне удалось все это преодолеть, хотя она и затратила на них какое-то количество энергии.
Лобовой колпак пошел трещинами, вертолет качнулся, еще секунду винт вращался, затем остановился, лопасти провисли.
Машина рухнула на край бассейна.
А я, резко откинувшись назад, с головой ушел под воду.
Но даже там услышал грохот. Все вокруг заволновалось, вскипело. Чуть не захлебнувшись, я оттолкнулся от каменного дна, и тут же дно это пробороздила трещина. Сквозь воду взлетели камни, я провернулся, пытаясь за что-нибудь ухватиться, потому что меня вдруг с силой потянуло вперед и вниз… Вся масса воды устремилась в одну сторону, будто я попал в быструю горную речку.
Дно провалилось, и несколько сот кубометров жидкости обрушились вместе с большей частью бассейна и обломками вертолета. Но я успел вцепиться в трещину на склоне. Мгновение казалось, что сейчас меня утащит, тело натянулось, как струна, пальцы выворачивало, но после давление исчезло, и я повис, качаясь, будто мокрое полотенце на веревке под порывами ветра.
Грохот, лязг и шипение смолкли. Я скосил глаза: под моими ногами тянулся изломанный склон, весь в трещинах, буграх и сколах, а ниже была Долина. С ботинок лилась вода — двумя струями, которые через пару метров распадались отдельными каплями, и те летели дальше сквозь желтоватый воздух, постепенно исчезая из виду.
Голова закружилась. Кое-как провернувшись, я зацепился за что-то рукоятью ножа и, скрипнув зубами, сел в просвете между двумя булыгами. Сверху посыпалось мелкое крошево, потом испуганный голос Никиты произнес:
— Химик! Ты там?
Меня била крупная дрожь, перед глазами сновали жужжащие огненные точки. Обломки вертолета лежали далеко у подножия горы. Внизу ничего не горело — вода из бассейна потушила огонь, — зато шел черный дым. И где-то там, среди валунов, почерневшего железа и расплавившегося пластика, лежало тело Лесника, раздавленное, как лепешка, которую бросили в мельничные жернова.
— Ты! — хрипло выкрикнул я, обеими руками схватил нож, выдернул и потряс, оскалившись. — Я говорил тебе: люблю таких кабанов! Когда вы падаете, то громко гремите и встать уже не можете!
* * *Когда спустились, мне стало совсем плохо. Ноги подгибались, я едва шел, так что в конце концов Никите пришлось тащить меня, а потом и вовсе уложить на траву. Оторванный от рубахи рукав, которым замотали плечо, потемнел, набух от крови. Окружающий мир подрагивал, а иногда начинал кружиться вокруг одной точки, которая находилась где-то между глаз, звуки становились тягучими, низкими, краски бледнели…
Озабоченное лицо склонилось надо мной, и напарник спросил:
— Там же кровь камня есть, Химик? Надо ее на рану присобачить. А ну сядь, давай контейнер снимем…
Он помог мне сесть и стал расстегивать ремешки, но я сказал:
— Так просто на рану нельзя. Нужны тряпки и спирт или хотя бы бензин.
— Где ж я тебе бензин сейчас возьму?
— Раз негде — значит, пошли дальше. Мне получше чуток стало, как полежал, теперь помоги встать.
Озеро осталось далеко позади, когда мы услышали тарахтение. Пригоршня достал нож — единственное наше оружие, не считая артефактов в контейнерах, — и поволок меня под прикрытие растущего неподалеку дерева, но потом остановился.
— Знакомый звук вроде, — сказал я. Он кивнул.
— Ага. Это, кажется… Ну точно!
По полю в нашу сторону двигалась мотоповозка. Я разглядел сидящего за рулем Шрама.
— Идем, — напарник потащил меня вперед. Вскоре знакомый голос зазвенел:
— Новички, ха-ха! Видели Хозяев Зоны? А Тропова, Тропова видели, или он все прячется, никому свое лицо не показывает, истинное имя не говорит? Разбогатели, новички, деньжатами разжились или, может, артефактами?
— Заткнись, — бросил Шрам не оборачиваясь, и Звонарь смолк. Сталкер остановил повозку, кивнул нам. Позади, обняв трехлитровую банку, сидел Илья Львович. Звонарь, облаченный все в те же напоминающие пижаму одежды, гордо восседал на одном бортике с берданкой в руках, с другой стороны пристроился вооруженный автоматом Злой.
— Что с вами, молодой человек? — спросил Илья Львович, когда я, ни слова не говоря, полез в кузов. — На вас лица нет.
— Самогон свой открывайте, — велел я.
— Закуски не успел захватить, даже огурчиков…
— Я пить не хочу, для артефактов надо. Тряпки есть какие-то? Нет… Открывайте, открывайте банку, Илья Львович! Звонарь, а ты рубаху снимай, быстро!
Между нашими ногами лежали два «калаша», «узи», три пистолета и порванный рюкзак, в котором виднелись рожки и обоймы. Их там было не слишком много, но все же…
Радостно болтающий Звонарь без всяких возражений снял рубаху с непомерно длинными рукавами. Я положил контейнеры возле рюкзака и с помощью Ильи Львовича стал сооружать повязку, краем уха слушая разговор.
