"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Мы прогулялись с Таней по набережной Москва-реки, обогнули Кремль, а куда идти дальше, я просто не знал. Будь это моя Москва, сводил бы девушку куда-нибудь в Аптекарский огород, Музеон, парк имени Горького, а то и в Зарядье, но куда податься молодым людям в двадцатом году прошлого столетия, ума не приложу. В парк что ли сходить, да где нынче парки? Деревья либо на дрова спилили, либо обнесли здоровенным забором, чтобы посетителей не пускать. И в ресторан девушку не поведешь – и не по средствам, и не по должности.

Вышли на Тверскую, свернули в Камергерский переулок, еще без памятника отцам-основателям, да и сами они живехоньки-здоровехоньки, спектакли ставят, с актерами ругаются, драматургов притесняют. Зато проходя мимо Московского художественного (а с недавних пор еще и академического) театра, я с удовольствием принялся рассказывать Татьяне о сложных взаимоотношениях между Станиславским и Немировичем-Данченко, черпая сведения из прочитанных некогда книг, а особенно из еще ненаписанного «Театрального романа». Подозреваю, что девушка восприняла мою осведомленность не за общую эрудицию, а за особенности чекистской службы. Типа – «пасет» чека лучших режиссеров страны, глаз не спускает! Но специально на режиссеров чека глаз «класть» не станет, да это и незачем, потому что славные служители всех девяти муз следят друг за дружкой похлеще штатных сотрудников, а что случись – наперебой побегут на Лубянку, да еще и друг друга локтями отпихивать станут. Скажете, не бывало такого, все придумали? Ну, ваше право не верить.

На здании МХАТ висела одна единственная афиша размытая дождем, где значилось, что театр сегодня дает мистерию «Каин», поставленную по произведению Джорджа Байрона. На «Каина» я бы не пошел, а вот в буфет сходить можно. Похоже, Татьяна уже успела проголодаться. Впрочем, какой может быть нынче буфет? Если такой, как спектакль, то лучше перетерпеть. Но девушек баснями не кормят, и я повел боевую подругу на Лубянку.

В столовой на Лубянке уже который день кормят рисом. При желании это блюдо можно назвать либо жидкой кашей, либо густой похлебкой, но не суть важно. После щей из квашеной капусты и супчика «карие глазки» из опостылевшей воблы, рис пошел на «ура». И даже то, что к нему не давали хлеба (решением общего собрания вся мука из столовой отправлена на Польский фронт), рис все равно казался райским блюдом. Народ трескал так, что за ушами пищало, а семейные пытались украдкой слить похлебку в баночки или котелочки, чтобы отнести домой, но это дело пресекалось суровым товарищем Янкелем – начальником столовой, не разрешавшим выносить еду за пределы Лубянки невзирая на чины и звания. Вон, сам Ягода вчера попытался прихватить с собой лишнюю порцию, но его остановили и, к собственному смущению и тихой радости рядовых сотрудников, управляющий делами Особого отдела ВЧК вынужден был вернуться обратно и все съесть. Давился, но ел. Пожалуй, товарищ Янкель выпустил бы только самого Феликса Эдмундовича, но я себе плохо представляю, чтобы Дзержинский что-то выносил с Лубянки.

Если честно, у меня двойственное отношение ко всему происходящему. С одной стороны, порядок есть порядок. Даже в эпоху изобилия (это я про двадцать первый век) человек, скидывающий в контейнер вкусняшки со «шведского стола», выглядят непрезентабельно, хотя всё недоеденное отправится потом в мусорный контейнер. Но в одна тысяча девятьсот двадцатом году, когда среди семейных сотрудников чека не редкость голодные обмороки, если человек «располовинит» собственную порцию, чтобы отнести еду жене и детям, что в этом страшного? Другое дело, что работники Центрального аппарата ВЧК, разбредающиеся по домам с котелками и кастрюльками, вызовут ненужные толки среди москвичей и так считавших, что мы здесь обжираемся пшеничными булками и краковской колбасой.

А я, грешным делом, уже второй день кормлю рисовой кашей Татьяну, хотя она, в отличие от меня, не относится к числу приписанных к центральной столовой, но у нас никто не спрашивает прикрепительные талоны. Кажется само-собой разумеющимся, что если человек спустился в подвал, то имеет на это право. И совесть моя абсолютно спокойна. Если бы не дочь кавторанга в образе медсестры, то хрен бы Артур Христианович расколол поляков, а любой труд должен быть оплачен. Чай у товарища Артузова отменный, но маловато будет, а Танька – девка прожорливая, и покушать очень даже любит. Слопает собственную порцию, а потом норовит «попробовать» из моей миски – дескать, у тебя вкуснее. Глядишь, пока пробует, половины порции как не бывало!

Народ говорил, что это товарищ Сунь Ятсен прислал из Китая товарищу Феликсу пять вагонов риса, а тот, при своей скромности, распорядился передать подарок в столовую ВЧК. Сомневаюсь, что рис пришел из Китая, да и товарища Сунь Ятсена там сейчас не должно быть, но какая разница? Главное, что рисовая каша относится к числу моих любимых, а рис испортить труднее, нежели пшенку.

– Не возражаете? – услышал я знакомый голос.

Елки-палки! Оказывается, за моей спиной стоит сам товарищ Дзержинский, держа в одной руке миску с кашей, а в другой жестяную кружку. А я, увлекшийся нешуточной схваткой с Танькой за остатки собственной порции, не понял, отчего в столовой наступила тишина, ложки заработали со скоростью вертолетного винта, а сотрудники, словно по команде, резво все доедали и допивали, стремясь поскорее вернуться к работе. Еще удивительно, что народ не вскочил со своих мест и не вытянулся. Но то народ, еще не приученный вскакивать при появлении высокого начальства, а не я, привыкший резво подниматься с места, даже если команда «Товарищи офицеры!» прозвучала по телевизору. К чему это я? Да все к тому, что вскочил с табурета при звуке голоса Председателя ВЧК только я.

К счастью, мой порыв не вызвал удивления ни у Татьяны (все-таки дочка обер-офицера), ни у самого Дзержинского.

– Сидите, Владимир Иванович, – сказал Феликс Эдмундович, осторожно поставив на хлипкий столик миску и кружку.

Я молча плюхнулся на твердое сиденье, решительно подгребая собственную посуду, намереваясь доесть остатки каши, но увидев торжествующий взгляд девушки, только вздохнул. Успела-таки «добить», пока я с Председателем ВЧК раскланивался. Вот ведь зараза! Но всерьез на Татьяну я рассердиться не мог. Все-таки большая часть порции досталась мне самому, наелся, а то, что ел медленно – мои проблемы. Но как хорошо, что я не собираюсь жениться на Татьяне Михайловне! Как ее мама с папой прокормить умудрялись? С другой стороны, хороший аппетит – залог здоровья ребенка.

– Как вам наша столовая? – поинтересовался Дзержинский, зачерпнув первую ложку.

– Неплохая, – дипломатично отозвался я.

– Когда говорят неплохая, значит что-то не устраивает, – хмыкнул Феликс Эдмундович.

Я слегка удивился. Казалось бы, «Железный Феликс» далек от бытовых проблем, а вот, неравнодушен к столовой.

– Да нет, все гораздо проще, – пожал я плечами. – Столовая неплохая. Понятное дело, что скатертей и салфеток нет, но это мелочи. Но здесь бы еще прибраться, столы помыть, подремонтировать. А еще неплохо бы при входе раковину с водопроводным краном установить, либо рукомойник поставить. Люди приходят обедать, а руки помыть негде.

– Да? – с легким удивлением переспросил Дзержинский. Потрогав липкий стол, брезгливо поморщился, хмыкнул: – А ведь действительно…

Повернувшись к стоящему неподалеку Янкелю, ловившего каждое оброненное слово, Феликс Эдмундович кивнул, и тот с ловкостью расторопного полового ринулся к нашему столику.

– Слушаю вас, товарищ Дзержинский? – выгнулся начальник столовой ВЧК.

– Столы помыть, в помещение навести чистоту, на входе установить водопроводный кран, – негромко приказал Дзержинский и, посмотрев на меня, спросил: – Что-то еще, товарищ Аксенов?

Я лишь неопределенно повел плечами. Кажется, в реалиях нынешнего времени – все прекрасно и изумительно. Промолчал, но не удержалась Татьяна.

– С тараканами надо что-то делать. Ходят, как у себя дома.

– Кильватерной колонной, – усмехнулся я.