Андрей Левицкий - Сага смерти. Мгла
– Откуда они?
– Не помню, – признался я. – Вроде… вроде ножи – знак одной сталкерской банды. Наверное, я в ней состоял? А тигр… нет, не могу вспомнить. Похоже на десантную наколку. Цифры – это, значит, номер бригады, 95-я, и годы службы, что-то такое…
– Но почему другой рисунок красный?
Я еще раз оглядел татуировки и щелкнул пальцами.
– А! Первая наколка обычными чернилами сделана, а вторая – кровью крюкозуба.
Надев куртку на голое тело, я пошел к окну в крыше.
– Ты хоть что-нибудь вспомнил о своем прошлом? – спросила Катя.
– Очень смутно. Какие-то куски, ничего конкретного. Под люком скрипнуло, и мы бросились к нему.
– Встань с другой стороны! – Я присел рядом с горой мебели. – Это ведьма пытается залезть по лестнице.
Подняв оружие, мы замерли по разные стороны крышки. Не спуская взгляда с баррикады, я попятился, нащупал на полу цепь и шагнул обратно, волоча шипастый шар, раньше лежавший на стеллаже. Обрывок цепи был длиною с метр, я намотал его конец на руку.
Скрип повторился – уже громче.
– Может, там не одна ведьма? – предположила Катя. Я покачал головой.
– Слишком они неуклюжие на суше. А лестница не очень-то широкая, часть ступеней сломана… Нет, вдвоем им не залезть.
– У нее хватит сил открыть люк?
– Не знаю. Вообще-то они очень сильные. Хотя… Раздался глухой удар, и гора мебели содрогнулась.
– Врежем по ней с двух сторон, – быстро сказал я, приседая и отводя в сторону руку с цепью. Шар лежал за спиной, цепь натянулась. – Попробую попасть ей в морду, а ты руби по шее.
– Обломком не очень-то нарубишься.
– Не важно. Просто тычь, режь… Только не наваливайся на нее, не попади под шар, когда я…
Под баррикадой громыхнуло, мебель протяжно заскрипела – и вновь все смолкло. Мы не шевелились. В дальнем конце подвала за спиной девушки я разглядел покосившийся табурет, где стояла разбитая масляная лампа. Рядом в треснувшей миске лежало огниво – шершавая железная дуга и пружинка с кремнем на конце.
Вновь удар, теперь сильнее. Куча мебели начала приподниматься.
– У нее получается! – прошептала Катя.
Между обломками виднелся край крышки, она мелко подергивалась, обломки постепенно съезжали с люка. Выпустив цепь, я упал на пол, прижался к доскам щекой, заглядывая. Мускулистые руки упирались в крышку, я увидел верхнюю часть головы, глаза – и что было сил ткнул в них спицей.
Мое запястье едва успело выскользнуть обратно, когда раздалось пронзительное «Квауауааа!!!», и крышка со стуком упала. Кажется, в последний миг ведьма попыталась плюнуть в меня, но не успела, люк захлопнулся.
Снизу донесся грохот, мастерская дрогнула, с потолка посыпалась труха.
– Лестница сломалась. – Я поднялся на ноги. – Все, теперь им не…
Скрип смолк, его сменил другой звук – будто множество маленьких твердых ножек ударяли по дереву.
– Что там такое? – Я бросился к окну в крыше, а Катя прыгнула ко второму.
Теперь стало понятно, что происходит. Тварь на лестнице отвлекала нас, в это время бюреры подошли к мастерской – они уже взбирались по стене, вонзая когти в дерево, срываясь и вновь бросаясь на бревна. Самые резвые преодолели половину расстояния, позади стояли две ведьмы и наблюдали за происходящим.
– Стой на месте!
Я побежал в дальний конец чердака.
– Что ты хочешь делать? – крикнула вслед рыжая.
Упав на колени перед табуретом, я сбросил с него огниво и лампу, подобрал валявшиеся на полу остатки рубахи, разодрал на две половины. Схватив табурет, ударил о пол. Он сломался, две ножки остались у меня в руках.
– Что ты делаешь? Алекс, они уже близко!
Болотные бюреры боятся огня!
Несколько секунд ушло на то, чтобы соорудить два факела. Масло в разбитой лампе загустело, я зачерпнул его ладонью, намазал на ткань, сжав факелы одной рукой, второй подхватил огниво и бросился обратно, на ходу чиркая кремнем. Раз, второй, третий… наконец брызнула струйка искр, упала на ткань, и та загорелась. Огонь сразу перешел на второй факел.
Катя, выставив руку в окно, ударила бюрера, пытавшегося забраться на чердак.
– Держи! – Я сунул ей факел. – Просто тычь в них… Две твари полезли во второе окно, и я прыгнул туда.
Карлики заверещали, ощутив жар, один выскочил обратно, второй заметался в оконном проеме, ударяясь о раму. Огонь загудел, факел описал красную дугу и врезался в чешуйчатую башку, опалив морду и уши. Визг бюрера на миг заглушил все остальные звуки.
Дергаясь, он упал на пол, и я каблуком пробил череп, размазал мозги по доскам. Отпихнув бьющегося в судорогах бюрера, высунулся в окно, тыча перед собой факелом. Стена ниже шевелилась, мутанты лезли друг по другу, верхние уже перебрались на скат крыши и сразу поползли быстрее. Они были в метре от проема, когда почувствовали жар и остановились – даже ведьмы не могут заставить болотных бюреров лезть в огонь. Ко мне обратилось множество узких морд и полных тупой злобы глаз. Я высунулся дальше, полоснул факелом по чешуйчатым головам. Раздался хоровой визг, передние карлики отпрянули, но некоторые из ползущих сзади еще не поняли, что происходит, и рвались дальше. Началась неразбериха, они покатились по скату, сшибая собратьев.
Когда на крыше не осталось ни одного мутанта, я подбежал к Кате, но ей помощь не требовалась. По вертикальной стене взобраться труднее, все бюреры попадали, как только рыжая начала молотить верхних факелом.
Под зданием корчились несколько бюреров, остальные отбежали дальше, жалобно чирикая, окружили ведьм. Одна, не обращая внимания на неразбериху вокруг, пялилась на нас, вторая вдруг развернулась и поползла в туман.
– Надо потушить факелы, – сказала Катя, ежась под пристальным взглядом нечеловеческих глаз. – Чтобы не прогорели совсем. Там осталось масло? Если они еще раз попробуют…
– Масло осталось. – Положив на пол факел, я наступил на него, взял у рыжей второй и тоже погасил. – Вряд ли ведьмы смогут заставить бюреров повторить это. Слишком те огня боятся. Меня сейчас другое волнует: куда она поползла?
Катя покачала головой и спросила:
– Откуда они берутся, Алекс? Бюреры эти, ведьмы – откуда?
– Мутанты ведь размножаются, – ответил я.
– Но ведьмы… или у них есть самцы?
– Болотные бюреры – детеныши ведьм, ты что, не знала? Но те не рожают их, а… У ведьмы в определенный сезон под грудью появляется куча мутных пузырей, внутри – зародыши бюреров. Еще без чешуи, голые, розовые, навроде новорожденных крысят. Мамаша их забирается глубоко в топь, выпускает слюнную паутину, плетет кокон вокруг себя и засыпает надолго. Паутина медленно растворяется в воде. Пузыри на теле в конце концов лопаются, как раз когда паутина окончательно исчезнет, и бюреры вылезают в виде головастиков. Говорят, из каждого выводка получается одна ведьма и где-то с два десятка бюреров.
– А тот человек внизу? Монолитовец в пузыре?
– Девочка, тебе будет неприятно узнать это. - Она поморщилась.
– Нет уж, говори. Я хочу знать все.
– Человек – будущая пища для головастиков. Когда самка уплывет делать себе кокон, она захватит его с собой. К тому времени он уже затихнет.
– Умрет?
– Кокон полностью его в себя втянет. Когда вылупятся головастики, первое время тело будет для них пищей.
Снаружи ничего не менялось: немного успокоившиеся бюреры все так же сновали вокруг ведьмы, а она торчала на месте и мрачно пялилась на мастерскую. Вторая все не показывалась, как и та, что пыталась открыть люк.
– Ты был прав, – сказала наконец Катя. – Лучше бы я не знала этого.
На самом деле я не сказал ей всю правду. Пища для головастиков оставалась живой – водянистый кокон состоял из каких-то особых веществ и консервировал тело. Человек или животное впадали в транс, но не гибли. Не знаю, может, жертва не чувствовала боли, хотя все еще оставалась жива, когда головастики начинали жрать ее, – и, возможно, понимала свое положение. Это вызывало омерзение даже у меня, привыкшего к извращениям Зоны, что уж говорить о Кате, знавшей про них куда меньше.
– Почему так темно? – спросила она, высовываясь в окно. – Посмотри, до сих пор сумерки! Ведь уже за полдень. Это из-за тумана?
Я пожал плечами, глянул в окно, убедившись, что на скате пусто, пошел за шаром с шипами и цепью. Что они там затевают, куда делась ведьма? И где та, что отвлекала нас, пытаясь открыть люк? Хотя она-то могла погибнуть под обвалившейся лестницей, либо обломки придавили ее, ранили, и ведьма лежит в жиже, затопившей первый этаж, приходит в себя… но вот куда уползла вторая?
– Ведь мы ничего не можем сделать, наемник, – сказала Катя, будто прочла мои мысли.
Я опять стал наемником? Чем я теперь не угодил девчонке, из-за чего она опять изменила отношение ко мне? Наверное, это не зависело от моих поступков и слов, настроение рыжей менялось по каким-то неподвластным для мужчины внутренним женским законам.
