Дмитрий Минаев - Пацифист
– Не очень, – я принялся объяснять, показывая рукой, а заодно и рассказывая о нашей с Ленкой Одиссее.
– Капитан, а то, что на нас накинулись твари – это обычное дело?! – задал я мучивший меня вопрос.
Нет, я, конечно, понимаю, кросс, испытания, экзамен… Но монстры-то были самые настоящие, не виртуальные, не игрушечные и не дрессированные! Или это была игра на выживание? С ребятнёй?! Что-то не верится!
– А я всё думал, когда ты спросишь?!
В ответ я лишь хмыкнул.
– Вообще-то такого не должно было быть, да и не было никогда раньше!
– Тогда как же…
– Не перебивай, лучше послушай!
Я предпочёл заткнуться. Информация была жизненно важна, видно не всё тут доверяют Сети. Впрочем, так и должно быть…
А Финистов, меж тем, продолжал:
– Трасса периодически проверяется. Ведь тут сдают экзамены не только кадеты, а и космопехи, полиция, офицеры, только длина маршрута разная. У десантуры он идёт почти по всему ободу Чёртовой чаши. Снаружи и внутри.
Какой чаши?.. А-а-а…
– По краю впадины? – догадался я.
– Ну да. А перед каждым испытанием по трассе проходят охотники,.. – продолжил кэп свои объяснения.
Молодцы, если так… Пусть не спецподразделение, а частная контора, людям тоже жить как-то надо.
– А охотники наши или из Содружества?
– Конечно наши, кто ж пиндосам доверит у купола шариться!.. То есть это… я не то хотел сказать…
– Да я понял. Кто ж их любит.
Офицер окинул меня пристальным взором.
– Так ты трепаться не будешь?
– Зачем? – недоуменное пожатие плеч.
Несмотря на то, что к представителям Содружества отношение было не очень, открытая неприязнь не поощрялась. Одно дело идеологическая борьба, столкновение мировоззрений, духовных скреп и тому подобного, другое – прямые оскорбления в адрес отдельных лиц… У нас всё ж таки не война!
Вот и Мара, порой, как начнёт костерить "всех этих педиков", а потом:
– Ты только нашим, из экипажа не говори, – а потом махнёт рукой, – А-а-а, нахрен! Делай что хочешь! Семь бед – один ответ!
А мне чего, я нем, как могила, – примерно так я и ответил Финистову.
Немного помолчали.
– А в этот раз? Охотники трассу проверяли?
– Лёш, ей богу, ты – как ребёнок?!
– Чего?! – мои глаза распахнулись во всю ширь, едва линзы не вылетели.
– Блин! Успел позабыть, сколько тебе лет! А честно, сколько?
– Четырнадцать недавно исполнилось, пошёл пятнадцатый.
– Нихрена! Из вундеркиндов, значит?!
– В смысле?!
– Экзамены сдаёшь досрочно. Тут некоторым кадетам давно в армию пора.
– А у меня один год жизни идёт за два, а то и за три! Так что я, наоборот, подзадержался!
Капитан вновь задумался.
– Так что там с рейнджерами? – вновь спросил я.
– Как ты их назвал?
– Рейнджерами… А что? Что-нибудь не так?
– Нет, просто не любят они чужеродных словечек, предпочитая звать себя егерями.
А "егерь" – это что, исконно русское слово? Впервые об этом слышу. Впрочем, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
– Так всё-таки, они… эти самые егеря… проверяли маршрут или нет?
– Лёш, откуда ж мне знать?! Я же не начальник училища и не его зам, а всего лишь командир кадетской роты. Понятно?
– Ясно. А сам-то как думаешь?
– Могли никакой охоты и не проводить.
– Так чего, у этих… егерей оружие тоже забрали, как и у тебя.
– Не-е, с этим у них строго. Да и сами охотники с неисправными "стволами" за купол ни шагу. Твари могут сидеть прямо за порогом.
– Да, ну-у? – не поверил я, и кэп рассказал одну историю…
Я б лично за её достоверность не поручился!
Короче, один работяга с космодрома… а может, с одной из посадочных площадок… центрального купола или какого-то другого, офицер точно не знал… вышел по нужде, отлить.
– Что, прям на взлётное поле?
– Да ты что! Что он, дикарь какой? Завернул за корпус глайдера…
Час от часу не легче. Это что, верх цивилизованности?
– Там много таких стоит, бесхозных.
– Ничьих?
Может, и мне одним разжиться… или парочкой? Если неисправен – отремонтирую.
– Ну да. Там много таких стоит, сломанных и полуразобранных. Ты ж в курсе, как это бывает… Хотя, откуда тебе знать!
И Финистов принялся объяснять, как всё происходит: сперва старьё отправляют в ремонт. Запчастей, как всегда, не находится…
– Нахрена компаниям их выпускать? Если все будут ремонтировать старое, то кто ж станет покупать новые модели?
Всё верно – бизнес! Вот и с машинами так же: сначала в ремонт, потом на запчасти, а дальше то, что останется догнивает себе на задворках площадок или рядом со взлётными полями.
– Поня-ятно, – понимающе кивнул я, – А чего их не утилизируют?
– А нафига? Ты разве не знаешь закон Карнеги?
Новое пожатие плеч.
– "Стоит какую-нибудь деталь выкинуть, как она сразу понадобится", – процитировал кэп.
Я откопал в закромах памяти эту шутку юмора. Почему-то там такого изречения не было. Может, его придумал другой хохмач?
– Поэтому старые корпуса и не режут, хотя всё, что можно, с них уже давно поснимали. Ещё могут понадобиться стойки, рёбра переборки… Не на Земле ж их потом заказывать!
Ну-у, тогда этот хлам будет валяться вечно, пока полностью не сгниёт.
– Так что случилось с тем… хренманом… который… ну-у, это-самое…
– Чего? Да ничего хорошего. Шасть он за "железку", а там – монстр.
– Сожрал мужика?
– Нет, не успел. Охрана набежала, тварь замочили, малого отбили, но руку он потерял.
– Как так? Совсем? Есть же регенераторы?!
– На любом оборудовании ещё надо уметь работать. Те олухи, что сунули бедолагу в саркофаг, должны были сперва убедиться, что в ране нет инородных предметов.
– И что, руку пришлось отрезать?
– Нет, зато потом долго лечили, да так и не вылечили.
– Есть же проверенные стопроцентные методики, вот в Содружестве…
– Так то у пиндосов, а это у нас, – с горечью вздохнул кэп, – У них за деньги звезду с неба можно достать! Только плати!
– А у нас что, нельзя? А как же страховка? Или она ему не полагалась? Он же на службе? Или как? – я не на шутку разволновался.
Было отчего. Пообщавшись с цивилизованным обществом, я уже успел понять, что на информкристаллах можно прописать что угодно, а как дойдёт до практики… Мигом все законы и правила становятся очень растяжимыми. А уж о коррупции, царящей в Российской империи на Западе не писал только совсем уж ленивый. Неужели на самом деле всё ещё хреновей?!
Навострил уши. Что скажет собеседник? Но тот лишь скосил взгляд себе на грудь… на её левую половину…
Мать твою! До меня дошло! Всё происходящее с нами пишется! Как я мог позабыть?! Какая уж тут нахрен откровенность, мы и так успели наговорить много лишнего… Хотя… императора и его окружение не ругали, прямых командиров и начальников… вроде тоже… Ну и ладно! А в остальном… Мнение верноподданных на то и существует, чтобы выявлять и устранять недостатки… когда это кому-то требуется.
– Нам сюда новейшего оборудования не присылают. Мы ж тут того… ограниченный контингент.
Понял, не дурак. Короче, представительство России тут – чёрная дыра в имперском бюджете. И пользы никакой и бросить нельзя. Престиж державы и всё такое…
– Выходит, тесное сотрудничество с пиндосами… то есть с представителями Содружества… не практикуется?
– Не особо, – отрезал офицер, посмотрев на меня, как на умалишённого.
Во мля! Так тут чего, холодная война?! А мы с Марой?! Что, как партизаны во вражеском тылу?!
Проклятье! Вернусь на "Ледлоу", нужно будет срочно "провентилировать" этот вопрос. А то я как-то расслабился: далёкая планета, форпост человечества, казалось бы, все люди – братья, должны действовать сообща… А оно вон как!
– Далеко ещё? – прервал мои размышления Финистов.
– А?
– Где Ножкина?
– Вон за тем уступом, – махнул я рукой, погруженный в собственные мысли.
Попасть с одной войны на другую, хоть холодную, хоть горячую – было совсем не тем, чего мне хотелось там, на Хироне. Хотя… Возможно всё не так страшно. Поживём – увидим.
– Где она? – вновь закрутил головой кэп, когда мы очутились на самом краю обрыва.
– Да вон же! – свесившись вниз, ткнул я пальцем в пристроившуюся на площадке одинокую фигуру.
– Мать его! – не смог скрыть своих эмоций капитан, – Как же она там очутилась?!
– Не вопрос, сейчас покажу! – с готовностью отозвался я.
– Ну что, уселся? – переспросил в очередной раз, когда офицер взобрался мне на закорки.
– А это не опасно… вот так?
– Сейчас проверим, – "успокоил" я его, – Держи-и-и-и-сь! – и сиганул с обрыва.
– У-у-у мля-я-я! – диким голосом взвыл я, приземляясь на больную ногу.
В глазах всё помутилось, а ругательства застряли в глотке. Как же больно, мать его! То есть, мать её!
