Антон Орлов - Комнаты страха
«Ахинея», – мысленно возразил Морис и снова отрубился.
Когда он проснулся во второй раз, Лейла, Генри и присоединившаяся к ним Лиана с живым интересом наблюдали за роботом, который вырезал из шуршащей прозрачной пленки трафареты с узорами. Лейла держала один уже готовый и придирчиво рассматривала.
– Это что у вас такое? – приподняв голову, поинтересовался Морис.
– Это будет хессиокае, запечатывающий черный цветок, – отозвался Генри. – Мы решили его растиражировать, хуже не станет.
– Не могу понять, удалось ли соблюсти все пропорции, – озабоченно произнесла Лейла, глядя на трафарет. – Размеры можно менять, однако пропорции – чтобы до миллиметра… Черт, у меня все-таки глазомер не тот!
– Пусть компьютер проверит, – тряхнув копной рыжих волос, подсказала Лиана.
Лейла положила лист на стол с аппаратурой. Морис с тихим восторгом наблюдал за ее движениями сквозь слипающиеся ресницы.
– Чуть-чуть ошиблись! – процедила Лейла. – Может не сработать, я не хочу рисковать. Пересчитываем по новой, а этот хлам выбросить.
Подполз похожий на бронтозавра робот-уборщик с логотипом отеля «Императрица» на бронзовом с чернью корпусе. Захрустел безжалостно сминаемой пленкой.
Лиана села за компьютер, Лейла и Генри встали у нее за спиной, как будто их жгло нетерпение. Смысл их деятельности от Мориса ускользал: валяют дурака и занимаются каким-то оформительством, вместо того чтобы ловить террористку Анджелу! Ладно, когда он проснется окончательно, постарается аргументированно объяснить, что сначала надо решить проблему, а потом уже тиражировать цветочки.
– Готово, – сообщила Лиана. – Кажется, теперь получилось то.
Она уселась на пол, на пышный мех, сцепила на колене длинные тонкие пальцы. На ней были джинсы и клетчатая рубашка – такие называют «ковбойками», припомнил Морис. Еще он заметил, когда Лиана проходила мимо его дивана, что глаза у нее не переливчато-фиолетовые, как в прошлый раз, а обыкновенные карие. Видимо, сейчас она без линз, и успела переодеться после фуршета.
Вот бывает же, и хочется спать, и в то же время внимание приковано к чему-то, происходящему поблизости, из-за этого никак не уснешь.
– Достал меня ваш цветочек, – вздохнула Лиана. – Только раса этих сумасшедших рисовальщиков могла до такого додуматься! Помню, когда так называемый Крис втерся в доверие к моей маме и они начали крутить любовь, мама сильно расстраивалась, что не может рисовать, как он. Чуть не закомплексовала, потому что на одно и то же у нее уходил час, а у этого интригана – несколько минут. Наверное, он нарочно дразнил ее своими возможностями, это было в его характере. Потом, когда всплыла правда, мама бросила из-за этого переживать – наоборот, стала гордиться, что представитель расы энбоно считает ее хорошим дизайнером. Но тогда у нас дома кипели такие страсти! Я возвращаюсь после учебы, а там или грохот стоит, на улице слышно – это Поль, придя со службы, застал у мамы в гостях Криса и полез его бить, или она опять завелась и пытается нарисовать одним росчерком какой-нибудь головокружительный узор, как это делает Крис, а у самой глаза красные от слез. Веселое было времечко! Мы тогда, по молодости, были совсем шальные – Поль, конечно, больше всех, но мы с мамой тоже.
– Вы, Лагаймы, вообще шальная семейка, – заметила Лейла, разглядывая только что изготовленный трафарет. – За исключением Марсии. Она среди вас самая рассудительная.
– Это у нее по материнской линии, – усмехнулась Лиана. – Рассудительность от Ивены, а внешность – наша.
– Тоже хорошо. Вы зато красивые, чего не отнимешь, того не отнимешь.
Вначале Морис почувствовал умиление: Лейла, сама умопомрачительно красивая, восхищается чужой красотой – какие у этой девушки замечательные душевные качества! Потом пришло беспокойство: вот бы выяснить, как она оценивает его – но вдруг о нем у Лейлы сложилось такое мнение, что лучше не выяснять?.. С этой тревожной мыслью он уснул, а некоторое время спустя проснулся по причине весьма прозаической – ему понадобилось в туалет.
Рядом никого, все куда-то ушли. Освещение выключено, вертикальные жалюзи на окнах слегка приоткрыты, и оттуда сочится жемчужный дневной свет.
Ступая босиком по шелковистому меху – вероятно, искусственному, – Морис побрел через зал к арке, за которой виднелся отделанный деревом коридор. С той стороны доносились приглушенные голоса, это его успокоило и обрадовало.
По дороге пришлось обогнуть диван, на котором кто-то спал, с головой укрывшись розовым стеганым одеялом. Снаружи остались только волосы – длинные и волнистые темные пряди. Похоже, Дигна. А Генри не видно.
Мысль о том, что последний ошивается около Лейлы, подействовала, как противное верещание будильника, и Морис еще на четверть проснулся.
Паркет в коридоре теплый, ощущение приятное, но шлепанье босых ног – оно как-то слишком по-мальчишески… Идти, не шлепая, не получалось: организм все еще не восстановил силы в полной мере, и Мориса едва ли не заносило.
Мелькнула догадка: «Отходняк после допинга, которым угостил меня Генри. Но тогда у него сейчас тоже должен быть хороший отходняк…»
За одним из арочных проемов стоял «кокон» с Бланкой. Перед монитором развалился в кресле шиайтианин; бросив на Мориса беглый взгляд, он снова отвернулся к экрану.
«Если кома, ее в больницу надо отправить. Чего они тянут?»
На двери туалета сверкал свежей черной краской фантастический цветок – причудливое переплетение линий, настолько изысканное и прихотливое, что Морис оторопело уставился на это художество и моргал несколько секунд, прежде чем войти внутрь.
Посетив туалет, он направился обратно в зал, но, внезапно передумав, повернул в ту сторону, где звучали голоса. Лейлу, Лиану и Генри он обнаружил за изгибом коридора. Трое взрослых людей увлеченно украшали дверцы стенного шкафа, в котором гнездилась всевозможная бытовая автоматика, от роботов-уборщиков в нижних секциях до мобильных комнатных светильников в верхних. Рисунок наносили черной краской через трафареты, занимались этим Лиана и Лейла, а Генри сидел на полу, прислонившись к стене, бледный, усталый, удовлетворенный. Трафареты были разного размера, но сам узор повторялся – тот же, что на двери туалета.
– Какие люди пришли… – пробормотала Лейла, не отрываясь от дела. – Еще немного, и мы закончим.
– Это зачем? – спросил Морис.
Хоть он и робел перед ней, но чувствовал, что должен всех образумить.
– Для красоты, – Лейла на секунду оглянулась, мелькнула фарфоровая скула, резкий черный контур вокруг глаза, с заходом на висок. – Предполагается, что Римма Кирч, увидев плоды наших усилий, сразу испытает эстетический шок… А если кто-нибудь хоть одну черточку размажет – башку откручу и задницу надеру, понятно?
– Понятно, – вконец растерявшись, подтвердил Морис.
Ему и польстило то, что Лейла с ним так запросто, и в то же время он почувствовал себя не в своей тарелке.
Потоптавшись, уселся на пол рядом с Генри. Голова кружилась.
– Иди лучше спи, – посоветовал Генри. – Ты все, что мог, сделал, дальше будут работать Лейла и Чеус.
– Так Лейла же вон чем занимается… А Чеус где?
– Около Марсии. Девочка болеет, сейчас у нее время лечебных процедур.
Морис кивнул, наблюдая сквозь накатившую полудрему, как две стройные женщины, рыжая и черноволосая – не двадцатилетние, но принадлежащие, должно быть, к племени вечно юных небожительниц, – возятся с трафаретами около шкафа. Бессмысленное занятие, зато красиво.
– Думаешь, администрация отеля это одобрит? – спросил он шепотом.
– А куда ж она денется? Шел бы ты спать. Или уснешь прямо здесь.
«И оставить тебя с Лейлой? Фигу!»
– А ты?
– Мне еще рано. Я три раза принимал допинг – на лыжной базе, в пещере и потом еще здесь, чтобы одолеть перевод. Спать лягу позже, когда оно утрясется.
Из-за поворота вышла Марсия в махровой красной пижаме, с косичкой, следом за ней появился Чеус.
– Марсия, иди сюда, посмотри, – позвала Лейла. – Это лярнийский запечатывающий цветок хессиокае. Получилось у нас то, что нужно?
– Да, – полюбовавшись разукрашенным шкафом, согласилась девочка. – Пока он здесь, проход закрыт.
– Молодцы мы! Особенно ты у нас молодец! – Лейла присела около Генри, поцеловала его в щеку и снова выпрямилась – стремительно, только распущенные волосы блеснули иссиня-черным, но Морис успел уловить ее нежный будоражащий запах.
– Нарисуйте еще такие же на зеркалах, – попросила Марсия.
– Зачем?
– Не знаю… Так будет лучше. Так надо.
– Раз надо – значит, нарисуем, – решила Лейла.
«Сейчас опять займутся глупостями, чтобы ребенка порадовать», – сглотнув горький комок, подумал Морис.
На самом деле его задело то, что поцелуй достался Генри, а на него не обратили внимания.
Лейла, Лиана и Марсия отправились разрисовывать зеркала, за ними потащился гламурный гостиничный робот с трафаретами и краской.
