Владимир Поселягин - Двойной удар
— Боя не было, но, видимо, подрались хорошо. Похоже, тати что-то не поделили.
— Похоже, — согласился я.
После завтрака, ближе к обеду, если точнее — где-то к одиннадцати часам, наблюдатель сообщил о приближении судна. И действительно, посмотрев в степь, мы увидели завораживающее зрелище, как над степью плывет судно. Над землей под жаркими лучами солнца поднимался пар, и казалось, что судно в самом деле летит, а волы и идущие рядом люди выглядели, как на размытой акварели.
Подошел Немцов и, отхлебывая травяной настой из кружки, тоже стал разглядывать плывущее к нам судно.
— Ладья новгородская, — известил он.
— Почему новгородская?
— Надстройки высокие, так только в Новгороде строят.
— В Великом или Нижнем?
— Великом, на Волхове который стоит.
— О как? Нужно с ними пообщаться.
— Хозяин и команда могут быть из других земель, кто их знает, может, просто купили ладью?
— Придут, вот и узнаем, — отмахнулся я.
Ласке уже сделали ошейник, так что, держа ее на поводке, я спустился вниз и по сходням поднялся на судно. Правда, щенка пришлось нести на руках. Высоты девочка боялась.
— Ну что у вас? — спросил я Синицына.
У пушкарей проходила плановая тренировка экипажа на скорость заряжения и слаженность действий, поэтому спрашивал не из праздного любопытства.
На берегу тренировались аркебузники и лучники, воины со щитами отрабатывали защиты в строю. От последних постоянно доносилось: «Коли!», «Держи!» В общем, никто не сидел сложа руки, нарабатывали навык совместных действий. Прохоров на это смотрел неодобрительно. Он считал, что я мучаю людей. То, что я кормлю их двойными порциями, ему тоже не нравилось. Даже поговорка, которая быстро распространилась среди моих людей: «Тяжело в учении — легко в бою», им не была принята. Купец — не воин, что тут скажешь?
Ласка загавкала и дернула поводок в сторону приближающегося судна. Несмотря на то что они еще были в полукилометре, до нас стали доноситься скрип и мычание волов.
Запах дегтя уже стал привычен, однако идущий впереди волов казак еще и смазывал путь свежим. Поэтому ветер, дувший со степи, доносил более острый запах.
Когда ладья прибыла к реке, Прохоров спросил у дородного мужчины, судя по хорошему зипуну, хозяина:
— Земляки, откель будете?
— Новгородцы мы, — степенно наблюдая, как лайбы отцепляют от волов, ответил купец.
Услышав это, я окликнул купца:
— Земляк, не отведаешь ли яств? Хочется узнать, что творится в Великом Новгороде.
— Мы как раз хотели поснедать, — кивнул купец и тут же крикнул: — Алешка, стопорь судно.
Заранее прикинув, когда приволокут ладью, я приказал готовить с тройным запасом, решив угостить не только новгородцев, но и казаков. Они как раз, используя длинные жерди, сталкивали ладью в воду. За кормой судна только и слышалось: «Давай! Еще!»
Наконец судно по бревенчатому желобу скатилось в воду, подняв брызги и волну. Экипаж незнакомого купца сразу же развернул ладью и приткнул ее рядом с нашими судами. Глубина тут была приличная.
Ни казаки, ни новгородцы не отказались от угощения, поэтому с охоткой сгрудились у чана, получая свою порцию. К моему удивлению, Корнилов от ушкуя не отошел, а наоборот ушел за корпус, к самой воде, и пристально рассматривал новгородцев. Заметив, как я на него смотрю, он знаками попросил подойти.
— Узнал кого? — спросил я десятника.
— Ты знаешь, кто это, боярин?
— Да, он представился. Купец первой гильдии…
— …Лоскутов, — закончил за меня десятник.
— Да, правильно.
— Что он сказал, когда ты представился, боярин?
— Хм. Удивленно осмотрел, но потом перевел разговор на другую тему. Что-то там про товары. Они сейчас с Прохоровым сцепились языками.
— Он…
— …сродственник боярина Глазова. Я в курсе.
Глазов и был тем самым предателем, поэтому я сразу встал в охотничью стойку, когда купец представился. Михалыч рассказывал об этом предателе и его родне. Лоскутов не являлся прямым родственником, он был женат на падчерице боярина. Фактически близкие родственники, хоть и без кровных уз.
— Что будем делать?
— Купец уже понял, кто я. Опознать меня не смог, вот и пытается сообразить, что это значит. Сейчас спрошу его прямо в лоб.
— По правде говоря, мы ему ничего сделать не можем.
— Знаю. Придумаем что-нибудь.
Корнилов вышел вместе со мной из-за ушкуя и спокойно подошел к котлу, где получил свою порцию. На то, как вздрогнул купец, он не обратил внимания.
После обеда мы подсели к купцу, не успевшему смыться. Хотя он уже послал команду готовиться к отплытию.
— Ну что же вы, Прохор Викторович, так поспешно собираетесь? А чайку на дорожку? Вдруг она последняя? — без улыбки спросил Корнилов. Мы играли в хорошего и плохого мента. Корнилов сам себе выбрал роль плохого, хотя раньше всегда я им любил быть.
— Можно и чайку, — опасливо покосившись на десятника и с надеждой на свою команду, ответил купец. Казаки уже были заняты, они дождались, когда Прохоров подведет ушкуй к желобам и начали впрягать волов.
— Не торопитесь так, Прохор Викторович. Нам поговорить хотелось. Как там ваш сродственник боярин Глазов? Мы тут, понимаешь, в рабстве были, не знаем, что творится у родных, — не менее плотоядно улыбнувшись, спросил я. Ну не получается у меня роль добряка.
— Спрашивайте, что знаю, скажу, — вздохнул купец.
Провожая удаляющуюся ладью задумчивым взглядом, я обернулся к Корнилову и Ветрову.
— Мутный тип.
Воины сперва не поняли, но сообразив, закивали. Им понравилось мое определение характера купца.
— Врал. Как пить дать врал, — согласился Корнилов. — Не мог Глазов оставить семью Красновских просто так. Не в его это характере, должен был извести.
— Сейчас и узнаем. Иван, иди сюда! — окликнул я самого молодого воина из новичков. За сметливый характер и смышленость его взял под свою руку мой единственный лазутчик, бывший боевой холоп Красновских Кирилл Михайлов. Решил воспитать из него лазутчика, вот я и дал пареньку боевое задание узнать у кого-нибудь из экипажа купца достоверные сведения. Судя по тому, как он болтал с кормчим, что-то выведать ему удалось.
— Боярин? — напомнил о себе Иван, встав рядом.
— Докладывай, боец, — очнувшись от размышлений, скомандовал я.
— Значит, так…
Взобравшись на косогор, чтобы было видно удаляющийся ушкуй Прохорова, волы уже утащили его от берега на километр, я сказал Корнилову:
— Ты был прав, купчина не все сказал.
— Нужно было ему нож в живот воткнуть, а потом притопить.
