Андрей Левицкий - С. Х. В. А. Т. К. А.
Почерневшее от нагара ухо Боцмана напоминало скрюченную головешку, волосы слева выгорели, на шее, виске, скуле темнели пятна, перемежавшиеся волдырями. В глазах, мутных от боли, притаилось безумие. Не хватало только, чтобы и этот свихнулся, как Жердь. Где он, кстати?
— Жердя видел? — прошептал Филин.
Боцман прикрыл глаза, будто обдумывая вопрос, потом с хрипом выдавил:
— Не… А щенок?
— Он впереди. Мы лежим тут, а он к «менталу» чешет. — Филин скривился: пока эта громадина, как черепаха, тащится мимо, ненавистный Шульга все дальше угребает от него вместе с контейнером. И поделать тут ничего нельзя, опасно слезать с островка, пока холм не удалится хотя бы метров на двадцать.
— А волосатый? — спросил Боцман.
Значит, еще соображает что-то, раз вспомнил про Растафарыча.
— Его тоже не видать, — ответил Филин, и тут рядом с островком выпрямился Жердь.
Он был куда выше остальных бандитов, да к тому же нашел, видно, какой-то горб на дне, потому что вода оказалась ему по пояс.
— А-ргх! — выдохнул он и рванул молнию сумки на ремне. На свет появилась та самая длинношеяя бутылка, стреляющая фейерверками, во второй руке бандита оказался небольшой предмет, запечатанный в целлофан. Жердь рванул его зубами.
— Не вздумай! — прошипел Филин, боясь привлечь внимание холма.
Жердь безумно оглянулся и только тогда увидел бандитов на островке.
— А ты не командуй! — крикнул он, скалясь. — Ты мне больше не командир! Ты всех… всех нас сгубил… весь отряд… и Огонька!
В руке его блеснула освобожденная от целлофана серебристая турбозажигалка. Холм начал тормозить.
— Стой! — крикнул Филин.
Жердь чиркнул, поднес зажигалку к горлышку.
Выломав из островка тяжелую ветку. Филин швырнул ее в бандита. Жердь замахнулся. Сжимающая бутылку рука уже пошла вперед, когда ветка вмазала ему по голове с таким звуком, какой издает мокрое полотенце, если им шмякнуть по стене. Бандит поскользнулся, ноги разъехались, он осел в воде, и выпавшая из руки бутыль свалилась ему на голову.
Она не разбилась от удара, а свернутая жгутом ткань в горлышке прогорела еще не до конца, хотя ей оставалось совсем немного — Жердь мог бы спастись, если бы сразу ушел под воду. Но он не сделал этого: поймал бутылку и снова занес, чтобы бросить в холм.
Она взорвалась.
Крик слился с гудением пламени, которое полыхнуло на весь Могильник, ослепив замерших на островке бандитов. Жердь стал большим факелом, огонь взлетел столбом, потом колесом разошелся вокруг. Над гудящим кольцевым валом, покатившимся над водой, вспыхивали и гасли сине-зеленые искры.
Филин нырнул с островка, ухватив за шиворот Боцмана, стащил его за собой. Даже сквозь грязную воду вспышка была хорошо видна — красно-багровые завихрения и протуберанцы закрыли небо. Опали. Стало темнее, потом огонь исчез. Боцман, которого Филин все еще держал за шкирку, рванулся вверх. Оттолкнувшись от дна, главарь тоже вынырнул.
Холм быстро полз прочь, оставляя широкую пенную струю. Бок и задняя часть его почернели, обугленный мох слезал длинными лоскутами, под ними обнажилось что-то странное — слизистое, прозрачное.
Но Филину было не до того — теперь путь свободен! От Жердя осталось лишь темное пятно на воде, посреди которого плавал неопрятный черный комок, похожий на островок смешанной с пеплом глины.
Снова ухватив Боцмана, главарь потащил его к близкому берегу.
* * *Облако зеленого тумана выплюнуло Машу. Воздуха в груди не осталось, она рванулась вверх. Там что-то вспыхнуло. Стало светлее, потом огонь исчез. Девушка вынырнула.
И заморгала, увидев, как изменился мир. Солнце перескочило к горизонту, на треть ушло за него, исчезли островки и заросли, но вместо них появились другие. Впереди — большой дымящийся клубок веток и корней, за ним кто-то спешит прочь, в стороне движется ползучий холм, а рядом над водой выступают борта лодки в темных подпалинах.
Течение вынесло рядом человеческое тело, оно перевернулось, слипшиеся дреды скользнули по лицу, и Маша вскрикнула:
— Индеец! — Она схватилась за костлявое плечо. Глаза его были открыты. Но не видели ее.
— Индеец! — крикнула она. — Нет!
Она просунула руку ему под мышку и забила ногами по воде, направляясь к берегу.
Маша не помнила, как достигла его. Порванная рубашка липла к телу и мешала, девушка скинула ее, плача, уложила Индейца на спину, упала на колени рядом и дала ему пощечину. Потом еще раз, еще, затем раздвинула ему зубы и приникла к холодным мокрым губам. Несколько раз с силой выдохнула воздух, перевернула захлебнувшегося на живот, приподняла и резко сдавила его грудь. Из разинутого рта потекла вода. Маша повторила процедуру несколько раз, снова уложила Индейца на спину, увидела бледное лицо, серые губы, стеклянные неживые глаза и, зарыдав, заколотила кулаками по его груди.
* * *Тимур остановился, тяжело дыша. Солнце исчезло за горизонтом, быстро темнело. Заросли камыша сменились невысокими кустами, их тонкие гибкие стебли усеивали красные цветы. Холодный закатный свет озарял холмы и низины центрального Могильника. Где-то впереди была Крепость, про которую Тимур слышал много интересного, где-то сзади — всегда накрытая странным туманом область, через которую редко кому удавалось пройти, а посреди обширного болота, на краю которого он оказался, расползалось белесое пятно.
Кальций. Он выходит на поверхность, и вода вымывает его. Ты запомнил, Тим?
Да, он хорошо запомнил этот путь — и пошел дальше. На ходу стащил куртку, потом рубаху. Снял ботинки, которые только мешали, отшвырнул далеко в сторону. Оглянулся. Бандитов пока не видно.
Ломая кусты, с которых летела светлая пыльца, перешагивая через кочки и часто спотыкаясь, он открыл контейнер. Заглянул. Артефакт стал размером с человеческую голову, в контейнере он едва умещался, и когда крышка откинулась, вспучился, как тесто в слишком маленькой для него кастрюле.
— Стае, я уже на месте, — сказал Тимур. — Почти на месте, слышишь?
Стелющийся над землей свет солнца таял, и вместе с ним таял мир. Тени ползли со всех сторон, густели, накрывая болото. Тимур попробовал бежать, но сразу провалился в бочажок и упал. «Слизень» едва не вылетел из раскрытого контейнера; поднимаясь, Тимур представил, как виртуальный мирок внутри сросшихся артефактов содрогнулся, будто в спазме, и призрачный, уже почти истлевший Стае тоже упал, когда земля ушла у него из-под ног.
Заныла подвернутая стопа. Тимур похромал дальше. Становилось все темнее.
Но белое пятно впереди было уже совсем близко. Он даже видел «ментал» посреди него.
Глава 17
Когда озеро с ползущим прочь холмом пропало из виду, Боцман остановился и сказал:
— А Жердь прав был.
— Что? — Филин повернулся к помощнику.
— Ты о чем?
— У тебя совсем крыша поехала. — Боцман осторожно коснулся пальцем обожженного уха. — Из-за этих «слизней», из-за «ментала»… из-за денег. Ты всегда жадным был, и мужиков перебил из-за своей жадности.
— Ты думай, что говоришь. — Реплика прозвучала довольно жалко, но больше Филину ничего не пришло в голову.
— А я думаю. Когда контейнер у тебя был, надо было валить отсюда. Сколько бы нам за него денег отвалили? А ты…
— Да при чем тут деньги?! — крикнул окончательно выведенный из себя Филин и шагнул к помощнику, сжав кулаки, но тот не отступил, лишь презрительно скривил губы.
И достал из-под рубахи пистолет.
Филин не узнал оружие — он понятия не имел, что у Боцмана есть такое. Дробовик с автоматом они потеряли, когда «газировка» перебросила их в другую точку Могильника, у Филина остался только нож, и он считал, что помощник вообще безоружен. Но ведь они промокли насквозь, и ствол, стало быть, тоже? Почему тогда Боцман держит его так уверенно, будто не сомневается: пистолет выстрелит? Среди них ведь есть и такие, которым вода нипочем…
— Какие деньги? — повторил Филин уже спокойнее. — Тут не о том речь идет, дубина! «Ментал» — это… Через него власть над всем можно получить. Над всей Зоной.
— Как? — спросил Боцман.
— Слышал ты, откуда Зона взялась? Про это много разного говорят, но есть одна… легенда, которая больше всего на правду похожа.
— Про эту… — Боцман нахмурился, пытаясь вспомнить слово. Ствол пистолета глядел Филину в живот. — Про…
— Ее по-всякому называют, Седой говорил — бесконечность. Когда-то паучники пытались ее изучать, бесконечность эту. У них была лаборатория на ЧАЭС. Что-то не так пошло, из-за опыта эта… бесконечность сюда проникла. К нам. Вроде взрыва такого, в его эпицентре Зона и появилась. А паучники до сих пор на ЧАЭС сидят, только они уже не очень-то люди, и через бесконечность Зоной управляют. Не управляют, а… контролируют.
— И что? — спросил Боцман.
