Андрей Щупов - Дитя Плазмы. (Сборник)
— По-моему, вы чересчур принизили человечество, — усомнился я. Послушать вас, — мир — заковырист и недоступен.
— Так оно и есть, — Толик погасил экран и дважды энергично дернул себя за нос. Ему, вероятно, хотелось чихнуть, но он сдерживался. Уж не простыл ли он от моей воды?
— Нам не следует обманываться насчет своих возможностей, — он печально сморгнул. — Мы расковыряли ранку на теле Вселенной и, увидев вытекающую кровь, решили, что знаем все обо всем. А это далеко не так. Мы не знаем ничего даже о простейших формах жизни. Разрежьте обыкновенную гидру на триста частей, и из каждой вырастет взрослая особь. Крохотный кусочек плоти содержит в себе полную информацию о целостной биологической структуре. Память на клеточном уровне — это нечто такое, что нам пока недоступно. И репликационное зондирование — это, грубо говоря, человеческий снимок в фас, в профиль и в глубину. От макушки и до пят. Сложнейшая информационная последовательность, которой мы пользуемся совершенно вслепую.
— Вы меня даже не огорошили, — пробормотал я, — вы меня застрелили наповал. Теперь в эти ваши кабины меня и калачом не заманишь.
— Нормальная реакция, — Толик кивнул. — Стоит показать человеку пузырьки легких, и ему сразу становится трудно дышать.
— Уже чувствую, — я сипло вздохнул. — Однако мы отвлекаемся. Вы ведь собирались рассказать об успехах вашего друга. Насколько я могу судить, кое-чего он добился. Не так ли?
Диспетчер густо покраснел.
— Вы имеете ввиду… — Он запнулся. — Видите ли, в подробности вас может посвятить только сам Павлов. Я знаю лишь то, что он пытался разбить код по качественным показателям. Уже само по себе это было бы переворотом в бионике. В подробности же он меня не посвящал. Все-таки по складу ума я больше администратор…
— И это прекрасно! — перебил я его. — Не всем же, черт побери, быть гениями!
— Да, конечно, — Толик еще более стушевался. — Вы, должно быть, уже поняли, почему мы влезли в это дело. Главная беда современных институтов заключается в том, что они не располагают таким статистическим материалом, каким располагаем мы. Центральный декодер контролирует все репликационные системы Знойного. Если расширить основную программу и позволить проводить статистический анализ самой машине, результаты рано или поздно дадут о себе знать.
— О, да! Я не сомневаюсь!
— Павлов уверял, что все совершенно безопасно. Да так оно и было до недавнего времени. За несколько лет ни одного сбоя, ни одной жалобы.
— И вы, конечно же, успокоились?
— Не забывайте, передоверяя машине основную часть анализа, мы руководствовались чисто этическими мотивами. Вы же знаете, вторгаться в тайну личности запрещено. Другое дело, если этим будет заниматься электронный мозг. Анонимность таким образом полностью обеспечена.
— Возможно, суд учтет этот нюанс.
— Суд?..
— Ну, это еще не скоро, — успокоил я Толика. — А пока займемся Павловым. Я еще не услышал от вас маленького пустяка: где мне этого гения найти? Или, может, вы его вызовете прямо сюда, в кабинет?
— Но он… Он в отпуске, — диспетчер виновато захлопал ресницами. — На Сахалине. Уже второй месяц.
— Второй месяц? — я внутренне поперхнулся. Великолепно! Замечательно! И это на десерт столь плодотворного разговора.
— Может вы что-нибудь путаете? — я сам не узнал своего голоса.
— Да нет же. Я ведь администратор и просто обязан знать о таких вещах…
Это походило на переброшенный поперек тротуара трос. Мысли разогнавшимся стадом спотыкались о преграду и валились друг на дружку, визжа, работая локтями и чертыхаясь. Если бы я грохнулся в этом кабинете, думаю, Толик с удовольствием воспользовался бы оставшейся водой из графина. Но я не грохнулся. Черт его знает почему…
Прошла ночь. Как и положено — черная, в звездную крапинку. Спал я превосходнейшим образом, только отчего-то во сне мне явился знакомый художник. Дьявольски хохоча. он взобрался на табурет и принялся разбрасывать рисунки с плоскими рожицами. Я обратил внимание на то, что одна щека у него повязана платком. Флюс, — метко определил я. И тут же поежился от страшных подозрений. В прошлую встречу этого флюса у художника не было. К чему такой маскарад?.. Художник тем временем разметал последние из своих шедевров и дирижерским взмахом сорвал повязку. Я удивленно вскрикнул. Флюс был совершенно ни при чем. У художника отсутствовало ухо!.. Господи, да не Ван Гог ли это?!.. Я по-старушечьи перекрестился. Или мой знакомый намеренно пошел на операцию, дабы приблизиться к таинствам великого покойника?
— Фигушки! — взревел живописец. — Не там ищите, милостивый государь! Не там-с!..
— Павлов? — упавшим голосом спросил я. — Это он сделал?
Вместо ответа художник прорычал что-то неразборчивое и погрозил мне пальцем.
— Скажите только, он или не он?! — заорал я.
Гордо и угрюмо живописец провалился сквозь пол, даже не сделав попытку спастись. Он ушел в землю, как уходят под воду несдавшиеся корабли. А я, опустившись на четвереньки, превратился в поисковую собачку и немедленно бросился по следу Павлова. На Сахалин. Где-то на полпути, вблизи Комсомольска-на-Амуре, я, должно быть, проснулся. Потом опять уснул и снов больше не видел. Амурские волны омыли мой бред излечивающей влагой…
Это утро я собирался дольше обычного. Черный огромный кольт под мышку, пару кинжалов за пояс и пластиковые нунчаки за спину. В коляску мотоцикла я уложил капроновый альпинистский шнур, пакет со взрывчаткой и несколько дымовых шашек. Наручники, инфракрасные очки и дубинка с шипами, как обычно, покоились в дорожном кейсе. Собственно говоря, для того-то и понадобился мне мотоцикл. В кабину репликатора все это добро могло не поместиться. С десятой или двенадцатой попытки я завел железного монстра и, обдавая улицы бензиновым перегаром, помчался к зданию, где размещался центральный декодер. А минут через двадцать я уже подкатывал к искомой цели.
Это был старый крепкий особняк, украшенный ангелочками и гипсовыми колоннами. Всего-навсего три этажа. Я с сожалением поглядел на альпинистский шнур и слез с мотоцикла. Похоже не придется пользоваться и взрывчаткой. Дверь оказалась закрытой, но замок был чистой фикцией. Просунув в щель между косяком и дверью все тот же всемогущий жетон, я надавил плечом, и металлический язычок, крякнув, вышел из гнезда. Как я и думал никакой сигнализации здесь не наблюдалось. Скучное дело!.. На кой черт, интересно, я прихватил с собой нунчаки? Или надеялся, что Павлов притаился где-нибудь здесь — с ножом в зубах и лассо наготове?.. Нет, все-таки я неисправимый романтик!
Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я шагнул в прохладный полумрак и включил все до единой люстры. Обожаю, когда много света. По крайней мере теперь я мог воочию убедиться, что прятаться неведомому злодею негде.
Обойдя круглый, с высоким потолком зал, я потрогал на всякий случай стены. Обычный звукоизолирующий пластик. Главный декодер города стоял в центре зала и мое воображение он отнюдь не поражал. Широкий экран монитора, подковообразная размером в два рояля стойка. Здесь, видимо, и химичил на протяжении последних лет наш непризнанный гений. Я шагнул вперед и оказался внутри этой подковы. Пестрая панель вызвала у меня некоторую неуверенность. Она была усеяна перемигивающимися индикаторами, как сливовый пирог мухами. Господи, что же я буду с ней делать!.. Но все решилось само собой. Усевшись за цветастый пульт, я с облегчением рассмотрел клавиши тройного алфавита. Это меня взбодрило. Уж с чем-чем, а с родным алфавитом я был знаком! Все-таки не латынь и не иероглифы. Машина наверняка реагировала на устную речь, но сболтнуть я мог что угодно. Мне казалось, что легче беседовать письменно.
Собравшись с духом, я включил монитор и скрюченным пальцем я отбил на экране первый вопрос:
— Как работается, дорогуша?
Она отозвалась мгновенно. Увы, старые времена, когда нестандартные вопросы загоняли электронику в тупик, бесследно миновали.
— ЧУДЕСНО, СТАРИЧОК! А ТЕБЕ?
Подумав, я рассудил, что отвечать на подобное не стоит, и снова отстучал:
— Догадываешься, кто я такой?
Машина и на этот раз не растерялась.
— ВЕРОЯТНО, ВЗЛОМЩИК.
Фыркнув, я вывел длинную фразу:
— Ошибаешься! Я тот, кто узнал о ваших проделках. А теперь вот зашел потолковать с тобой по душам, дорогуша!
Так как машина озадаченно молчала, я продолжал атаку.
— Ты ведь производила выборки из биокодов людей? Я прав?
Вокруг меня началось суетливое мерцание. Все эти бесчисленные глазки и светодиоды словно совещались между собой. Может быть, электронное чудо-юдо пыталось заблокироваться, но вряд ли такое было возможно, и через некоторое время ей все-таки пришлось ответить.
— МЫ ПРОВОДИЛИ РАБОТЫ ПО ДЕШИФРАЦИИ ОТДЕЛЬНЫХ БИОМАССИВОВ. ПУТЬ ДРОБЛЕНИЯ БИОКОДА НА СЛАГАЕМЫЕ — ОШИБОЧЕН, РАЗУМНЕЕ БРАТЬСЯ ЗА ЦЕЛЫЕ СТРУКТОРЫ, ЧТО МЫ И ПОСТАРАЛИСЬ ОСУЩЕСТВИТЬ — И НАДО ЗАМЕТИТЬ — ВЕСЬМА УСПЕШНО.
