Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война
Грудь Карла Биргера украшала целая коллекция наград – два Железных креста, медаль «За зимнюю кампанию на Востоке» (знаменитое «мороженое мясо»), знаки отличия «За атаку», «За ближний бой», «За танковый бой» и еще серебряный – «За ранение». Настоящий боевой офицер, сразу видно. Да и выглядел он соответственно – сухой, поджарый, с коротким ежиком седоватых волос и цепким взглядом серых, колючих глаз. Ел Биргер медленно, тщательно пережевывая пищу и аккуратно отрезая ножом от вареной картофелины по небольшому кусочку. Колбасу и шпик осторожно подцеплял вилкой и, разделив на равные доли, последовательно отправлял в рот. Педант и аккуратист, понял Макс.
Молодой гауптман был гораздо проще и не столь щепетилен – не стеснялся брать колбасу и сало руками, весело болтал с набитым ртом, сразу видно – свой парень, из наших, из простых. Хотя к своему внешнему виду он, кажется, относился с еще большей тщательностью, чем его непосредственный начальник. Постелил рушник не только себе на брюки, но и засунул край его спереди за воротник, чтобы, не дай бог, не испачкать новенький китель.
Макс пытался узнать, что это за 550-й испытательный батальон, который теперь станет соседствовать с ним. Из разговоров выяснилось, что это вроде штрафного подразделения для военнослужащих, совершивших правонарушения. Но предназначение его оказалось значительно шире, чем просто воспитательно-исправительное: провинившихся солдат (испытуемых, биверунге) использовали в основном на самых опасных участках фронта. Причем как в наступлении, для преодоления наиболее хорошо укрепленных участков, так и для твердой обороны, когда требовалось остановить превосходящие силы противника…
– Мы как пожарная команда, – говорил, чуть улыбаясь, майор Биргер. – Если русские где-то прорываются и создают серьезную угрозу, нас тут же туда перебрасывают. И я могу с уверенностью сказать, что мы всегда справляемся с поставленной задачей. Большевики, когда узнают, что 550-й батальон перекидывают на их участок, почти сразу же останавливают свое наступление. Может быть, это прозвучит несколько самонадеянно, но благодаря нам соседние части могут какое-то время спать спокойно. По крайней мере, до тех пор, пока нас опять куда-нибудь не перебросят. Так мы и летаем – с одного пожара на другой, тушим все, что можно. Но мы всегда стойко стоим там, где другие отступают. Конечно, я не хочу сказать, что кто-то у нас в вермахте сражается плохо, нет, вы не подумайте… Но факт остается фактом – мы удерживаем наши позиции и тогда, когда противник значительно превосходит нас численно и материально. Я имею в виду, техническими средствами, танками и артиллерией…
– Позвольте спросить, господин майор, – поинтересовался Макс, – за счет чего вам это удается? Ну, я имею в виду – такая стойкость…
– Дисциплина и еще раз дисциплина, – самодовольно усмехнулся Бигнер, – вот наш главный метод. Конечно, еще нужны и поощрения. Кнут и пряник, как говорится. Если испытуемый хорошо себя проявляет, показывает храбрым воином и дисциплинированным солдатом, точно и старательно выполняющим приказы командира, то со временем он может заслужить прощение и вернуться в обычную часть…
– Так значит, у вас служат в основном преступники? – уточнил Макс.
– Да, разумеется, – холодно кивнул Бигнер, – хотя мы предпочитаем называть наших подчиненных испытуемыми. Странно, что вы этого не знаете, господин лейтенант…
Майор впился в Макса холодными, прозрачными глазами, в которых сквозила явная подозрительность.
– У лейтенанта Штауфа недавно была сильная контузия, – вступился за Макса майор Хопман, – которая и привела к обширной амнезии. Петер, к сожалению, много чего позабыл…
– Да, – виновато улыбнулся Макс, – меня сильно двинуло по голове взрывом… Последствия сказываются и сейчас – я иногда забываю самые простые, элементарные вещи, которые должен хорошо знать…
– А, тогда понятно, – кивнул майор. – Я знаком с подобными случаями. Что ж, на войне всякое бывает… Так вот, специально для вас повторяю: мои испытуемые – это люди, совершившие, так сказать, некие правонарушения. Не слишком тяжелые, впрочем. В основном – мелкие кражи, самовольное оставление части, непослушание, неповиновение командиру, трусость… И тому подобное – ерунда, одним словом. Вот их и собрали в особую часть, чтобы они могли в бою искупить вину и очиститься перед Рейхом. Все лучше, чем просто держать их в тюрьме – кормить, тратиться еще на охрану. А так они принесут хоть какую-то пользу, послужат фюреру и Германии.
– Хм, выходит, у вас не самый лучший людской материал, – скептически заметил Макс, – трудно поверить, чтобы трус, попав в ваш батальон, сразу стал храбрецом… Как же он может заслужить помилование?
– А этого от них и не требуют, – пожал плечами майор, – достаточно того, чтобы они могли хорошо и честно выполнять свой воинский долг и подчиняться командиру. Дисциплина, ответственность и послушание – вот основы нашей службы. Впрочем, вы и сами это знаете. А что касается помилования… Так большинство из моих подчиненных до этого просто не доживает – убыль в ротах достигает восьмидесяти процентов. Это потери среди испытуемых, само собой, которые проходят у нас исправление, а среди постоянных служащих они в основном в пределах нормы. Хотя, конечно, они тоже нередко гибнут… Что поделать, война есть война, и нас часто бросают на самые горячие участки фронта. Зато наш батальон постоянно пополняют – преступников, как вы понимаете, в вермахте пока хватает…
– А политические? – встрял в разговор майор Хопман. – Я имею в виду – разные там недовольные, социалисты, коммунисты… Они у вас есть?
– А как же, – поморщился майор, – имеются, куда же без этого! Но, слава богу, в очень небольшом количестве, и погоды не делают. А еще у нас есть разные там извращенцы – гомосексуалисты, насильники… К счастью, те долго не живут. Я стараюсь посылать их в атаку в первую очередь, на самые горячие направления. Так что их жизнь – до первого настоящего боя, а потом – или трибунал, если сдрейфят и побегут, или сразу в испытательный ящик.
– Куда? – опять-таки не понял Макс.
– В испытательный ящик, – повторил, громко смеясь, гауптман Шуверт. – Так у нас называются гробы, куда мы запихиваем останки испытуемых. Иногда по двое-трое в один – для экономии места. И свободное пространство все равно остается – если они попадут под русские танки или их «ратш-бумы». Собираем испытуемых по частям, что найдем, набиваем полный ящик и хороним. Просто и дешево. Не зря же наших ребят называют «живыми мертвецами»…
«Веселый парень этот гауптман, – подумал про себя Макс, – смешливый, жизнерадостный. Надо будет с ним подружиться – такие любят болтать. Глядишь, и узнаешь для себя что-нибудь полезное и нужное. А то служишь-служишь, а много чего все равно не знаешь…»
