Сергей Мусаниф - Вселенная неудачников
Это по данным КПК.
Определить субъективное время я затруднялся. Иногда мне казалось, что с тех пор минуло не больше недели, иногда – что мы болтаемся в этих джунглях уже целую вечность.
Запасы воды подошли к концу первыми, теперь нам приходилось набирать воду в местных ручьях и обеззараживать ее таблетками. Что будет, когда закончатся и таблетки, мне было страшно даже представить.
Сухпаек кончился две недели назад, теперь нам приходилось добывать еду охотой, для чего мы в последнее время использовали трофейное оружие скаари, приберегая скудные остатки своих боеприпасов для будущего неизбежного боя (который, скорее всего, должен был стать для нас последним). Как-никак наши интеллектуальные «игрушки» уже доказали свою эффективность, а «машинки» скаари в наших руках выглядели не слишком впечатляюще. В последние дни даже Азиму не удавалось подстрелить ничего стоящего, и жили мы впроголодь.
Зато пока мы больше ни разу не нарывались на поисковые отряды скаари, и это не могло не радовать. Боеспособность нашего маленького отряда снижалась каждый день, так что неизвестно, переживем ли мы еще одну такую встречу.
И дело даже не в физической усталости и истощении. С каждым днем мы все отчетливее понимали, что лишь оттягиваем неизбежное. Перспективы на этой планете для нас не существовало.
Покинуть планету мы не могли. Скаари контролировали все крупные населенные пункты, так что искать счастья в городах нам тоже не стоило. Джунгли… Даже если бы Чужие прекратили свою охоту на нас, сколько бы мы могли продержаться в джунглях?
До тех пор пока не кончатся боеприпасы к последней единице оружия? А потом охотиться на местную живность с копьями и каменными топорами? Жить в шалашах и добывать огонь трением?
Это если к тому времени мы не загнемся от дизентерии из-за нехватки дезинфицирующих таблеток, повышающих качество здешней воды.
Конечно, все мы это хорошо понимали, но старались не подавать виду, сохраняя хорошую мину при плохой игре. Лучше всего это получалось у выходцев с Леванта. Или восточные люди лучше умеют владеть собой, или же они все-таки знали что-то такое, что было неизвестно нам.
До вечера флаер пролетал над рекой еще четырежды, и каждый раз интервал между его появлениями был разный.
Но все же в темноте наши шансы форсировать реку были выше, чем при дневном свете. Универсальные пехотные комбинезоны обладают специальным покрытием, которое делает их невидимым в инфракрасном спектре, и легче всего нас было обнаружить именно днем, путем обычного визуального наблюдения.
Ночью же темные движущиеся точки на экранах радаров можно было принять за местных животных.
Ну, по крайней мере, мы на это рассчитывали.
Разведданные Асада утверждали, что клан Прадеша не является самым продвинутым в техническом плане. Некоторые технологии, известные Гегемонии, были ему недоступны.
Таким образом главы правящих кланов оберегали свою власть.
– Чего мы ждем? – поинтересовался Джек. – Стемнело больше часа назад.
– Флаер что-то давно не пролетал, – ответил Азим.
– Может, они на ночь вернулись в свои теплые и уютные казармы? – спросил Джек с ноткой зависти в голосе.
– Подождем еще немного, – предложил Дюк. – Я предпочел бы не рисковать.
– Как скажешь.
Взаимоотношения в нашем отряде поменялись. Если раньше граждане Альянса относились к левантийцам с некоторой долей недоверия, теперь от него не осталось и следа. Внутренняя субординация тоже полетела к черту. Мы все находились в одинаковой заднице, и любой из нас мог не дожить до следующего рассвета, так какая разница, кто был рядовым, кто капралом, кто сержантом, а кто – наследником далекого престола. Мы стали равны и относились друг к другу как к равным, сами того не замечая.
Теперь мне стало понятно, почему Азим вел себя так вольно по отношению к Асаду. Наверняка они слишком через многое прошли вместе, чтобы до сих пор сохранить дистанцию, разделяющую их социальные статусы.
Мы стали еще не друзьями, но уже и не чужими друг другу людьми. Товарищами по оружию. Мы вместе спали, ели из одного котелка – он у нас и был-то всего один, и за него следовало благодарить запасливого Азима, – вместе сражались, проливая свою и чужую кровь.
Может быть, это звучит слишком пафосно, зато точно отражает положение дел. Мы стали боевым братством. И слушали не того, кто старше по званию, а того, кто говорит более правильные вещи.
Прошло еще полчаса. Флаер так и не появлялся, и это вселило в нас надежду, что он до утра больше и не появится. Это было не самое смелое предположение – у нас и самих были приборы ночного видения, и я не видел причин, по которым скаари могли бы свернуть патрулирование на ночь, однако мне хотелось в это верить не меньше, чем всем остальным.
– Течение реки не очень быстрое, – сказал Дюк. – Сильно сносить не должно. Входим в воду все одновременно и ориентируемся вон на ту корягу. – Он ткнул рукой в направлении поваленного и наполовину погруженного в воду дерева на другом берегу. – Оказавшись на берегу, сразу же валим под защиту деревьев. Отставших не ждем. А еще лучше, чтобы никто не отставал.
Современное оружие не боится влаги, из некоторых его видов можно стрелять даже под водой. Рюкзаки закрываются герметично, так что мы могли не опасаться подмочить припасы. Словом, подготовка к форсированию водной преграды много времени не заняла.
– Вперед! – скомандовал Дюк, и мы побежали к воде.
Создатели универсального полевого комбинезона постарались, чтобы он не слишком мешал при погружении в воду, однако плавать в одежде, ботинках, с рюкзаком и винтовкой за спиной было не так легко, и расстояние, еще днем казавшееся легко преодолимым, превратилось в настоящее испытание.
Зато вода в Рио-Норте оказалась очень холодной.
Это здорово взбодрило мой организм, и он сразу передумал тонуть.
Сначала я греб просто для того, чтобы согреться, одновременно приноравливаясь к весу снаряжения за моей спиной. Рюкзак оказался тяжелее винтовки, поэтому центр тяжести сместился на правую сторону. Наконец-то мне удалось приспособиться к новому для меня стилю плавания боком и войти в ритм, я бросил взгляд на противоположный берег и обнаружил, что до коряги, которая служила нам ориентиром, осталось не так далеко.
В нескольких метрах от меня плыл Дюк, Джек был сзади, и я слышал его фырканье, достойное тюленя. Асад обогнал нас на несколько метров, зато Азим уже выбирался на берег.
Он, наверное, железный, подумал я. Хотя вряд ли. Если бы он был железным, он бы просто утонул.
Но назвать телохранителя Асада деревянным у меня бы не повернулся язык.
Азим бросил взгляд назад, убедился, что охраняемое им тело не утонуло и бодро выгребает по течению, и, замешкавшись на несколько секунд, рванул к полосе деревьев, которую отделял от реки небольшой песчаный пляж.
Несколькими десятками гребков позднее я для пробы принял вертикальное положение, и мои ноги уже почти коснулись дна. До берега оставалось всего ничего, и я принялся грести с удвоенной силой.
Дюку удалось опередить меня на несколько метров, и он не плыл, а шел вброд, его силуэт возвышался над водой. Джек все еще энергично фыркал сзади…
И тут появился патрульный флаер скаари.
Осветительная шашка взлетела к небесам и повисла там на маленьком парашюте, заменив собой местную звезду.
Даже днем на планете не было так светло.
Нырять на дно и притворяться корягой было уже поздно, теперь все надежды только на скорость. Никогда я не плавал так быстро.
Патрульный транспорт скаари оказался оборудован стационарным плазмометом. Оружие не очень точное, но с его поражающим эффектом это и неважно. От первых же выстрелов в реке начала закипать вода.
Наверное, это нас и спасло. Облако поднимающегося к небесам пара помешало скаари нормально прицелиться.
А потом Азим открыл огонь из-под защиты деревьев. Конечно, сбить бронированный флаер из импульсной винтовки – задача почти невыполнимая, но когда импульсы регулярно гасятся о лобовое бронестекло, пилот начинает нервничать.
А когда пилот нервничает, флаер дергается. Это тоже мешает прицеливанию.
Я выбрался из воды и бросился в джунгли, Джек отставал от меня всего на пару шагов, и фырканье сзади сменилось пыхтением и проклятиями.
А потом был только короткий крик боли, и больше шагов сзади я не слышал.
Влетев под защиту деревьев, я бросил короткий взгляд назад. От рядового Терренса не осталось ничего, что мы могли бы похоронить.
Да и времени на последние ритуалы у нас не было. Еще немного, и от нас тоже не останется ничего такого, что можно будет положить в могилу.
Обычно мои воспоминания о произошедших со мной событиях похожи на полнометражный художественный фильм, где любую сцену можно пересмотреть с различных ракурсов и большое количество раз. Но эта ночь запомнилась в качестве нарезки из нескольких десятков коротких видеоклипов.
