Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич
— Какого хера, бля?! Подъём, черти! Тревога! У нас ЧП! Вставайте, вашу мать!
Дверь чуть не слетела с петель. Вместе с Тузовским, который выглядел взмыленным и потрясал «стечкиным», в казарму ворвались все офицеры — при оружии, у половины — даже автоматы, которых они обычно с собой не таскали.
Это был не просто подъём, а подъём по тревоге, что при Младшем случалось только несколько раз, когда оборвыши начинали обстрел или совершали вылазки.
Уже совсем рассвело. День обещал быть ясным, несмотря на лёгкую облачность. Из приоткрытой форточки тянуло свежестью. Голова была тяжелая, но не болела. Только мышцы. Всё-таки после такого вечера хотелось бы отдохнуть чуть дольше.
Казарма просыпалась быстро, пинками никого расталкивать не пришлось, половина наёмников вообще спали в одежде.
Он так и не понял, кто первым обнаружил пропажу двух дезертиров, один из которых как раз был дневальным, дежурил по казарме.
Такого за всё время службы Молчуна в отряде ещё не было. Сюда никто никого насильно не тащил; даже могли не взять, если не прошёл отбор. А уйти можно было свободно, только за пару недель предупредив. Но от таких хороших на общем фоне условий — не убегали. А тут сразу двое, сговорившись, при оружии! Мысль о том, что они могли, уходя, всех перестрелять, тоже не грела.
Оружейку беглецы взломать не смогли. Унесли оружие, которое было при них (казённое), и всякую мелочевку. Да ещё кое-какие продукты с кухни. Сбежали, скорее всего, через окно. Второй этаж, не так уж высоко, хотя внизу — жёсткая мостовая. Решётки были только на первом.
Переполох поднялся страшный. Начали говорить, что сбежавшие — агенты Кирпича, но эта версия командующим сильно не понравилась, и они решили напирать на то, что у обоих случались какие-то конфликты со старшиной Богодулом, поэтому и удрали. Младший ничего не сказал, чтобы его не начали трясти.
«Это не мои проблемы».
Завтрака не было. Удалось только попить воды из чайника и съесть по паре сухарей.
Молчун открыл свой шкафчик под номером 13. Он был не суеверный и не расстроился, когда ему такой выделили. Всё там было на месте, в целости и сохранности.
Получил в оружейке свой «Вепрь», в кобуру засунул ПМ.
Почти всё снаряжение наёмники покупали себе сами. Кое-что, конечно, выдавалось на складе, но этого было мало. Поэтому первые месяцы на свою экипировку приходилось тратить свою же зарплату. Да и потом обновлять. Выручало только то, что на этот же склад можно было за половину, а то и за треть реальной цены сдавать «найденные» в вылазках предметы. В боевых походах трофеи бывали не хуже, чем в сталкерских вылазках, правда, обычно их забирали более шустрые.
Экипировался по-походному. Тактический нож. Дополнительные снаряжённые магазины, фляга. Сухпай на два дня. Они — не выживальщики и даже не спецназ. В городе они — полиция, а за городом — каратели, если уж называть вещи своими именами. То есть те, кто собирается воевать с малочисленными нерегулярными формированиями, а лучше всего — вообще с безоружными.
Облачились в походный камуфляж, не «городской» пятнистый довоенных внутренних войск, а в лесную «цифру», woodland. В короткие летние месяцы за городом всё покрыто буйной зеленью. Да и материковая часть Питера тоже заросла порядочно — всё, что не было болотами, зеленело кустарниками, которые, смыкаясь, превращались в настоящие джунгли. Поверх асфальта, плитки, брусчатки, бетона — там, где грязевые потоки, наводнения и дожди с ветрами принесли достаточно земли, — всё было покрыто травой и камышом.
Саша надел разгрузку, нацепил наколенники. Ничего тяжёлого и сковывающего движения. Шлемы и тяжёлые бронежилеты − только у штурмового или «ударного» взвода, который уже выходил из другого крыла здания. Они встретились на лестнице. Штурмовики выглядели как настоящие звери с новыми автоматами и снайперскими винтовками.
Из взвода, к которому был приписан Александр, у половины были винтовки примерно как у него, а у самых опытных, которые не станут тратить патроны на ерунду, — «калаши». У нескольких новобранцев − гладкоствол 12 калибра, каким был раньше вооружён и Молчун (хотя эти магазинные «Тигры» и «Сайги» издалека от АК не отличить).
В армейском вещмешке — только самое необходимое, ничего лишнего. Зато много места под трофеи, которыми для «котов» могло стать всё, что не прибито гвоздями. Единственной личной вещью, которую Младший взял с собой, была его записная книжка. Даже в такой спешке, на бегу, он не забыл внести туда легенду о светлом городе Белопорте.
Саша вспомнил, как один раз в казарме, сразу после зачисления в «Бойцовые Коты», он раскрыл этот ежедневник, чтобы сделать очередную запись.
«Что за книжечка? — спросил кто-то из наёмников. Скорее всего, это был Чёрный. — Любовные переживания?».
«Путевые заметки».
«Интересно. И о чём сейчас пишешь?».
Младший в тот момент писал что-то об Уполномоченном Викторе. Чтобы не забыть.
«О плохом человеке, который скоро умрёт».
«Ты будущее предсказываешь? А от чего он умрёт?».
«Его застрелят».
«Ты, что ли? Да ты и котёнка не убьёшь».
«Может, и не я. Но люди найдутся».
Поняв, что разговор ведёт куда-то не туда, Младший замолчал. И все посчитали это глупой шуткой деревенского дурака.
С тех пор в его ежедневнике появилось много новых записей, но все были конкретными — об интересных местах на Острове и в его окрестностях, о магазинах, полезных людях.
А вот среди старых записей было больше отвлечённых. И не только говоры, диалекты и легенды. Ещё цитаты, стилизованные под древних мудрецов, но написанные самим Даниловым-младшим. Даже он сам теперь видел их наивность и юношеский максимализм, бьющий через край.
«Никогда не взывай к жалости творящего зло. Сделай так, чтобы жалость понадобилась ему самому».
Или:
«Предать может только тот, кому веришь. Враг предать не может. Поэтому цените своих врагов».
Были там и редкие записи философского характера, которые даже сейчас казались ему неплохими. Вот такие:
«Отсутствие выбора — лучший способ быть счастливым».
Но и их наивность он теперь, после жизни на Острове, видел. Их писал подросток, которым Саша больше не был.
А ещё он понял, что свалить с Острова — не такая уж глупая идея. Что-то заваривалось. Отдельные крысы уже бежали. И даже если под крысой-шпионом имелся в виду не он (с чего бы? Он ничего не знал и ничего не передавал, кроме книжек!), то попасть в подвал к Электрику теперь легче лёгкого. Надо или сдриснуть отсюда, пользуясь экспедицией, или идти с повинной. И то и другое опасно.
Нет. Всё-таки он не готов сжечь мосты. Его многое тут держало. И не только Анжела. Наверное, больше всего привычка. Он решил. Остаётся.
К половине седьмого казармы «Бойцовых Котов» напоминали разворошённый улей. Или, скорее, осиное гнездо. На пчёл они мало походили.
Приехал сам Михайлов. С цепурой на шее и в кожаной куртке, по виду из какого-то редкого зверя типа медузы-горгоны. С ним был его сын, толще, чем отец, пацан лет десяти¸ тоже с цепью. Отпрыски магнатов, конечно, занимают высокую ступень в иерархии и не останутся без куска хлеба с икрой. Подросшие могут быть крупными «менеджерами» на заводах. Но никто из них ещё не стал авторитетом, не командовал братвой на поле боя, и их не воспринимали как наследников. Власть на Острове давала только собственная сила, то есть харизма и крутизна.
Привели заспанного священника из храма, почти такого же упитанного, как олигарх. Фигурой он немного напоминал грушу.
Магнат произнёс перед общим строем короткую речь. Со своим обычным нахрапом и косноязычием («ну», «типа») Михайлов потребовал от них, чтобы они «навели порядок» и «порвали гадам жопу на фашистский крест». И ничего конкретного.
Священник-поп перекрестил бойцов, напутствовал и благословил на ратные дела. Мол, вы добры молодцы, и дело ваше правое. Аминь.
Они ушли, и Туз обозначил задание уже более конкретно.