Роман Юров - «Ла»-охотник. В небе Донбасса
Летчики такому самодурству если и удивились, то вида не подали. Молча построились и молча пошли. Виктор остался. Есть не хотелось…
Потом мимо прошлепал Палыч, таща на широком плече кислородный баллон. Саблин снова не сдержался:
— Уже механиком звена стал, а все с баллонами таскаешься. Делать нечего?
Палыч остановился, брови у него задрались под самый рант выгоревшей синей пилотки.
— Развел пылищу, в кабине не продыхнуть. Это что такое? Бочку сделал, так едва прочихался… Убрать нахрен… помыть… вылизать…
Палыч послушал, послушал, потом плюнул под ноги и пошел дальше. Вступать в бесполезную свару он не собирался.
Виктору вновь оставалось выискивать крайнего и косить недобрым взглядом по сторонам. Показалась обшарпанная полуторка. Обдав пылью и вонючим дымом проскрипела рядом, остановилась. На обочину дороги спрыгнул водитель — невысокий горбоносый боец, полез в кисет за махрой. Саблин осклабился — оставалось только облаять этого водителя и можно со спокойной совестью идти завтракать, благо настроение улучшилось и до нормы оставалось чуть-чуть. Он уже открыл рот, чтобы выплюнуть самые цветастые, самые сочные эпитеты…
— Приехали? — над бортом показались черные косички и заспанная девичья физиономия. — Магомедыч, ты нас туда привез? — Это хозяйство Сидеева? — девушка протерла глаза, щурясь, сверху вниз оглядела Виктора. — Ой! Товарищ старший лейтенант, извините… Здравия желаю…
Физиономия эта была определенно знакомой и Саблин, на всякий случай, рот закрыл.
— Таки да, — с максимальной вежливостью ответил он. — Категорически приветствую свободную прессу. К сожалению, дворецкий пьян, посему встречаем без салюта и фанфар.
Настя, а это была именно она, хихикнула. Следом за ней из-за борта показался взъерошенный, красношеий майор, недовольно взглянув на Виктора, переспросил:
— Хозяйство Сидеева? — не дождавшись ответа, майор спрыгнул на землю, натянул фуражку и похромал в сторону торчащей антенны, к штабу.
— Надолго к нам? — Саблин протянул девушке руку, помогая слезть с кузова.
— Не знаю, — Настя крутила головой, осматриваясь на новом месте. — Приказали пока сюда, там видно будет.
— Это хорошо, — помогая девушке спуститься, Виктор чуть задержал ее ладонь в своей руке. — Это правильно…
Настроение стремительно прыгнуло верх и оставалось таким весь день.
Следующий раз он увидел Настю вечером, на просмотре киноленты. В колхозном клубе крутили новинку — "Воздушный извозчик". Фильм, оказался очень даже неплохим, клуб, по случаю войны оставшийся без крыши, радовал бездной звезд над головой, и все это настраивало на лирический лад. Корреспондентки пришли на фильм где-то на второй половине киноленты, примостились у входа. Посмотрели несколько минут и пока Виктор решал, стоит ли пробираться к ним сквозь забитую людьми тесноту зала, быстренько ушли. Видимо, это кино они где-то видели…
Полк вновь сменил место базирования, летая теперь с полевого аэродрома, расположенного километров на сорок западнее Мариуполя. Места вокруг были тихие и красивые, летное поле, располагалось прямо за околицей, превращая аэродромную жизнь в этакую деревенскую пастораль. Технический состав активно помогал ближайшему колхозу в уборке картошки и подсолнечника, летчики отдыхали, учились.
Летали немного. Из-за наступления начались перебои с поставкой бензина и самое главное с запчастями. И пусть потери за последнее время были невелики: одну машину потеряли сбитой, пилот — молодой летчик из первой эскадрильи погиб, еще одну лавочку списали после аварийной посадки — за неполный месяц боев полк сточился. Исправными оставалось полтора десятка истребителей — полторы эскадрильи, остальные стояли на приколе — не было запчастей, и взять их тоже было неоткуда. Шаховцев посерел, осунулся, но помочь не мог ничем — их полк был единственным на юге, летавшим на Ла-5. Для поддержания боеготовности оставшихся машин инженер безжалостно "каннибализировал" неисправные самолеты, носился по тыловым складам, но провернуть жернова бюрократической машины и выбить запчасти ему пока не удавалось.
Впрочем, даже такому куцему полку командование нашло гору мелких но посильных задач: сопровождать наши транспортных самолеты, прикрывать передний край, летать в Крым на разведку. Для разведки из дивизии притащили какую-то хитрую английскую фотоаппаратуру и установили её на самолет комполка. Аппарат оказался громоздким, здоровенным, а узнав, сколько он стоит в фунтах, Виктор присвистнул — даже для его времени это был неплохая сумма. Ценность фотооборудования знали и на верхах, буквально замучив инструктажами о нежелательности любых случайностей с оборудованием. Впрочем, Саблину ответственности удалось благополучной избежать — при вылете на Севастополь он попал под такой плотный зенитный огонь, что не выдержал и сошел с курса. В итоге фотопланшет не получился, Виктора дрючили и песочили, но на фотографирование больше не посылали. Его это устраивало — идти строго по ниточке, когда небо вокруг полосуют сотни зенитных снарядов, оказалось выше его сил. Поэтому, на такие задания он стал летать в паре с командиром командира. Никакого другого ведомого тот брать не хотел, а Виктора такое устраивало, их слетанность, была наверно лучшей в полку.
Сам он постоянного ведомого не имел. Натаскивал молодежь, летая, то с Остряковым, то с Самойловым. Рябченко, вымоливший себе прощение, вновь стал ведущим и в редких полетах вел себя послушным паинькой. Но сейчас летели именно "старики", ветераны…
Он дважды обошел самолет, проводя предполетный осмотр, потом несколько раз проверил по карте маршрут, залез в кабину, но, не высидев и минуты, выбрался обратно. Команды все не было, и Саблин ходил кругами пытаясь сдержать волнение. Настроение почему-то было отвратительным, лететь не хотелось совершенно.
— Витька, — от соседнего самолета донесся сварливый окрик Шубина, — ты, где тута шляешься? Поехали…
Сегодня они летели для разведки и фотосъемки станции Джанкой. Летели высоко, над морем стояла густая, многослойная и высокая облачность и из-за риска обледенения пришлось забираться почти на шесть километров. Отсюда отрывался чудесный вид. Внизу белым ковром лежали облака, над ними стелилась дымка: голубоватая с примесью нежно-розового солнечного света. Вот только любоваться этой красотой было страшно. Истребитель над морем окружала гулкая пустота, мотор звучал как-то по-другому и понимание, что внизу, под этой красотой, одна лишь холодная вода, отравляло сознание.
Они прошли уже большую часть маршрута, но внизу по-прежнему стелились сплошное море белой ваты. Потом, после Арабатской стрелки в облаках пошли разрывы, они стали редеть, истаивая, а над самим Джанкоем и вовсе появилось довольно крупное безоблачное "окно". Пара советских истребителей развернулась, заходя на цель с юга.
