Одержимый - Поселягин Владимир Геннадьевич
Так что сойдя на пыльную траву обочины, сказал кланявшемуся мне вознице:
– Езжай, голубчик, ты мне больше не нужен. Меня тут ждут.
Тот, кланяясь, развернул экипаж и покатил обратно, я же углубился в лес. Бурелом сплошной, но коптер сверху показал тут полянку недалеко, явно пожар оставил, но вертолёт взлетит. Полечу на том, что так похож на «хьюи». У него дальность шестьсот пятьдесят километров, скорость триста. С дозаправкой, но доберусь. Сто метров прошёл и вышел на опушку. Пришлось кусты разросшиеся давить, чтобы выбраться. Колючие и высокие. Тут достал вертолёт, только винты качнулись, когда тот на траву упал лыжами, подминая её. Переодевшись в пилотный костюм, форму пока сунул в хранилище, достал банку с белой краской, кисточку и стал писать на хвосте. «Аэростат». Если губернатор Шлиппе скажет, что я его надурил, читайте название. Так мой вертолёт получил имя. Буквы не ровные, скакали, но я своей работой был доволен. Крышку банки закрыл, убрал с кисточкой обратно в хранилище и, пока надпись подсыхала, провёл предполётный осмотр и стал заправлять.
Да, в прошлой жизни использовал, заправить забыл. Движки ещё горячие. В этой жизни впервые его достал. После заправки запустил двигатель, он тут один, поднялся над лесом и, опустив нос, полетел к Туле. К слову, Тула находилась между мной и столицей, или облетать, или через неё. Ну я и схулиганил. Стал над городом наворачивать круги, ревя движком. Все на улицы высыпали, разглядывая вертолёт, махали руками, шапки в воздух кидая. Заметил, что губернатор не сдержал любопытства и вышел на крыльцо со свитой своих работников, подлетел снижаясь к площади, развернувшись боком, метров сто… Они головные уборы удерживали, потоки воздуха одежду трепали, а я, открыв окно в двери и наполовину высунувшись, помахал свободной правой рукой, место пилота справа в кабине, и стал пальцем тыкать в сторону хвоста. Шлиппе посмотрел на надпись и укоризненно покачал головой. Я широко ему улыбнулся и, поднимая машину, опуская нос, полетел в сторону столицы. А то не поверил мне… На аэростате прилетел, как есть. Теперь точно поверит.
Полёт проходил неплохо. Я летел на полуторакилометровой высоте, и надо сказать, тело затекло, хорошо, что на дозаправку садился, в двухстах километрах от столицы. Размялся. Нет, на самолёте всё-таки лучше. Автопилот управляет, ты лежишь на полу между сиденьями, фильмы с ноута или планшета смотришь, музыку слушаешь, а то и вообще спишь. Лафа. А вертолёт ещё и гудит, да и вибрация. Уверен на все сто, что губернатор телеграфирует, что я отбыл, причём на летательном средстве. Будут ждать.
Вылетел я в шесть часов, лететь почти восемьсот километров, по прямой, триста километров в час, плюс двадцать минут на дозаправку, там насос электрический качает, быстро. Поэтому в девять часов заревел мотором над летней резиденцией императора Николая Второго. Не промахнулся. Летел рядом с железнодорожной веткой на Москву, а от столицы сориентировался на резиденцию, действительно ждали, народу изрядно собралось. Не ошибся я, сообщил им Шлиппе.
А скорость приличная, триста километров и есть, вот и стал сбрасывать, медленно снижаясь, наворачивая круги над дворцовым комплексом. Приметив в саду удобное место для посадки, там перекрёсток нескольких тропинок был, хватит, винтами не зацеплю, спокойно там сел, буквально в двухстах метрах от здания, где Николай находился. Дальше стал щёлкать клавишами, отключать бортовую сеть, движок заглушил, винты по инерции вращаются, стоянку уже гвардейцы и казаки окружили, но на дальность работы винтов, не подходили, явно опасались. А вот сесть на площади, да и подъездной дорожке у дворца, не мог, всё экипажами заставлено, так что это и подходящее, и тихое место, народу тоже особо нет. Зеваки от забора и выездных ворот спешили сюда.
Открыв дверь, винты ещё вращались, хотя уже медленно, я одним движением покинул кабину и, захлопнув дверцу, поправляя ремень, осмотрелся. Вообще я специально засветил вертолёт, продавать не буду, не уговорят, всё равно использовать не научишь, сложная техника, да личная, а вот покатать императорскую семью можно и нужно. Этим все возможные прегрешения в отношении меня и кляузы, коих наверняка сотни, если не тысячи, смою. Командовал я твёрдой рукой, а такое не любят.
– Ротмистр, подойдите, – приметив знакомого офицера, графа, что в прошлой жизни мне дом проиграл в пари, позвал его. А когда тот, с опаской пригибаясь, подошёл, придерживая на ходу саблю, я открыл раздвижные двери, которые в бок уходят, в десантный отсек, тут в стойке с задранным стволом пулемёт находился, что это он, по пулемётной ленте понять можно, взял два саквояжа и вручил ему. – Моя форма, подготовьте комнату переодеться.
– Будет сделано, ваше высокопревосходительство.
– Я контр-адмирал, а не вице.
Тот только пожал плечами, но отнёс оба саквояжа подчинённым, и уже они куда-то понесли. А тут народ стал собираться, дамы, дети, разные офицеры, мужья и братья, так что пришлось открыть и с другой стороны дверь и всё показывать. Пулемёты разрядил, а то дети игрались. Только через полчаса, когда уже стемнело, ко мне прорвались два гвардейца и сообщили, что Николай ждёт, они проводят. А у машины пока охрану поставят. Любопытных начали уводить, так что я запер машину (масса выключена, питания приборов нет) и прошёл в здание, там переоделся и вскоре проходил в рабочий кабинет государя.
– Добрый вечер, ваше императорское величество, – кивнул я, подходя к столу.
– Старое обращение, но действенное, – вздохнул тот, выходя и здороваясь со мной за руку. – Кому добрый, кому и нет. Вы знаете, что произошло во Владивостоке?
– Честно признаюсь, нет, оторван был от связи. Однако я могу предположить. Зная наместника Алексеева, уверен, что тот пожелает лично совершить поход на кораблях отряда, намёки на это были, но я отказал. С учётом того, что свои линейные силы японцы держат на подходах к Владивостоку, а также ночами выставили два минных поля, о чём штаб моего бывшего отряда знал, шансы покинуть гавань есть, а вот вернуться – немного. Это я ночью хорошо вижу и могу вывести корабли, хотя японцы активно используют прожекторы, знают мою такую уловку.
– Алексеев принял на себя командование отрядом, адмирал Иессен потребовал письменного распоряжения, но не получил его и вывел крейсера дать японцам бой.
– Линейный? Он что, идиот?
– Хотел отвлечь противника для удара миноносцами. Вечер наступал.
– А так это мой план, один из разработанных, в архивах штаба был. Ну да, рабочий план. Где он в лужу сел?.. Хм, не так, сколько кораблей вернулось?
– «Россия» и «Рюрик». «Рюрик» выбросился на берег, не смог удержать воду. «Россия» не в лучшем состоянии. Уже завели в док, начали ремонт.
– Даже трофеи на дне?
– Новое минное поле, когда избитые возвращались, наскочили. И «Богатырь» тоже. «Громобой» погиб при линейном бое, попадание в пороховой погреб. Золотой выстрел, как мне объяснили. Атака миноносцев не получилась, обнаружили на подходах. Четыре потеряли, не вернулись, некоторые пришли с повреждениями.
– Любопытно. А это вообще нормально? Наместник, который уже не командующий, снят, прибывает в порт, к чёрту посылает командира отряда, принимая командование на себя, и рулит. Это как? Для примера, я пришёл к вам в кабинет, пинок со стула, мол, проваливай, теперь я покомандую. И что, у нас в России так можно?
– Не очень приятная аллегория, но наместник также и полный адмирал, подчиняться ему должны.
– Тут я вас не понимаю, он должен быть или тем, или другим, или наместником и адмиралом в отставке, или адмиралом и в прошлом наместником. Вот из-за таких двойных стандартов в должностях такое безобразие и случается.
– Ещё и моряки взбунтовались, и матросы, и офицеры. Отказываются выполнять приказы, даже его превосходительства контр-адмирала Иессена. Ходят упорные слухи, что вас убили, а тело в лесу закопали.
– Ну раз Иессен лёг под Алексеева, то и в другой раз ляжет, матросы не дураки, это понимают. Это я в морду даю наглым чиновникам, о чём мои бывшие подчинённые знали, а остальные… Смысла нет говорить, так везде на флоте. Кто выше чином – имеет, кто ниже – того имеют. Ладно, ваше императорское величество, чего изволите? У меня отдых, я пока в резерве, между прочим. Через три дня бал в Дворянском собрании Тулы, обещался быть.
