Николай Берг - Остров живых
– Памятник Тотлебену видал? – опять улыбка-половинка.
– Да, видал.
– Так вот мало кто знает, что французские саперы, а они в Европе считались одними из лучших, взялись вести минную войну.
– Тихой сапой? – подсказываю я.
– Тихой. Ею самой. Но и летучие сапы пытались делать. Однако наши их от этого очень быстро отучили.
– А летучая – это как? Летающее что-то?
– Да так же, как самолет при взятии Нотебурга. Не слыхал, что самолеты применяли еще при Петре Первом?
– Да ладно тебе голову мне морочить.
– И не собирался. Так и было написано у Брокгауза с Эфроном, аж запомнил: «… флотилия блокировала крепость Нотебург со стороны Ладожского озера; на самолете устроена связь между обоими берегами Невы».
– Ну это ты заливаешь! Ведь верно?
– Ничего подобного. Так тогда называли самоходный паром, который для движения пользовал силу текущей воды. Хитрое устройство, да. Так вот, летучая сапа – это такой хитрый прием, при котором ночью на избранном рубеже под носом у противника тихо устанавливались туры, мешки, бочки и прочая тара, наполненные землей, в итоге получалось добротное укрепление для атакующих. Летучая сапа впервые была применена Иваном Грозным при осаде Казани, а затем уже испанцами при осаде Остенде, после чего стала обычным средством, применяемым при осадах. То есть утром противник глазки продрал, а у него под носом уже укрепление готовое стоит. И поздняк метаться. Тотлебен, кстати, такой сюрприз тоже умел делать. А еще были перекидные, щитовые, другие сапы. Так вот, взялись французы делать сапы. С летучими не срослось, стали копать.
– То есть подкопы?
– Сапер по-французски и значит «делать подкоп». Хотя… – Тут Крокодил задумывается. – В пионерском детстве в трудовом лагере на Кубани мы работали на «сапанке». Сапали. Сапками. И будили нас на сапанку. Так то, может, и не по-французски, ладно, к фигам лингвистику. Ты себе представляешь, как минная война ведется, не сейчашними минами, а с подкопами?
– Ну копаешь тоннель, потом туда порох бочками – и фитилек. Оно внизу бабах, все и полетело вверх тормашками. Мина – это ж еще и шахта, вроде так, тоже есть такое значение у слова?
– Ага. Только при этом можно под тоннелем врага свой провести – поглубже. И сделать копающему противнику тот самый бабах. Контрмина называется. Вот Тотлебен со своими орлами в Севастополе так дело поставил, что выбил контрминами, считай, весь саперный состав у французов. Раньше это еще горнами называли, когда контрминную галерею выводили куда надо и взрывали. Там свои хитрости были. Надо ж так рассчитать, чтоб взрывом врага снесло, а воронки не образовалось. А то такую воронку враг моментально в укрепление превратит. Фугасы камнеметные устраивали еще, это когда рядом с местом скопления противника бабахает пудовый зарядик, и на противника потом полчаса с неба камни сыплются. Такие потери у франков только в Отечественную войну были, когда они своих саперов угробили для наведения мостов через Березину. Мусьи по горло в ледяной воде построили мосты, а им даже водки не выдали потом, про жратву и не говорю. Они и позамерзали к чертям. Так что Севастополь – это место легендарное, да. Я там часто раньше бывал. Ты где отпуск проводил?
– На Северной стороне комнату снимал.
– А… Теперь-то нам еще долго не светит туда попасть. Там, интересно, как – как в Кронштадте или одни зомбаки остались? Как думаешь?
Ответить я не успеваю, потому что к нам присоединяется Бурш. Мрачный, грустный, но с коробками в руках. Понятно, сегодня весь день его коллег и пациентов наши кнехты молотили. Заводит нас в маленькую комнатенку. Здесь запаха меньше, окошко открыто, а зомби, видно, тут не оказалось.
– Как оно у вас? – спрашивает.
– Есть порох в пороховницах, а похрен в похреновницах… – отвечает сапер, которому Бурш уже трет ваткой со спиртом отекший фуфел.
– Воистину глаголешь, сыне! – откликается Бурш и в этих на редкость антисанитарных условиях начинает вводить в пухлый фиолетовый синяк акупунктурные тонкие иглы.
Сапер морщится, но терпит.
– Сроду такого не видал, – признаюсь я.
– Бодягой синяки сводили?
– Ну да, в основном.
– Это лучше помогает. Уже к вечеру опухоль уменьшится.
– Дренаж кровоизлияния, что ли? И пользуете активные точки?
Бурш мотает головой:
– Нет, произвольно. Лучше чтобы в итоге получилась замкнутая фигура. Насчет дренажа не скажу, но по несколько капелек на одну иголку может выйти.
– Это вы о чем тут? – вопрошает неподвижно стоящий носитель синяка.
– О способах уменьшения кровоизлияния в месте удара, именуемом в народе синяком. От травмы капилляры рвутся, кровь из них истекает в ткани. Ну и просвечивает, отсюда и синий цвет. Холод в начале этого действа сужает капилляры, уменьшается общее количество вылившейся в ткани крови. Потом тепло и бодяга ускоряют эвакуацию этой крови, рассасывание кровоизлияния, но вот чтоб акупунктура помогала…
– Вот и проверим… – бурчит сапер.
– А вы о чем тут так увлеченно трепались? – осведомляется Бурш.
– О саперах.
– Полезное дело. Саперные навыки бывают очень полезны. Тут вот было дело, на Ладоге оторвало льдину с «Волгой» и тремя чуваками. Так и жили потом на льдине, папанинцы. За водкой плавали на надувном тузике. Местные им сочувствовали, а предложение вертолетчиков эвакуировать без машины, разумеется с негодованием отвергли. Все же повезло идиотам – прибило через несколько дней к припою, и был мороз ночью. Натаскали веток-досок, залили водой – удалось съехать с льдины. Все, закончил. – И позволяет мне полюбоваться на подушечку для иголок, заявив при этом: – Зверь самый лютый, жалости не чужд. Я чужд! Так, значит, я – не зверь?
– Господа! Вы не господа, а звери[30]… Или как оно там было? Надо же, такого дикобраза сотворили, – бурчит сапер, кося глазом на игольчатое украшение своей физиономии. – Выдергивать-то когда?
– Не все удовольствия сразу. Можете потрепаться про саперов.
– Ладно, не убежит. Мне больше интересно: вот вы, медики, как считаете, с чего вся эта байда пошла?
– Есть у меня одна версия, – задумчиво произносит Бурш.
– И какая?
– Был такой бог у римлян. Звали его Либер, был богом плодородия, вина и роста, и женат он был на Либере, разумеется. Праздник в его честь назывался либерталия и отмечался он в ночь с 16 на 17 марта. Либерталия соединялась с диким, исступленным разгулом самых низших животных страстей и нередко сопровождалась насилиями и убийствами. Что мы и наблюдаем. Думаю, его рук дело. Просто на гулянку Либеры Аида с Персефоной пригласили.
– Это вы серьезно?
– Почему нет? Божественное – оно всегда рядом. Вы вот, например, в курсе, что нам, как всегда, помогли известные с давних времен военачальники?
– Вы б разъяснили попонятнее.
– Да генералы Зима, Мороз, Распутица, Грязь – о них же все завоеватели, которые к нам когда-либо приперлись, сообщают. Даже татаро-монголы объясняют провал похода на Новгород тем, что у Субудая в болоте конь потоп и из-за Мороза и Распутицы и воеводы Бездорожья оне и не смогли Новгород взять. Про французов и немцев молчу – в каждом мемуаре про этих генералов. Нам, кстати, и сейчас повезло, что вся эта гадость случилась в холодное время, тож генерал Зима поспособствовал. Было бы все это летом, вряд ли мы тут сейчас разговаривали бы.
– Ладно, согласный. А при чем тут божественное?
– Так в последний визит к нам немцы против нашего климатического генералитета привлекли еще более весомый – на пряжках ремней, что у них там было написано? «Готт мит унс», то есть «Бог с нами».
– Мало им, однако, это помогло…
– Русским помогали несколько генералов поочередно (вообще-то это был один генерал, именуемый Русский Бог по Вяземскому, но в разных лицах), а у немцев за место генерала Бога была драчка между Иеговой и древними германскими богами, коих было много. В борьбе они не брезговали доносами про еврейское происхождение Иеговы, про бисексуальность Локи и прочее. В итоге и были наголову разгромлены.
– Ну коллега, с нашими климат-генералами тоже все было не гладко. Например, коварный генерал Зима всякий раз добивался снятия с должности генерала Распутицы. Но тот очень быстро возвращался.
– Сталинские репрессии никто не отменял. Произвол и гонения, преследования лучших…
– Слушайте, болталоны, вы б чем чесать впустую языки, что полезное рассказали бы, – опускает нас на землю трезвый и практичный пациент.
– Гм… Полезное… Про то, что собираются начать выпуск монет из драгметаллов, уже знаете?
– Знаем. Монетодворские проболтались… Как бы случайно… – опять ухмыляется на пятьдесят процентов Крокодил. Иголки забавно двигаются, словно он и впрямь стал дикобразеть.
