Виктор Косенков - Новый порядок
— Кончай, а? — проворчала Люба. — Лучше сигаретку дай.
Человек прикурил еще одну сигарету, протянул проститутке.
— И вот, раз-два, ты уже на панели, — как ни в чем не бывало продолжил Борис. — Один раз села и не слезть. Потому что самый крутой лох при «бабках», которого ты попыталась развести, оказался твоим сутенером. Грустно это все, Люба. Грустно. Понимаешь? И все могло бы пойти по-другому, даже сейчас еще может…
— Кончай! Тоже мне, вербовщик. Я тебе не пастор Шлак, а ты не Штирлиц. Я за ночь побольше твоего получаю. Хочешь, могу в долг дать?
— Ты меня знаешь. Я взяток не беру.
— Тогда давай к делу! Время деньги.
— К делу так к делу, — легко согласился Борис. — Вот эта девочка тебе знакома?
Он протянул Любе фотографию и подсветил огоньком зажигалки.
— Нет.
— А если подумать? — Борис не убрал фотографии.
— Ну, если подумать, то это Юлька. Только мы с ней не часто пересекались, она все больше по верхам рулит. Со мной не в одной весовой категории. Так что особенных откровений не жди…
— Жалко, что так… — протянул человек. — Жалко. У меня, впрочем, другая информация была. Но, вероятно, обманули. Да. Я, конечно, пойду, милая, пойду.
— Как пойду… — Люба всполошилась. — Ты сначала меня залажал, а потом пойду?! Нет, так мы не договаривались!
— Э, Любочка, это ты со мной договаривалась, а я тебе ничего не обещал. Ты вспомни… Ты полезна мне, я полезен тебе. А сейчас ты мне ничего сказать не хочешь…
— Погоди…
— Проблемы, Люба, проблемы, — продолжал Борис. — Давай так. Ты сейчас постараешься, а я всю вашу братию лишу одного ненужного человека. Слюнявого. Надолго лишу. Ты за это время на пенсию выйдешь, если не порежут…
— Типун тебе! — зашипела Люба. — А что… Правда, уберешь его?
— Когда я тебе врал? Давай-ка быстренько, что у тебя есть на твою подругу, госпожу Алтынину? Чем занималась, кто ее водил, как высоко забралась, кто был последний клиент? Давай по делу!
— Да, много я действительно не скажу. Не знаю. Она давно у нас не появлялась. Очень давно. Ее водил Роман. Он по малолеткам специализируется.
— Булатов? Цыган этот?
— Да. Ее тут все любили. Она хоть и не молодая, но как была в его конторе, так и осталась.
— Не молодая? — Борис удивился.
— Ну, Роман обычно совсем с малолетками возится. А эта… Она выглядит так, будто бы только-только из гимназии. А опытная!..
— Странно, что-то уровень для него высокий. А почему любили? Сейчас что?
— Может, и высокий, но Рома парень дельный. В задницу без мыла влезет, если туда баксы затолкать. — Люба нервно курила, злыми, глубокими затяжками. — В последнее время он вообще плел чего-то… То ли обкуренный, то ли еще что… Говорит, все, завязываю с курвами, мол, бизнес у него какой-то наклевывается большой и высокий. То ли кино, то ли телевидение. Проект на миллион, типа. Продюсером стану. Как пошла она на эту работу, так и пропала. Черт его знает где…
— Продюсером? Он что, порнофильмы снимать собирается?
— Нет, кажется, — неуверенно сказала Люба. — Да не знаю я. У него спроси, если хочешь. Так что убрал он ее с линии. И давно Алтынина тут не появлялась. Черт его знает… Больше ничего не знаю.
Она докурила сигарету до фильтра, выкинула окурок.
Оба молчали.
Наконец Борис отлепился от стены, взял куртку Коли-Матроскина, покопался в его карманах. Свернутые в трубочку купюры упруго плюхнулись на бетон. Куртка полетела в сторону.
— Ладно, пойду… — Он направился к выходу.
— А я?
Человек обернулся:
— А чего ты? Домой иди. И кончай с этой хренью. Все одно скоро всех ваших спонсоров передавят, как клопов. А до легализации проституции еще далеко. Так что, боюсь, как бы ты без работы не осталась в скором будущем.
— Да ладно… — неуверенно пробормотала Люба.
— Ну, ладно так ладно. — Борис нырнул в отверстие.
— А Слюнявый?! — крикнула девушка.
— Не беспокойся… — донеслось из-за забора.
— В общем, такая история, — сказал Платон. — Наши коллеги из милиции поработали на удивление хорошо. И собрали массу информации. Почти что море.
— Да уж, — ответил Иванов. — Остается только научиться в нем плавать.
Они рассматривали генерального прокурора через зеркальное стекло в комнате для допросов. Чем-то это напоминало то ли реалити-шоу, то ли разглядывание витрины магазина, где внезапно ожили манекены.
За стеклом устало молчал следователь, старательно делая вид, что изучает материалы дела, и так же упорно молчал прокурор. Молчал с самого начала следствия. Как воды в рот набрал. Назвал свое имя, фамилию, адрес. Сказал, что требует адвоката и хочет позвонить. Сделал звонок. И замолчал. Даже классического: «Я буду говорить только в присутствии своего адвоката» от него не удалось добиться.
— Плавает там сейчас Артем. Я всю документацию ему слил, пусть анализирует, — сказал Звонарев, пододвигая стул. — Хотя тут все и без этого ясно. Девочка — обычная проститутка. Забралась к прокурору. По вызову. Как уж генеральный с цыганом связался, я не знаю, но…
— Дело не в этом, — прервал Платона Сергей. — Дело совсем не в этом. Помнишь, что эта сказала, как ее?..
— Любочка?
— Да. Она сказала, что у Романа есть проект. На телевидении. Чуешь?
— Не совсем… — Платон сощурился. — Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что господин Сорокин имеет к этому прямое отношение.
— То есть имеется факт подстроенного шантажа? Они оборудовали комнату, потом подсунули прокурору эту девку…
— Как ты себе это представляешь? Подсунуть прокурору какую-то дуру с улицы. Да еще молодую. Да и потом, какой к черту шантаж? Не было шантажа, понимаешь? Не было. Уж кто-кто, а мы бы об этом знали. К тому же он бежал. Не вяжется…
— А может, он не бежал?
— Как это? — удивился Сергей.
— Просто. — Звонарев подтолкнул ему папку с документами. — Смотри. Новые материалы объявились.
— Что?
Сергей взял верхний листик. Присмотрелся,
— Заявление на отпуск? Бред какой-то… Какой, к хрену, отпуск?
— То-то и оно. — Платон кивнул. — Задним числом всплыло в глубинах бюрократической машины. Слава богу, не подписан.
— Пытался себе задницу прикрыть.
— Точно.
— А кто его адвокат?
— Левин.
— Старший? — Иванов выпрямился. Положил бумажку с заявлением на отпуск обратно в папку. На скулах ощутимо напряглась кожа.
— Насколько я могу судить, то младший. — Платон взлохматил волосы. — А что?
— Да так, ничего. А когда это младший занялся адвокатурой?
— Ну, как старший с арены сошел. Больной совсем стал. Вроде, говорят, инсульт был. Теперь младший всем заправляет. Только его папаша все больше бандитами занимался, а сынок забрался повыше. Так-то. Династия.
— Хреново, — пробормотал Сергей. — Нам нужны девочка и этот цыган. Оба!
Глава 38
Из разных Интернет-ресурсов:
«Русские! Ну, это самый неприятный момент во всей этой истории. Это вообще какой-то недоделанный народ. Руки не в то место вставлены, глаза — на затылке, зубы — на полке.
Начнут что-нибудь делать, а получаются только соленые огурцы. И те болгарские. Все пропьют, все проспят, доплывут только до середины, вырубят топором так, что не опишешь пером. Ни денег, ни совести, ни ума. Одни только песни и грязные носки на батарее. Утром пельмени, вечером — сосиски. Днем — курс доллара и вступление в ВТО. За душой — гармошка, в туалете — Антошка».
Гена был обыкновенным бомжом. Жизнь не сложилась. Продав свою однокомнатную каким-то богатым господам, которые, сломав все стены, соединили ее со своей трехкомнатной, Гена оказался в общежитии. Комнатка, пусть небольшая, все-таки обладала определенным набором удобств. Однако зеленый змий требовал своих жертв. И вскоре комнатку пришлось продать. Так Гена поселился на улице. Сначала в своем прежнем подъезде, а потом, раззнакомившись со своими коллегами по стилю жизни, перебрался на свалку.
Летом такая жизнь не была в тягость. Спальное место Гена находил легко. За это носил прозвище Везунчик. Его пускали туда, куда не пускали других бомжей. Одному Богу известно, чем подкупал хмурых сторожей вид Гены. Но спал он часто в тепле, не опасаясь озверевших от конопли скинхедов, избивающих «человеческий мусор», и ментов, в принципе делающих то же самое, но без всякой «дури».
Сегодня Гене не повезло.
Со стройки погнали, а в котельной была незнакомая Везунчику смена. Оставался только люк, довольно сухой и даже теплый. Запасной вариант.
Гена открыл крышку и, воровато озираясь, нырнул внутрь, обратив внимание, что в убежище на удивление дурно воняет.
Бомж остановился. Повел носом. Что-то было не так. Совсем не так.
Наверху шумел город, было слышно, как неподалеку играют дети. Кто-то немелодично бренькает на гитаре. Но тут, внутри старого и уже сухого колодца, что-то было не так! Гена почувствовал это нутром, звериной частью человека, который вынужден не жить. Выживать.
