Колыбель тяготения (СИ) - Кибальчич Сима

Наверняка это планета цивилизации, которая еще не выбралась из своей космической колыбели, не встретила других и варится в собственном соку. Разум замкнут сам в себе и страдает от одиночества, ему нужен контакт. Люди делают вид, что среди них есть другие, непохожие. Те, с кем надо выяснять отношения, сражаться, спорить, ненавидеть, время от времени примиряться. Отличные по цвету, по языку, по вере. Как котенок, который ловит собственный хвост, потому что рядом нет ничего живого и движущегося. Чтобы осознать себя единым и цельным, человечеству надо встретить «чужого». «Мы» появляется, когда есть «они».

Во всей освоенной вселенной так и не удалось найти вторую человеческую расу. Выжившую. По косвенных данных были основания предполагать, что такие цивилизации существовали, но уничтожали сами себя. Антропологи считали, что без внешней коммуникации и космической экспансии — это почти неизбежный конец для человечества как вида жизни. Во вселенной существовало множество самодостаточных разумных рас. Почти для любой можно было найти более или менее точную копию. Но не для людей. Как они ни искали… сами, с помощью инсектоидов и других членов Федерации — все без толку. Самое физиологически слабое и самое технологически активное, человечество, как ни странно, было опасно само для себя.

Может поэтому Ларский игнорировал версию с «лептоновыми» душами. Мечтал перебраться через болото времени и протянуть руку во «вчера» к другим землянам. С похожей, слишком часто кровавой историей. Может, среди них живет или родится он сам, Лиза, Алекс Треллин. Пушкин и Армстронг. Или их нужно вытащить из смертельной передряги. Предупредить об опасностях грядущей истории. Да просто, чтобы «Земля» там и Земля здесь перестали быть единственными во Вселенной. Ради этого стоило бы жить…

Глава 20

Сегодня и завтра

Кто-то требовательно дернул за рукав.

— Вы ведь дядя Тим, да?

Он отвернулся от Сэма и увидел стоящего чуть позади мелкого пацана. Смешной, вихрастый. Задирал голову, морщил лоб и смотрел с сердитой требовательностью. Шея была заляпана фруктовыми пятнами, а на подбородке красовалась царапина. Светлые кудряшки и голубые глаза выглядели весьма знакомо.

— Видимо, я. А кто ты?

— Чего тебе, Мэтью?

Стойка папаши в исполнении доктора Сэма. Стал выше, собраннее, внимательнее — весь готовый обезвредить взрывное устройство.

— Ты, папа, удочку собирал, вот и собирай дальше, — нагло заявил пацан. — А у нас с дядей Тимом есть секретные дела.

Мэтью ухватил за запястье двумя руками и дернул на себя.

— Сейчас я. Поговорю с твоим сыном и вернусь, — растерянно пробормотал Тим.

Сэм ничего умного в ответ не сообразил, так и остался в высокой траве косогора с удочкой наперевес и воспитательным выражением лица.

— Знаешь, Мэтью, некрасиво бросать твоего папу, я же к нему в гости приехал. И у меня от него нет секретов.

— Нет, значит, будут, — отрезал тот, оглянулся назад и потащил Тима еще быстрее. Прямиком к бамбуковому частоколу, возведенному под густыми зелеными кронами.

— Здесь СлОна живет, — таинственно сообщил он. — Но его пока нет, поехал в гости к диким слонам на исследование натуралиста. Будет прикидываться, что такой же дикий, и наблюдать.

— А-а, понятно.

Ни черта понятного, конечно. Но в Зоосити Тим первый раз, поэтому принимал все к сведению как есть.

Жилище СлОны выглядело комфортно: бассейн в каменной чаше, каскады жирных бананов под пальмовыми листьями, живописные деревянные ступени, с сучками по бокам, стволы-подпорки и гора пушистой соломы в три человеческих роста.

— Садись сюда, — мальчик затолкал его на какой-то пень-кресло. — И признавайся честно, у тебя же есть свой корабль?

— Ну-у, не совсем свой.

Детей Тим искренне опасался. Не известно, чего от них ждать, сами мелкие и хрупкие, как хамелеоны, но при этом настроенные решительно и даже воинственно. Детям нельзя оказывать сопротивление, от них нельзя отмахнуться и сбежать. Стратегией поведения он не владел, поэтому доброжелательно и напряженно улыбался и пытался решить, что лучше спросить, в какие игры Мэтью любит играть или какие сказки ему нравятся. И то и другое рискованно: ни игры, ни сказки не были сильной стороной Тима. Пока мысли суетились в голове, Мэтью пошел в атаку:

— Что значит не совсем?! Папа сказал, что ты капитан огромного корабля, и он летает между звездами.

— Ну раз папа сказал, значит так и есть, — сдался Тим.

— Этот корабль военный и на нем есть пушки, — продолжил уверенно давить Мэтью.

Интуиция кричала, что добром кивание головой не кончится.

— Огромные военные пушки, так? Из них можно бахнуть!

— Просто так никто из пушек не бахает. Только на учении или в бою, — осторожно пояснил Тим.

— А мы и не будем просто так. Скажем всем, что у нас бой!

— Но так нельзя, — заблеял он. — И какой еще бой? Он бывает, когда война. А война закончилась.

Мэтью взволнованно затоптался, почесал пузо под цветастой и не особо чистой майкой. Посмотрел на небо, словно что-то выискивая глазами, и принял решение:

— Тогда мы объявим новую войну. Вот, например…, — Мэтью завертел головой, затряс упругими кудряшками. — Тут недалеко козёль живет, жутко вредная. Мы со СлОной ее спасли, а потом на Марсе колыбельные пели. А она вернулась домой и снова бодается. Вот ей войну и объявим! И бахнем! Договорились, дядя Тим? Вы же друг моего папы, а значит и мой. Поэтому мы по дружбе объявим козёль войну.

Тим открыл и закрыл рот. Прямо как в одном скафандре сквозь космос летишь и не за что зацепиться.

— Может попробовать мирно решить проблему? Поговорить с этой козой, чтобы не бодалась? Хочешь, я договорюсь.

— О, бесполезно! И говорили, и морковь в морду совали, у нее просто мерзкий характер, и рога все время чешутся. Да и зачем с ней договариваться? Придется тогда придумывать, на кого другого войной пойти.

— Подожди, подожди, ты меня запутал. Зачем идти войной, если можно и не ходить.

— Как зачем? Чтобы бахнуть из всех пушек!

Здесь что-то не сходилось. Тим потряс головой, но ясности не добавилось. Похоже, у ребенка посттравматическое расстройство. Как Сэм такое упустил, а еще врач. Хотя семья всю войну находилась на Марсе, а там не стреляли. Планету прикрывал второй гиперфлот и мощнейшие информационные искажения. А тут такое. И что теперь делать, он же сам ходячая психбольница? Ребенок, наверное, поэтому к нему и притопал, чувствует родственную душу.

— Послушай, Мэтью, — Тим осторожно подтащил его к себе и посадил на колено. — Может мы все-таки посоветуемся с твоим папой, стоит ли бахать?

— Ты что, совсем дурак, дядя Тим, — и он постучал ему по лбу маленьким крепким кулачком. — Я же сказал тебе — это наши секретные дела. Никто не должен знать.

— Какие-то плохие секретные дела. А если кто-нибудь погибнет?

— Нет, ты точно идиот, дядя Тим, а не капитан корабля! Зачем кому-то погибнуть? Ты что не можешь просто так бахнуть пушкой, чтобы вокруг загрохотало, полетело и засверкало разноцветными искрами?

Догадка слегка забрезжила.

— Так, подожди, я могу так выстрелить. Но для этого не нужно на кого-то идти войной.

Мэтью тяжело вздохнул и второй раз постучал кулаком по его лбу.

— Я слышал, папа говорил, что ты, дядя Тим, немножко больной. Как тебя только капитаном назначили? Ты же сам сказал, чтобы бахнуть нужен бой и война. Я тебе ее придумал, а ты теперь — ой, не нужно. Так нужно или не нужно? Если ты так плохо думаешь и капитан, может я адмиралом стану?

Тим заржал и потрепал вредные кудряшки. Сделал пацан его буквально в два хода.

— Точно станешь, если захочешь. Разноцветные огни в небе — это фейерверк. Для этого совсем не нужен военный корабль. Можно и по-другому устроить.

— Я не знаю, как по-другому. Но ты здесь и у тебя корабль, и я сообщит тебе секретный план. В Зоосити скоро будет маскарад, и тогда ты внезапно бахнешь.