Чужая жизнь - "Сержант Леший"

Наехать отмороженными бандитами на поисковый отряд тоже не получилось. Пробовали уже. За глаза хватит одного раза. Хорошо, что обошлось малой кровью. По звонку руководителя отряда со всей страны приехали сослуживцы спецназовца, и трое распальцованных зеков, забывших своё место в этом мире, просто пропали в местных лесах. Вместе с джипом, стволами и распальцовкой.

Здесь такое бывает. Мало ли на рыбалке утонули? Менты даже заявление о пропаже не примут. Наехать на спецназовца и что-то с ним сделать дураков больше нет, а с детьми тем более. Проще потом самому повеситься, не так больно будет. Спецназеры тогда предупредили всех, что бывших спецназовцев не бывает, а лесопилки с гостиницами и туристическими базами могут и сгореть ненароком. У каждого свой бизнес. Терять его никто не захотел.

Уголовников потом нашли. Через два с лишним года. Но лучше бы не находили. Убиты они были из немецкого оружия. Один – из винтовки, двое – из автомата. С них ничего не сняли. Телефоны, деньги, золотые цацки, оружие – всё осталось на месте. В понтоватом икс пятом БМВ, утопленном вместе с трупами в глубоком, редко посещаемом туристами озере. Но все всё поняли правильно: с прошлой войны можно поднять не только погибших, но и то, с чем они воевали.

Ну, всё, что ли? Пора и ему рот открывать. Военком уже заканчивает, вон, уже про «не забудет» вещает, значит, скоро заткнётся. За годы совместных мероприятий чиновник знал военкома отлично. Да и вообще знал много и о многих.

Пока чиновник рассказывал всем про Родину и память, мальчишки и девчонки тихонько переговаривались. Сегодня собрались представители трёх разных отрядов, потому что зимой пришлось искать информацию по всем отрядам, форумам и архивам, и из разных уголков страны вместе с родственниками погибших приехали двенадцать незнакомых им ребят и две девчонки.

Витька сразу распушил хвост перед девчонками. Ну как же? Он старожил! Шестой год уже сюда ездит. Одна из девчонок, скуластая, худенькая, с короткой мальчишеской стрижкой, по имени Вера спросила, указывая на одиноко стоящего пожилого мужчину:

– А это кто? Странный какой!

Витька обернулся. Ух ты! Опять он появился как из ниоткуда! Про него-то он и не рассказал. Легенда отряда! Хотя к отряду никакого отношения не имеет. Он сам по себе. Мужчина был пожилой, высокий, с заметным брюшком и палочкой. Одет он был в старую выцветшую туристическую штормовку с капюшоном, из-под которой выглядывали штаны от ещё более древнего немецкого камуфляжного костюма. Витька специально смотрел в интернете. Такой камуфляж носили немецкие егеря во время войны. Никто так и не знает, где старик его взял. Обут старик в крепкие горные ботинки.

Ну да. Это его обычная одежда. Говорят, в ней он и пришёл восемь лет назад на стоянку отряда. Но мало кто знает, что ботинки эти специально сшитые, ортопедические. Их ему немцы сделали, когда старик нашёл нескольких немецких солдат.

Скандал тогда был страшный! Этих немцев тоже в братской похоронить хотели. Но не смогли. Старик не дал, а потом и отряд подключился. Теперь они и немцев поднимают, но хоронят отдельно, кого в Германию не забирают. Целое кладбище уже собралось. Немцы и чуть в сторонке – финны. Даже священник лютеранский раз в год приезжает.

Этого старика в Германии хорошо знают. Говорят, что он в Краснодаре какого-то знаменитого немецкого полковника нашёл, а здесь – документы и личные вещи немецкого снайпера, погибшего в сорок первом году. Барона!

И Витька принялся рассказывать.

– Это Малахов. Прямо так, без имени. Хотя имя и фамилия у него другие, он представляется всегда так, и мы так зовём. Привыкли. Восемь лет назад Малахов первый раз погибших для отряда нашёл. Пришёл к нам на стоянку и сказал, что там, где мы ищем, никого нет, а потом отвёл нас туда, где лежат семеро, и имена сказал. У него сахарный диабет. Еле ходит, но места показывает, как будто знает, где лежат. Ни металлодетектором, ни щупом не пользуется, ну и нам щупами запрещает. Сказал только раз: «Ребята обидятся». Чокнутый. Но дело знает. И леса местные знает, как свои пять пальцев. Несколько обелисков с именами сам поставил. На островах и так, в лесу, следит за ними всё время сам. Вот и ваших он нашёл, нам только показал, где они лежат, и имена некоторые сказал. Мы бы сами никогда не нашли.

Вера посмотрела на старика. Нет. Он не воевал. Молодой слишком. Но было в нем что-то, что их всех объединяет. Вера задумалась, уже не слушая Витьку. Зачем они ездят? Кому это надо? Ради песен у костра? Ради рассказов старожилов о войне и поисках? А что в них хорошего? Вонь питерских болот, топорщащихся чёрными костяками? Песок ростовских расстрельных карьеров? Грязь подмосковных полей, звенящих разъеденным металлом осколков? Каменные россыпи крымских склонов? Мошка и комары нескончаемых карельских лесов и болот? Стылые камни полуострова Рыбачий? Что нужно всем бойцам поисковых отрядов? Вот эти никому не нужные торжества?

Вера прадеда искала, и отец её искал, и дед, и вся семья искала. Много родственников по стране разбросано. Один дядька даже в архиве Министерства обороны работает – военный историк. Все годы после войны искали, а нашёл вот он. Старик. Нет, не старик. Старый мужчина. Вера, уже не скрываясь, разглядывала его…

Митинг заканчивался. В последний раз взвыли трубы, бухнул барабан, упали первые лопаты песка, ударили нестройные залпы «калашей» почётного караула, а старик всё стоял в сторонке, и только когда задвигались, уходя, люди, подошёл к невысокому холмику песка, накрытому зелёными еловыми лапами. С трудом, тяжело опираясь на палку, опустился на колено в изголовье, подогнул вторую ногу, сел на большой камень, выкинутый из могилы. Их много здесь, таких камней. Еле выкопали яму. Под штормовкой обнаружился туристический поджопник на резинке. Старик ласково пригладил ладонью небрежно брошенную лопатой горку песка. И всё это молча.

«Не о чем мне с вами говорить, ребята. Не воевали мы вместе, не видел я, как вы погибли. Просто я знаю, где вы лежите. Хожу по лесам и вижу. Вот такая моя особенность после аварии и тех летних недель сорок первого года. И буду я ходить, пока не умру здесь. Моей жизни не хватит, чтобы всех вас собрать. Но ходить я буду, пока смогу ходить, а не смогу, буду ползать, ездить на лодке и квадроцикле. И буду находить».

В этом году аквалангисты поискового отряда из Ейска в одном из озёр найдут наш самолёт с погибшим в сорок втором году пилотом и шестьдесят семь человек замученных красноармейцев. Правда, про красноармейцев они пока не знают. Их недалеко от самолёта утопили на глубине восемь метров. Яма там прямо у берега. Как раз в том месте, где будет стоянка аквалангистов. Я их специально туда подведу.

Место такое удобное, и финнам было удобно, даже закапывать никого не надо. Недалеко от того места небольшой лагерь был на лесозаготовках. В братской могиле у концлагеря не все лежат. В этом году поднимем, в следующем похороним. Озеро это особенное, глубокое, а родников нет. Только талая вода и дожди питают озеро, отчего кислорода в воде крайне мало. Ребята хорошо сохранились, и пилот самолёта сохранился, и самолёт почти целый.

Хорошие ребята собрались в том отряде. Я часто с ними работаю. Уже сроднились. В гости меня зовут, на дни рождения приглашают, да и на внеплановые выезды всегда вызывают. Много народа мы подняли, да и техники тоже. Они-то думают, что сами погибших находят. Ну и хорошо. Мне так проще, а им удобнее. Я в том отряде вроде талисмана числюсь – со мной они всегда очень результативно работают.

Заначку Шатуна те ребята доставали. Ну да, тот самый «ганомаг» и «цундапы». О них никто не знал. Эсэсовцы ведь сожгли деревню со всеми жителями, а после войны дома построили в другом месте, дальше по берегу озера. Никто на старом месте селиться не захотел. И причалы новые поставили рядом с новыми домами. А бронетранспортёр был виден только с одного старого причала и только в очень хорошую погоду. Старые причалы простояли недолго. Вот и дождалась меня моя заначка.