Макс Острогин - Здравствуй, брат, умри
Сейчас у меня трудности. В количестве шести штук.
Дичата выглядели угнетенно. Еще бы, город на всех так действует. Я помню когда я первый раз в город попал, то вообще не понимал, где я и что это вокруг. После леса город пугает. Слишком много правильных линий.
— Есть хотите? — спросил я дичат.
Они поглядели на меня непонимающе. Я указал пальцем на рот, пожевал. Дичата издали одобрительное гудение.
— Значит, хотите.
Хотя эти дикие могут, наверное, месяц без еды обходиться. А мне вот нечего голодать, подкрепиться не мешает. Явно не мешает.
— Тогда подкрепимся, — сказал я и свернул к ближайшему дому.
Дома все были одинаковые, как шишки. Близнецы. Поэтому разницы, к какому дому идти, не было никакой.
— Держитесь рядом, — велел я дичатам. — Рядом!
Я очертил пальцем невидимый круг.
— Никуда от меня не отходите!
Конечно, слов они не понимают, зато, как любые дикие животные, прекрасно чувствуют интонации и выражение лица. Поэтому я сделал страшное, внушающее уважение лицо и пнул дверь. Дверь вылетела, и мы вошли.
Такие дома долго стоят, дерево обработано специальным составом, а пластик так тот вообще не гниет. Снаружи они почти как новенькие — дождь моет, ветер обдувает. А внутри пыль. Не во всех — в некоторых нет, в некоторых есть. В этом была столетняя пыль, даже больше, чем столетняя. Наверное, в палец толщиной. Во всяком случае, ноги мои утонули.
— Добро пожаловать, — сказал я.
Дикие опять сплотились в кучку, я показал им знаками, что следует стоять здесь, посреди. А сам направился в сторону кухни.
Если в домах и есть что съедобное, то всегда на кухне. Когда началась пандемия, многие собирали продовольствие, поэтому на кухнях встречаются кое-какие запасы. Жители этого дома тоже туда же — весь кухонный буфет оказался забит жестянками. Круглыми, продолговатыми и высокими.
Консервы — не лучший вид припасов. Плохо выдерживают время. Хромой говорил, что когда он был маленьким, редко, но еще встречались неиспорченные консервы, особенно из рыбы и разных подводных осьминогов. А я вот ни одной не протухшей рыбной банки в жизни не встретил.
Но на всякий случай я решил проверить, исключения ведь случаются всегда. Взял кухонный нож, распечатал крайнюю банку, продолговатую. Раньше, кажется, тут тоже была рыба. Теперь ничего, коричневая, перепревшая в сплошную однородную бурду жижа, рыбой даже не пахло. Бросил банку в раковину и принялся пересматривать остальные буфетные шкафчики.
Вообще из сыпучих, допустим, продуктов хоть что-то сохранилось только в жестянке и разных плотных картонных упаковках. Можно найти сахар, муку, иногда фасоль. Достаточно часто случалось масло в пластиковых бутылках, но масло есть нельзя, разве что растираться.
Я нашел печенье, на жести такие желтые колесики нарисованы — значит, печенье. Несколько банок. Повезло, печенье — редкая вещь, восторг просто. Я разрезал упаковку.
Печенье засохло, превратилось в твердые, как дерево, квадратики, кружочки и треугольнички. Сверху сохранилось застывшее насмерть варенье, кусочки орехов и какие-то зеленые крапинки. Хромой всегда удивлялся, говорил, что хлеб — единственная вещь, которая сохраняет вкус на протяжении долгих лет. Я вскрыл вторую коробку, заглянул в гостиную, кинул жестянку дичатам. Показал, что нужно грызть и жевать, сам вернулся в кухню. Стал сам грызть и жевать.
Печенье оказалось протухшим. Горьким, видимо, скопились в нем какие-то вредные вещества, есть нельзя. Я швырнул банку в окно, затем вернулся в гостиную. Дичата уже вовсю грызли печенье, послушные, однако. Жрут, а оно горькое. Слушаются, хорошее качество.
Я отобрал печенье, тоже его выбросил.
— Есть нельзя, — сказал я. — Нельзя. Нельзя.
Я состроил отрицательное лицо — видно было в окне. Надо убираться… А этих как оставить?
— Сидеть! — рявкнул я и указал пальцем в пол. — Сидеть! Здесь!
Дичата собрались в кучку и сели. Молодцы.
Дикие — они ничего не знают. Когда приключилась болезнь, все взрослые умерли. Да и дети тоже умерли, мало детей осталось. И никто не смог этих детей научить, как правильно жить. Они одичали. И их дети уже были совсем дикими. Дальше и пошло, все дикие и дикие. Так людей и не осталось совсем. Ну, кроме меня. Дикими надо руководить.
За дикими надо следить.
Еды не было. Но можно поискать одежду. Я обследовал дом по второму этажу. Одежды тоже нет. Видимо, люди ушли. Забыли припасы, а одежду забрали. Остались какие-то штуки с веревочками, непонятно для чего, я уж не стал их надевать, они разваливались при первом же прикосновении. Нашел, правда, полезную вещь — корзинку опять, теперь буду в ней таскать Волка. Это удобнее.
Спустился. Дичата сидели, как я их оставил.
— Молодцы, — сказал я. — Хорошие. Теперь за мной. Дальше.
Мы вышли на улицу и направились к следующему дому.
В следующем доме тоже ничего интересного не встретилось — ни одежды, ни еды. Даже консервов. Скучно.
Так мы обследовали почти всю улицу. Напрасно. Ничего не нашли.
После пятого дома я остановился. На перекрестке. Если много одинаковых домов, то должен быть магазин. Это обязательно. В конце улицы всегда магазин, чтобы люди за едой в него ходили.
— Туда, — указал я пальцем.
Мы пошагали по улице и почти добрались до магазина, я был в этом уверен, я чувствовал присутствие магазина, тут, совсем рядом…
На дорогу вышел лигр. Прямо перед нами. Метров двадцать.
Мы остановились. Волк в корзинке завозился. Дичата затихли.
— Не шевелиться! — прошептал я.
Лигр — это кошмар. Барсы, пантеры, леопарды, кое-где даже львы… Почему-то именно кошки лучше всего из зоопарков прижились. Все эти кошечки вполне терпимые звери, понятливые, от человека стараются подальше держаться. Да и мы с Хромым им спуску не давали никогда, чтобы помнили, что люди главные. А вот лигры…
Лигр — это ужас, я уже говорил. Помесь льва и тигра, на редкость крепкое существо. На редкость злобное, шустрое и умное. На снегу может спать. Камни гложет. Вот почему бегемоты не прижились, а лигры прижились? Может, они бегемотов и зажрали, кстати…
Волк в корзинке пискнул. Очнулся. Почуял.
Лигр посмотрел в нашу сторону.
Все.
Лигр — самый опасный хищник. Однажды лигр загнал Хромого на дерево, и тот просидел на нем почти два дня, хорошо, что Хромой с рыбалки возвращался, и было ему что поесть. И град случился — тоже повезло, лигр испугался, в лоб ему попало.
Сейчас града не намечалось. А лигр, судя по круглым бокам, как раз пребывал в поиске легкой добычи, жиры на зиму запасал, перед тем как в дупло залечь, надо сало нагулять.
— Стоим на месте! — прошипел я дичатам.
Главное тут — не бежать. Все равно не получится. Тем более от лигра. Догонит в три прыжка.
— Не бежим, — повторил я. — Только не бежим!
Но что делать, я не знал. Честно говоря. Бежать нельзя. Стоять нельзя. Что делать?
Я огляделся, не головой, одними глазами. Поблизости никаких деревьев. Только дома. Эти самые невысокие дома, лигр на эту крышу запрыгнет легко. Бежать некуда. Столб бы погодный… Я бы на него залез. Ну, как старый Рыжий. При виде лигра куда хочешь залезешь…
И нет ведь ничего. Треугольный нож, взял на кухне, где печенье было. Короткий. Зачем я его взял вообще…
Волк снова запищал. Вовремя проснулся. Я машинально прикрыл ему пасть. Но было поздно, лигр почувствовал интерес. Приплюснутая морда вытянулась в нашу сторону, круглые плюшевые ушки зашевелились, а клыки вылезли наружу.
Глаза, вытянутые, узкие и страшные, нашли самую крупную добычу, то есть меня, и сощурились еще сильнее. Лигр мурлыкнул. Они всегда мурлыкают перед едой, настроение у них перед едой хорошее…
Лигр мурлыкнул громче и сладко понюхал воздух.
— Когда он прыгнет — бегите в разные стороны, — сказал я.
Все равно не поняли. Будем надеяться, сами догадаются. Лигр, конечно, кинется на меня, пока он будет… пока… Дичата смогут убежать. Если, конечно, он не решит сначала перебить нас поодиночке, а потом уже позавтракать…
Лигр облизнулся. Язык у него был красный и длинный, так что получилось, что он не облизнулся даже, а морду умыл. И вздохнул еще.
Вот в книжках я читал про крокодильи слезы. Будто бы крокодилы, когда кого-то жрут, очень об этом жалеют. Жрут и жалеют. И плачут. Но не жрать не могут. Лигры такие же. Когда намереваются кого сожрать, вздыхают. Горестно так, с тяжелым сердцем, даже с виной. Экстерьер у них такой, лирический — надо сначала три раза вздохнуть, а потом уже кидаться.
Хорошо хоть крокодилов у нас нет… Хотя лигры ничуть крокодилов не лучше, хуже даже, крокодилы только в воде, а лигры везде.
Лигр вздохнул во второй раз. Уже протяжней. Я почувствовал приближение неконтролируемой и тяжелой паники и задрожал, как это было ни позорно для человека…
