Юрий Корчевский - «Волкодав» из будущего
На бронемашине рация стоит. Сейчас они в эфир выйдут, сообщат о преследовании. А на прямом участке дороги из пулемета срежут. Вот фиг вам!
Из-за поворота выехал бронеавтомобиль. Ствол пулемета на башне слегка покачивался из стороны в сторону, выискивая цель.
Машина ближе и ближе, я поймал ее в прицел. Странно как-то, панцерфауст задрался вверх трубой. Может, что-то неправильно делаю?
Держа в прицеле капот, я нажал на рычаг. Громыхнуло, сзади меня из трубы вылетела огненная струя. И в это же время бабахнуло впереди. Сверкнул огонь, машина еще катилась вперед по инерции, но было уже понятно, что ей конец.
Броневичок съехал с дороги, уткнулся носом в кювет. Никто из него не выскочил, а из открытой башни повалил черный дым.
Неплохая штука этот фаустпатрон. Нам бы такие в 41-м.
Похоже, надо бросать мотоцикл. Вернувшись к нему, я нацепил подсумок с запасными магазинами к ремню, отщелкнул магазин от автомата Вилли, сунул его в ранец. Патронов никогда не бывает много. Открыв крышку бензобака, заглянул. Бензин плескался на донышке. В любом случае далеко бы я не уехал. Вот что! Надо инсценировать аварию. Все равно скоро здесь немцы появятся – посмотреть, что за дым в ближнем тылу.
Я столкнул мотоцикл к дороге, уткнув его колесом в капот броневика. Скоро огонь до него доберется, и тогда пусть гадают, как случилась авария.
Глава 9
Мне удалось отойти по лесу километра на три, когда к месту, где горел бронеавтомобиль, проскочили по дороге два мотоцикла с коляской. Эх, не до конца я продумал инсценировку, надо было из броневика вытащить один труп и на мотоцикл усадить – для правдоподобия. Ладно, чего не сделано, уже не вернешь. Все спешка проклятая.
Я шел по возможности быстро, но и об осторожности не забывал – всматривался, вслушивался. Каску с мотоочками в кусты забросил. Тяжелая, а в ближнем бою толку было от нее мало – из «Парабеллума» с пятидесяти метров пробивается. В пилотке легче. Однако руки от соприкосновения с холодным металлом автомата мерзли. И за спину его не закинешь – вдруг немцы. Кстати, в отличие от сюжетов популярного кино, в действительности немцы автоматы поперек живота не носили. Ручка затвора у него слева, в живот упирается, и в случае нужды с предохранителя быстро не снимешь. На плече они его носили, и в пехоте – часто с откинутым прикладом.
Потянуло дымком. Я насторожился. И наши и немцы освобождали от жителей ближайшую прифронтовую полосу. Так что дым – явно не от деревенской избы.
Я залег, стал приглядываться.
Вдали в лесу мелькали фигуры. На опушку вышел немец с забинтованной рукой, неловко прикурил. Да у них тут полевой госпиталь! И дымком тянет, потому как печки в палатках топят. После кровопотери раненые даже в летнюю жару мерзнут, чего уж про теперешнюю погоду говорить. И не обойти их никак. Слева – дорога, справа от нее, в лесу чахлом – госпиталь.
Я достал ранец и стал в нем рыться. Вроде видел там индивидуальный перевязочный пакет. Точно – вот он, немецкий, бумажный.
Я разорвал упаковку из пергаментной бумаги, обмотал голову и шею, а сверху, на макушку, кое-как натянул пилотку. И смело двинулся по лесу к госпиталю. Если мое поведение покажется кому-то странным, если я не отвечу на обращенную ко мне немецкую речь, все объяснится ранением или контузией. Какой спрос с раненого или контуженного в голову?
Вопреки моим опасениям, на меня никто не обратил внимания. Я прошел по палаточному городку, где было множество раненых – сидящих, лежащих, бродивших между палатками с перевязанными конечностями, головами. Если я от них и отличался, так только тем, что мундир не в крови.
Я пересек территорию госпиталя и пошел дальше – по дороге. Вот госпиталь, вот немец идет – раненый, перевязанный. Ничего подозрительного.
Так я и шел, пока слева не увидел противотанковую батарею. Была бы она обычная, пушечная, или гаубичная – те от передовой стоять могут далеко, за несколько километров, а противотанковая – непосредственно вблизи траншеи, на дальности прямого выстрела по танку. Или это – резервная линия обороны? Разница принципиальная. Если это уже передовая, то мне лучше бы быть тут ночью, потому что надо нейтралку переходить, стало быть – до ночи где-то надо находиться. А на передовой это не так просто – военнослужащих много, все друг друга в ротах, а часто и в батальонах знают, по крайней мере – в лицо. Другое дело – запасная или резервная линия. Между ней и передовой может быть от пяти до пятнадцати километров. Вот между этими двумя позициями мне прятаться надо.
Ко мне, держа в руках незажженную сигарету, подошел артиллерист с батареи и попросил о чем-то. Я хоть языка и не знал, но догадался – достал зажигалку и дал прикурить.
Немец поблагодарил:
– Данке. – Потом стал что-то говорить. Я пожал плечами и показал на забинтованную голову. Немец посмотрел на меня как-то жалостливо, покачал головой и отошел.
Маскировку в виде повязки я выбрал очень удачно. Вроде я здесь, все меня видят, – даже вот один заговорил, и в то же время на меня никто не обращает внимания. Наоборот – раненый солдат, идущий не в тыл, а к передовой, вызывает уважение.
Пока я с немцем стоял, прислушивался. Если передний край близок, стрельба должна быть слышна и прочие звуки, которые на передовой всегда присутствуют: разговоры, бренчание пустых банок на колючей проволоке, лязг оружия.
А тут – ничего подобно. И местность вперед метров на триста видна, а проволочных заграждений нет, как не видно и траншей. Я перевел дух: стало быть, запасная позиция.
Я пошел вперед по дороге, добрел до леса, присел на опушке, закурил. Что в этом необычного? Устал солдат – ранен, присел отдохнуть.
Мимо проезжали мотоциклы, шли пехотинцы – строем и в одиночку. И никого моя личность не заинтересовала.
Улучив момент, когда никого близко не было, я юркнул поглубже в лесок, не лесок даже – рощицу. Причем чахлую и прореженную взрывами бомб и снарядов – вон сколько деревьев повалено. Нашел местечко поукромнее – под вывернутым корнем поваленной ели, и забрался под него. Тут потеплее, ветер не дует. Вскрыл ножом консервную банку с ветчиной, не спеша съел. Проголодался – время-то уже обеденное, да и пешком отмахал сегодня изрядно.
Вкусная ветчина была! Я облизал пальцы, улегся и смежил веки. Сколько до передовой осталось? Языка бы взять, да толку с того! Я по-немецки все равно ничего не понимаю. Придется сидеть в роще до ночи, а потом уже – где ползком, где пешком – добираться к своим. Немного напрягало, что местность не изучена, прямо «терра инкогнита».
Где наши? Есть ли на пути преграды вроде рек? Где минные поля? Немцы густо минировали нейтральную полосу минами-ловушками. Наступил на такую неосторожно, она вверх на метр подпрыгивает и взрывается. Даже в положении лежа от нее не убережешься. И не сказать, чтобы мощная, но на семь-десять метров – зона сплошного поражения. А хлопнет мина на нейтралке – немцам сигнал: или разведка ползет, или саперы проход освобождают. И туда сразу – огонь из пулеметов и минометов. Мало не покажется.
Угревшись, я придремал, и проснулся, когда солнце уже стало садиться – от холода. Согнутые руки и ноги замерзли и потеряли чувствительность.
Я встал, попрыгал, размахивая руками, поприседал, разгоняя кровь. Стало теплее. Я открыл еще одну банку консервов, съел. Показалось мало – съел еще. Чего добро беречь? Все равно ранец бросать надо – с ним ползти тяжелее, да и зацепиться за колючую проволоку можно. Вытащил из ранца автоматный магазин, сунул в голенище сапога. Снова попрыгал – ничего не звякает, не бренчит. Нож бы еще – вроде финки, плохо без него – втихую часового не снять. В кармане же только перочинный, которым консервные банки открывал.
Я вышел к дороге, которая уже опустела. Не любили немцы ездить по ночам в прифронтовой полосе, опасаясь партизан на оккупированной территории.
Впереди послышался разговор. Я успел свернуть с дороги в кювет. Немцы прошли недалеко. Ешкин кот! Я же бинты не снял, они в темноте белеют. Быстро сорвав демаскирующие меня бинты, присыпал их землей. Глаза уже адаптировались к темноте, потому передвигался я быстро – от ямки к кустам, от одного укрытия к другому.
Впереди – не более чем в километре от меня – слышалась редкая стрельба, взлетали ракеты. До передовой уже недалеко.
Я наткнулся на небольшой склад боеприпасов – вокруг штабелей из ящиков со снарядами расхаживал часовой. Хорошо, что луна, на миг выглянувшая из-за туч, отразилась на примкнутом к винтовке штыке. Именно с ее «помощью» я и увидел, в какую сторону направляется часовой.
Ползком я обогнул склад и дальше уже только полз.
Что такое километр? Ерунда, десять минут ходьбы. Но не ползком на пузе и в чужом тылу. Я этот проклятый километр два часа преодолевал.
