Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды
Ответили почти сразу:
– Мне надо знать, кого предстоит убить.
Морхольд прислушался. Еще раз выстрелил на звук, на этот раз на тот, что не расслышал сразу, упустив главное: легчайший шелест шин. Кричавший из-за тумана сделал главное – отвлек внимание, откатывая свой транспорт назад.
– Не попал, – гулко и басовито рассмеялся тот, из-за тумана, – мазила.
Морхольд прижал Дашу к земле, всматриваясь во вновь загустевший туман.
– Некрасиво не представляться, говоря про такие серьезные вещи! – крикнул в медленно вращающуюся зелень. – Не находишь?
– Перчатку, может, еще бросишь, не? – издевательски поинтересовался владелец баса. – Хотя ты прав.
– И то хорошо. – Морхольд пожалел об отсутствующем ПНВ. – Ты чего не сдристнешь-то никак?
– Поговорить хочется. Давно так интересно не проводил время. А, да, рация у меня не работает почему-то. Так что помощь не позову, не бойся. И к тебе не полезу, потому что зацепил ты меня. Потом убью.
– У меня просто пупырышные мурашки во всех срамных местах… – Морхольд попробовал прицелиться по голосу. Не выходило, бас резонировал, прыгал с места на место. Соваться за туман казалось опасным. – Как тебя кличут, болезный?
– Я твой скальп в коллекцию добавлю, – поделился прячущийся за туманом. – На одно из почетных мест. Шатуном меня кличут. Слыхал?
– Нет, а должен был?
– Резонно… – согласился назвавшийся Шатуном. – Можем проще поступить, кстати, мучиться не придется.
– Так поступай, чего терпеть-то? – удивился Морхольд. – Всегда поражался подобным качествам в людях.
– Шутник… Часто обещали на ремни порезать?
– Бывало, – согласился сталкер. – Ты тоже любишь подобное половое извращение?
– Не могу себе отказать в такой мелочи. Только тебе явно нужно будет усложнить процесс, воспользовавшись клещами. Они, понимае…
– Слышь, балабол… – Морхольд устало откинулся на люльку. – Ты по делу-то скажешь чего? Какие есть ваши предложения?
Даша сглотнула, покосившись на него и слегка приподнявшись. Церемониться Морхорльд не стал, надавив на каску каблуком и воткнув ее лицом прямо в грязь.
– Девка с тобой? – голос Шатуна стал еще немного дальше.
Морхольд посмотрел на белеющее в темноте лицо Даши и не ответил. Все-таки все выходило именно так, как и думалось этой малахольной. Вся эта пляска с конями и саблями оказалась закрученной лишь ради странноватой, хотя и обладающей непонятным даром, юной Дарьи.
– Значит, с тобой. – Голос у Шатуна изменился. Злое ехидство прошло, уступив место сосредоточенности.
Морхольд сплюнул.
– Так как тебя зовут? – Шатун явно удалялся.
– Джон Рэмбо, как же еще… – сталкер не спешил вставать, хотя ногу с головы Дарьи снял. – Давай, до свидания!
– Свидимся.
Двигатель рыкнул и, заворчав, начал пропадать. Морхольд покосился на Дашу.
– Снимай противогаз. Туман дальше пока не пойдет.
Она села, со скрипом стянула резиновую маску.
– Точно не пойдет?
– Точно-точно. Аномалия, что ты хочешь. Здесь такого добра хватает. Ладно, надо еще немного пройти, машину докатить и отдохнуть. До рассвета здесь часов шесть, не меньше, темновато будет.
Он встал, отряхивая грязь с одежды. Помог Дарье свернуть противогаз и убрать в сумку. Каску снова нахлобучил ей на голову.
– Никуда не ходи, да и вообще, барышня, садитесь в седло. Катить нашего механического Росинанта все же глупо и губительно. А так мы с вами просто домчим до нужного укромного местечка. А я сейчас вернусь.
– Зачем? Куда?
Он не ответил, снова нацепив маску и нырнув в туман.
Даша вздохнула и забралась в люльку. Мотоцикл хрустнул, но просел еле-еле. В этот раз Морхольд, конечно, пропал, но она не переживала, ей даже стало чуть стыдно за дурные мысли о нем. Она оглянулась, пользуясь лунным светом, пробившимся сквозь плотную черноту туч, хотя рассмотреть вышло немногое.
Высоченные темные и широкие силуэты, больше всего смахивающие на бочки. Только бочки почему-то с многоэтажный дом высотой. Разбитый перекресток с дорогами прямо и налево. Рыжие всполохи от огромного факела впереди. И завалившаяся на бок фура, на которой сбоку еле различимо виднелись две цифры, две пятерки.
Даша встала, прошла вперед, пытаясь рассмотреть больше. Сзади звякнуло. И кашлянуло. Она обернулась, вполне понимая, кого увидит и что услышит.
Морхольд задумчиво посмотрел на нее.
– Меня в тебе поражает много вещей, Дарья. Например, то, что ты дожила до своих лет, со всей твоею малахольностью, в первую очередь. Но и кроме этого хватает в тебе всякого разного, способного удивить любого человека. О чем мы с тобой говорили в самом начале пути?
– Я слушаюсь и делаю что сказано.
– Сказал сидеть здесь?
– Да.
– И?
– Поняла. – Даша пожала плечами. – Извини.
– Умница, деточка. – Морхольд повесил «Печенега» Даше на шею, и, всучив чуть полегчавшую сумку, сел в седло. «Урал» скрипнул, трагично и пугающе, но не развалился. И даже завелся, сердито зафырчав двигателем и плюя глушителем. – На вот, бонус за хорошее поведение. И не дергайся зря. Не брошу я тебя.
Даша вытащила прямоугольник, обернутый в серебристую фольгу.
– Что это?
– Шоколад.
– Спасибо.
Она замолчала. Морхольд, тоже не горя желанием разговаривать, тронул мотоцикл с места.
Двигатель «Урала» трещал еле слышно. Странно, но измотанная машина, воскрешенная руками погибших хозяев, работала прекрасно. Даша смотрела по сторонам, стараясь понять – куда же они едут?
Чуть подбрасывало на неровных остатках асфальта. Перед глазами стояла Кротовка и пассажиры платформы. Трое мужиков, обменявших мотоцикл на свои жизни. Морхольд, упорно прущий своим путем ради нужной информации. Погибшие в вагонах. Погибшие у Тургеневки. Погибшие в зеленом тумане. Погибшие…
Ее дорога к странноватой надежде превращалась в кровавый путь. Путь, прокладываемый сталью, свинцом и порохом. И многими смертями.
Даша откусывала безумно вкусное лакомство, жесткое, твердое до состояния камня, понемногу рассасывала. Шоколад оказался приятным и никаким. Вместо его безумной сладости, оставшейся где-то в прошлом, на губах и деснах язык ощущал только металлическую соль крови.
Под тихо тлеющими покрышками мотоцикла хрустели истлевшие в пламени ветки. Черные и ослепительно белые, закопченные и покрытые льдисто поблескивающей коркой инея, отмытые и высушенные до сахарной чистоты ветром и дождями. Прямые и кривые, толстые, тонкие, маленькие и большие. Лежавшие вперемежку со звонко лопающимися кругляшами, каждый из которых с одной стороны имел четыре дырки – две побольше, две поменьше.
Морхольд, вытянув вниз длинную лапищу, покрытую шерстью, подхватил череп, бросил в разлетевшиеся веером стеклянных брызг сосуды по пути. Стекло резало воздух, секло резину замызганного кровью ОЗК, чиркало по лицу и норовило ужалить глаза. На шипящий и исходящий едким потом асфальт, медленно и плавно падали заспиртованные гомункулы черного цвета. Злобно шипели и скрывались в длинных, лениво шевелящихся тенях по краям дороги.
– Это боулинг, детка! – Морхольд облизал верхнюю губу длинным алым языком, покрытым липкой слюной. – Каждый шар за жизнь, по одной на каждый бросок, мать его!
Следующий шар взмыл над его ладонью, закрутился в огненном вихре, блеснув огнем из глаз и, оставляя дымный след, улетел вперед, к рвущимся вверх тугим спелым колосьям.
– Все сгорит, и мы сгорим! – Морхольд подмигнул ей плачущим кровью потухшим глазом, медленно распадаясь на верещавших и разбегающихся крыс.
– Смерть! – пропищала крыса, ставшая лицом.
– Я найду тебя! – провыл серый волк, стлавшийся над стальной травой.
– Ты наша! – просипели три головы умирающего дракона.
Сильное тело взорвалось изнутри, выпустив железную женщину с медовыми волосами. Ледяные глаза уставились на девушку, холодные губы дрогнули…
– Эй, ты чего?! – Морхольд тряс ее за плечо. – Да проснись ты уже, что ли!
Даша посмотрела на него, провела рукой по щетине и даже не собиравшейся мягчеть колючей бороде.
– Шерсти нет.
– М-да… – Морхольд встал с колена. Еле заметный, стоял внутри чего-то темного и точно закрытого. – Если уж шерсть и искать, милая моя, то на ладонях. Да и то, вроде бы не так давно с женщиной был. Ох, и орала же ты…
– Сон страшный. – Даша села. Под задом нащупала плотную ткань спального мешка. – А мы где?
– Схрон тут есть. Мало кто знает про него, нам с тобой повезло, мне как-то показали.
Сбоку, в двух местах, пробивался еле заметный свет. Сталкер сел рядом, завозился, что-то расстегивая.
– Я сапоги сниму, портянки перемотать, так что не пугайся.
– Ага. Сам не испугайся только.
– Чей-то? – Морхольд зашелестел снимаемой тканью. – Вот раньше, до Войны, всяко бывало. Думаешь такой – етит твою мать, как же мы с ней чего делать будем? Придем, к ней или ко мне, а шастали-то несколько часов. Ноги ж воняют, носок вроде бы протертый был, так там палец сейчас наружу. Скажет, мол, фу-фу-фу и все такое, и прости-прощай клево проведенное время…
