"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

— Наклонись, — вытянула ручки вверх Рина. — Хочу рассказать тебе еще кое-что на ушко.

Как только я наклонился, руки оплели мою голову, а горячее дыхание обожгло мое ухо.

— Убить меня можно, подержав в котле на огне под закрытой крышкой один день, — прошептала девушка.

— Тебя еще попробуй поймать да в котел положить, — усмехнулся я. — А это та еще задача, ты очень быстрая, Рина.

— Моя слабость — яблоки, рык, — тихо прошептала девушка и уперлась лбом мне в голову. — Яблочный уксус, облей меня ведром уксуса и я буду беспомощна.

— Зачем ты мне…

— Потому что убить меня имеешь право только ты, — прошептала она и отпрянула от меня.

Я смотрел на девушку что скинула капюшон. Заплаканные глаза, красный, распухший и постоянно шмыгающий носик, запутанные волосы и побледневшая кожа. Бедная красавица пережила столько эмоций, словно неделю не спала, а усердно работала или пережила затяжную болезнь.

— И последнее, — пошмыгала девушка, что даже в таком состоянии оставалась красивой. — Рык, я люблю тебя, и сестрой или другом я тебе не буду! Лучше Убей! Мне очень больно в груди, не мучай меня, лучше убей.

— Эх ты, мой маленький цветочек, — погладил я по волосам девушку, что округлила от удивления глаза, а затем быстро повернулась на бок и уткнувшись в мою грудь закрыла глаза.

— Цветочек? Рык, ты очень сильно изменился, — улыбнулась измученная потрясениями Рина, а затем тихо прошептала. — Я посплю, обними меня покрепче.

И я обнял, крепко, не забывая гладить ее под треск догорающей кровати и, когда в очаге остались лишь красные угли, Рина мерно сопела носиком, иногда беспокойно вздрагивая.

— Я изменился, — тихо прошептал я, смотря на спящую девушку, что сладко, хоть и беспокойно, спала в моих объятиях. — И совсем скоро я изменюсь еще сильнее.

— Хмык, — шмыгала носиком, словно в ответ, Рина, а я улыбнулся и прошептал в пустоту.

— Каша заварена мной и лишь мне её разгребать.

Конец главы.

Глава 21

первая часть

Жадность присуща всему живому и разумному, в особенности человеку, и я не был исключением. Прошла всего неделя с тех пор, как я пришел в сознание и провел ночь с Риной. И именно тогда я впервые почувствовал вкус свободы без оков, что довлели надо мной со времен обретения новой жизни, а я уже желал полного снятия рабской печати, и через Тень уже дал предварительное согласие, но, конечно, только после ожесточенной торговли. Не с Тенью и, конечно же, не с самим Императором, а с Айно Молохом, который оказался правой карающей рукой. И его яростная торговля по пунктам ставила меня в тупик. Он торговался с особой жестокостью, пытаясь в начале убедить меня, что плата в пятьдесят лет службы в армии весьма справедливая, работа ведь сложная. Я же ему напомнил о том, что стандартной платой за снятие печати рабства является год в армии, и вот так каждый день цена за снятие печати корректировалась. Сорок пять лет, тридцать, ну не мне ни тебе, двадцать пять лет и личное поместье в столице. И такое отношение Бордового меня не удивляло и не коробило, он всего лишь правая рука того, что думает всегда на пару ходов вперед.

— А что произойдет, если подключить к торгу Рину? Сможет ли она договориться о дне службы в армии? — мечтательно улыбнулся я, представив, как Молох с Тенью орут на Рину, а она гнет свою линию и выбивает мне лучшие условии.

— Братик? — обеспокоенно проговорила рядом Агау, возвращая меня в реальность, на вершину серой скалы, в небольшой деревянный дом в азиатском стиле. Я сидел на полу в огромной комнате с множеством столиков, и здесь я уже некоторое время провожу занятия для самых маленьких, будущих символистов, которыми внезапно захотели или обязаны стать дети. Клановые дети, ну, почти все клановые дети, в роскошных кимоно и с невероятно дорогими кистями выполняли тестовое задание, по результату которого я и определю, стоит ли вообще пытаться им становится символистами.

И сейчас кроха Агау сделала ошибку в обращении ко мне, от чего все пятнадцать детей смотрели на неё очень пристально. То, что она имеет право называть меня братом и, что самое главное, я позволяю ей так себя называть, было очень ценной информацией о Звере, которому разрешено даже калечить отпрысков императорской семьи. О звере, который показал в открытую, что он хороший символист, и хорош не только в написании символов, но и в бою, о чем многие подзабыли.

— Мастер Рык, — исправилась Агау и немного покосилась на столики и подушки, на которых сидели совсем крохи и уже десятилетние дети. — У меня не получается.

— Что именно? — постарался я тихо спросить, но мой голос заставил вздрогнуть всех остальных детей, что сейчас чертили алфавит и некоторые простенькие сакральные слова, что сами по себе были Словами-символами.

— Всё, — тихо проговорила кроха. — Они пустые, просто черточки, мертвые.

Девочка протянула мне лист, на котором были нарисованы десять символов из алфавита символиста, понятные даже ребенку. Земля, огонь, воздух, лед, жизнь, смерть, старость, молодость, счастье и беда.

— В них нет жизни, — заговорщицки прошептала Агау, а остальные дети притихли и отложив свои кисти слушали меня с особой внимательностью. Их родные по сто золотых потратили, чтобы дети учились у меня, как никак.

— Хорошо, давай поступим иначе, нетрадиционно. Напиши мне слово, которое описывает или им называется то, что тебе дороже сладостей и игр, — на последние слова Агау отреагировала полным непонимания личиком, и потому я добавил. — Напиши то, что для тебя дороже жизни.

— Поняла, — произнесла кроха и бросилась к листу, а я обратился к остальным детям.

— Юные ученики, напишите слово, которое означает нечто, что вам дороже всего, дороже вашей жизни, — обратился я к детям. Мой разум вновь подкинул мне идею, но я еще её не осознал до конца, а уже притворял в жизнь, чуя, что делаю все правильно.

— Есть, мастер! — хором ответили мне дети и погрузились в свои белые листы.

Я улыбнулся. Мастер. Да, я теперь мастер, пусть и без специального свитка, подтверждающего это, но слух о том, что меня признал мастером Айно и Айено Тень, разнесся с поразительной скоростью. А когда я возмутился при Тени о том, что я никакой не мастер, у наставника таинственным образом в руках появился огромный стальной прут. Ох, как же он ругался на меня из-за снятия печати! Я мог убить себя, и пусть он признает, что я перешел грань возможного, но никогда не простит меня за то, что я испугал его двух детей. Что почуяли, как пришла смерть ко мне, особенно их испугало то, что они чувствовали что там был их самый дорогой, потому что единственный, человек, и возможно пришла смерть не за мной, а за Наставника, ведь самый большой страх Ненужных в том, что Тень оставит детей одних.

— Мастер, я все, — тихо подошел и прошептал бледный мальчик лет семи в очень простом сером кимоно, на которого почти все дети кроме Агау смотрели с удивлением. Они не понимали, почему в сером и слегка потертом кимоно он вообще находится с ними. На мое старое кимоно они не обратили внимания, причуды странного великана никого не удивляли, тем более это мастер. Вот только у этого мальчишки кимоно было явно не простое, ткань из бездны делалась не из простых растений и могла выдержать удар моего ножа.

— Молодец, Кайрон, — проговорил с улыбкой я и с опаской взял листочек. — Подожди сестру за своим столом…

— Я на столе тоже символ написал, — тихо проговорил Кайрон, последний ребенок Тени. — Я не специально, задумался и за стол теперь нельзя садиться.

— Понял, — напряжённо проговорил я, размышляя о том, что мог наделать ребенок Тени, у которого есть некоторые проблемы с моралью. — Сядь за мой стол, только не рисуй ничего, — произнес я, вставая и подходя столу ученика.

— Как скажете, мастер, — поклонился мне ребенок. Дисциплину Тень прививал железную, надеюсь, бил хоть не часто, хотя возможно, что это близость чудовищ делает этих детей такими.