Александр Воробьев - Огненный след
Денис отогнул салфетку, прикрывающую порцию. «Мм, яичница с ветчиной, тосты, черный шоколад, чай и пол-литра витаминизированного сока!» Он подхватил кусок заранее порезанной порции и, толком не прожевав, спросил:
— А что там командование планирует?
— Мак Кейн принял командование флотом, присоединив остатки Первого ударного к своему. Сейчас заседают на «Фобосе», пытаются выработать план кампании.
Денис быстро прикончил яичницу и переключился на шоколад. Желудок требовательно урчал, и ему приходилось постоянно одергивать себя, напоминая, что после гибернации требуется соблюдать умеренность. Заремба со Стюартом тем временем вновь завели спор о тактике, к которой прибегнет Мак Кейн. Денис, прислушивался вполуха, лениво отхлебывая консервированный апельсиновый сок. У него имелось собственное мнение о том, как стоило вести кампанию, и оно практически совпадало с мнением флегматичного Зарембы.
* * *Их продержали в госпитале еще сутки, в течение которых, принося последние новости, палату дважды навещал Заремба. Одно дело — официальные приказы в сети и совсем другое — слухи среди пилотов! Порой о грядущем повышении человек узнавал из болтовни раньше, чем командир ставил подпись на соответствующем приказе.
На сей раз, увы, слухов касательно будущей операции почему-то не было. Заремба взахлеб рассказывал о новых такшипах «триста седьмой» серии, которые нес «Фон Браун», носитель Второго ударного. Чудесные машинки, с запасом рабочего тела почти на два часа полной тяги. И тремя торпедами вместо двух, и с новым радаром, с дистанцией наведения на цель на двадцать процентов больше, чем у «триста пятой» серии. А так же о том, что их многострадального «девятнадцать двадцать шестого» залатали, и он теперь как новенький, даже следа попадания не заметить.
Много новостей приносил Заремба, вот только ни единого достоверного слуха о планах командования. Догадок ходило немало, начиная от режима глухой обороны и заканчивая немедленным бегством из системы. Но верить таким слухам было глупо, слишком много версий витало в коридорах «Авера». А когда служивые не могут определиться с версиями, значит, ни единой правдивой среди них нет.
Утром следующего дня, когда их выписали, Денис со Стюартом за несколько минут преодолели полсотни метров до жилого отсека пилотажной группы. И замерли, едва пройдя шлюз. Из сорока восьми такшипов, ушедших в бой, на борт носителя пристыковались всего двадцать девять. Восемнадцать тактических кораблей потеряла ударная группировка, а один, самый невезучий из прикрытия, угодил под ядерное копье вражеской торпеды. И теперь в помещениях, рассчитаных на двести восемьдесят восемь человек полных сорока восьми экипажей, размещались всего сто четырнадцать выживших. Обычно забитые до отказа каюты релаксации теперь были наполовину пусты, пустовала и половина кубриков, где обитали экипажи сбитых такшипов. Денис уткнул глаза в пол, ему внезапно сделалось нестерпимо стыдно, что он вот так спокойно стоит, живой и здоровый, когда так много его друзей осталось и ледяном безмолвии космоса.
Рядом негромко забормотал Стюарт:
— …и покоя вам среди тиши пространства. Да будет благим наш посмертный сон там, где никто не потревожит его. Наша намять и свет далеких звезд омоют ваши следы, а души пусть обретут мир в бесконечной вселенной…
Вот тебе и Бэйн, якобы не знающий молитв! Денис с удивлением узнал в бормотании друга первый псалом Смотрящих-на-звезды, самой массовой религии Пояса астероидов. Стюарт проигнорировал его взгляд и, не оглядываясь по сторонам, чуть стесненно зашагал к их кубрику. Кубрику, в котором пустовало место их командира, их старшего товарища и друга. Тогда, сразу после боя, испытывать душевные терзания банально не было времени, горячка схватки сменилась сначала работой по ремонту, а потом лихорадочными мыслями о спасении. И вот теперь, когда время появилось, нерастраченные эмоции ударили со всей мощью. С опозданием на два месяца пришел страх. Ведь там его могли убить по-настоящему! Случайность, только случайность защитила от судьбы испарившегося Кшиштинского. Или, войди сгусток чуть под другим углом и уничтожь двигатели, им бы пришлось или кончать с собой, или мучительно втягивать последние глотки уже непригодного для дыхания воздуха.
Эти картины проявились перед глазами Дениса с пугающей реалистичностью. С такой реалистичностью, что сердце пропустило такт, а пересохшее горло отказалось сделать следующий вздох. Денис замер, бешеным усилием воли сдерживая рвущийся наружу страх. Он, может, и справился бы сам, но быстрее сработал вшитый в одежду медицинский контур. Зафиксировав учащение пульса, повышение давления и мышечный спазм, контур отдал приказ, и крошечные иглы впрыснули сквозь кожу спины немалую дозу успокоительных.
Система сработала очень быстро, сторонний наблюдатель максимум заметил бы, как высокий светловолосый парень в форме третьего лейтенанта флота вдруг бледнеет и сбивается с шага. На полсекунды, не больше, и снова приходит в себя, потихоньку озираясь, не заметил ли кто миг его слабости.
Они с Бэйном, не сговариваясь, залезли в койки и уснули, будто не провалялись в гибернации два последних месяца. Пришедший позже Заремба не стал будить их ни к ужину, ни даже к завтраку, дав друзьям основательно отоспаться. Они и проснулись оба почти одновременно, незадолго до обеда. Служба, а вместе с ней и жизнь продолжалась.
И почти сразу стало понятно, что поблажки кончились. Дениса вызвал к себе Ди Митров, официально поздравил со вступлением в новую должность, вручил новые погоны и долгие четверть часа беседовал с новоиспеченным вторым лейтенантом. Знакомился, так сказать. До этой встречи, комдив, разумеется, знал пилота в лицо, но за все прошедшие месяцы лично общаться им не приходилось — слишком уж велика пропасть между юным лейтенантом и командиром дивизии. Теперь — другое дело, нынче Денис стал одним из двадцати девяти командиров уцелевших такшипов.
Ничего приятного комдив не обещал, но проговорился о близившейся операции, которая должна была окончательно очистить систему от вражеского присутствия. Рассказал и о том, что военные эксперты проанализировали тактику аспайров и теперь готовят адекватный ответ. «Адекватный асимметричный ответ», как выразился комдив. Впрочем, о том, что это за ответ, Ди Митров распространяться не стал, быстро свернул беседу и, козырнув вытянувшемуся во фронт Денису, отвернулся к большой объемной карте околопланетного пространства. Аудиенцию можно было считать законченной.
А снаружи корпуса кипела работа: профилактика, мелкий ремонт, модернизация. Техники, одетые в пустотные костюмы, подобно муравьям облепили пристыкованные такшипы, оснащая кораблики атмосферными таранными щитами.
Обычно такшип входил в атмосферу, выдерживая довольно узкий коридор, балансируя между риском сгореть и рикошетом вылететь обратно в космос. Но иногда, например при штурме укрепленной планеты, требовалось ворваться в плотные слои атмосферы очень быстро, дабы поскорее миновать зоны противокосмической обороны. И тогда, усиливая собственную теплозащиту такшипа, на него вешали дополнительный экран. Лист металлокерамики, прикрывавший лобовую проекцию, он весил около сорока тонн, зато позволял врываться в атмосферу под сумасшедшими углами, принимая тепловой удар на себя. Щит сильно менял балансировку корабля, утяжелял его, поэтому никто и никогда раньше не вешал их на такшипы, идущие в космическое сражение. АТЩ не спасал от прямого попадания ядерной ракеты и не очень долго мог противостоять лучам корабельных лазеров оборонительного калибра. Раньше их ставили только для таранного входа в атмосферу.
Но, по оценкам экспертов, таранный щит имел шанс выдержать кинетический удар плазменной дробины. А это компенсировало любые ухудшения маневренности, снижение ускорения и увеличение расхода рабочего тела. Неуязвимость перед вражеским оружием стоила многого.
На обратной дороге Денис решил принять душ. Благо большинство членов пилотажной группы сейчас возились со своими машинами, и у новоиспеченного командира появлялся шанс избежать нудной очереди. И его ожидания оправдались — санитарный блок оказался свободным. Денис, торопливо сбросив комбинезон, оставил его валяться на скамейке и полез в душевую кабину. Тесную, неуютную, но такую родную и желанную душевую кабину с обычной, льющейся сверху волей.
Подхватив с раздачи флакон жидкого мыла и установив температуру на максимум, несколько минут Денис просто блаженствовал, нежась под струями горячей воды. В жилой зоне «Авера» имелась инфракрасная сауна, но ее сухой жар казался Денису ненастоящим, суррогатом столь любимой им русской бани. Даже горячий душ больше походил на парилку, нежели сидение под инфракрасными, жарящими лучами.
