Колыбель тяготения (СИ) - Кибальчич Сима

— Думаешь, ты самый хитрый, Ник, — покачала головой Марго. — Мне звонил Петр, сказал, что ты не пришел.

— Извини, вчера после работы была важная встреча. Напутствие старшего опытного товарища. Он больше и толще твоего мозгоправа, поэтому пропустить мастер-класс я не решился.

— Значит, пили на пару с Маррой до состояния пальто.

— Ну почему пальто? Как дошел до дома, хоть и прерывисто, но помню.

— Ну-ну, молодец раз помнишь. И как он? Переживает свою отставку? Что планирует делать?

— Переживает, что он самый умный, и я без его ценных советов не справлюсь. Решил, что будет держать руку на пульсе событий за пару бурбонов в месяц, которые я и ставлю. Планирует меня поработить и контролировать.

— То есть он не переживает?

Ларский пожал плечами.

— Кто ж его знаете. Он как старая оплавленная железяка. Не выпускает наружу настоящих эмоций и не выдает рыбных мест.

Как-то Алекс назвал Марру покрытым коростой ветераном политических игр. Если бы не игры, возможно, жуткой войны с кристаллами не случилось, а Лиза осталась бы жива. Возможно. Теперь Ларскому придется самому искать ответ. Проще, конечно, обвинить Марру в неправильно принятых решениях. Но он не один их принимал, хотя отстаивал именно он. Да и спрогнозировать такие события было невозможно. Вчера Марра выдал добрый десяток предупреждений и предостережений в связи с назначением Ларского на его место. Выпил за его удачу и добавил горько: «Стоило, наверное, вместо всех нас одного стервеца Треллина поставить с его альтернативным взглядом на любое принятое решение». Может, и стоило, вот только где его взять теперь, этого Треллина.

— Думаю, с Маррой все более или менее в порядке. А если что-то и не так, он и под пытками не выдаст.

— Кто ж его пытать будет.

— О! Желающие найдутся, поверь.

— Тебе виднее, — она сделала паузу и, нахмурившись, добавила: — И прошу тебя, Ник, если ты еще дорожишь нашими отношениями — сходи к Петру.

Ларский поднял руки и с готовность кивнул головой. Надо сдаваться, когда в ход пошла тяжелая артиллерия.

Побегав между ванной, гардеробной и необъятным вестибюлем с зеркалами, Ларский все же выбрался на улицу. Между фасадами древних особняков было солнечно, свежо и тихо. Не самое типичное позднее утро для Санкт-Петербурга. Хотя ходил он по этому городу всего пару недель, как переехал, согласившись занять должность ушедшего в отставку Марры. Новое место, новые служебные головные боли — самое то, чтобы выбраться из липкой депрессии.

Сразу после войны по всей планете стали запускать программы хронореконструкций. Особенно там, где погибло много гражданских. Так он узнал про Лизу. В то утро из Макао она полетела в Шанхай на встречу с заказчиком. Ларский получил запись и крутил несчетное количество раз, как в последние мгновения она стояла на набережной. Сильный ветер лохматил короткие волосы, Лиза прикрывала глаза ладошкой и не отрывала взгляд от сияющего всеми цветами радуги кристаллического облака. Наслаждение красотой затмило страх потерять жизнь. И теперь почти каждую ночь Ларский пытался выдернуть ее из-под смертельного ливня. Ни новый город, ни новая должность не могли избавить его от проклятого сна.

От Фонарного переулка, где он обзавелся жильем, до Главного штаба, где размещалось ведомство, путь короткий. Сплошные движущиеся дороги исторического центра. Вообще-то Ларский предпочитал жить в современных, поднятых в воздух городах, а в каменную древность приезжать на прогулки, чтобы вдохнуть истории и помечтать. Но Марго считала, что поствоенный стресс нужно лечить среди вековых, нетронутых войной стен. Санкт-Петербург счастливо избежал разрушений. Что было невероятно удивительно, почти необъяснимо.

Ларский резко вывернул на Гороховую и чуть не столкнулся с мчащимся на всех парах юнцом. На кого-то впереди парень таки налетел и затараторил извинения. Тоже своего рода поствоенные признаки. Раньше по этим дорогам двигались только туристы или вышедшие на приятную прогулку местные. Любовались резными хоромами, задирали головы к припрятанным среди фасадных колонн совам и мифическим чудовищам. Остальные, кто спешил по делам, просвистывали сверху. Теперь будто все и разом спустили на землю. Понятно почему.

Специалисты по после военной реабилитации буквально зверствовали, заставляли людей ходить пешком. Твердили, как важно чувствовать плотность, реальность существования, надежность опор. Лучше деревянных, каменных, на худой конец композитных. Но никак не силовых. Все программы психологического восстановления прописывали групповое взаимодействие людей с предметным миром. Строй, рисуй или играй в футбол, но на полянке и с такими же идиотами.

Резкий порыв ветра принес запах речной воды. Ларский запрокинул голову, прикрыл глаза от солнца и жадно вдохнул. Дни шли, а из памяти никак не вымывался гаревый дух. Вода… Так остро чувствуется ее ценность. В последнем, переломном сражении кристаллы нанесли несколько страшных ударов по океану. Чуть не закончившихся катастрофой. Все промышленные синтезаторы теперь работали на генерацию кислорода. Баланс еще не был восстановлен. Обсуждали варианты отсосать часть у Марса.

До Дворцовой площади уже и рукой подать. Удивительно, стоило убрать из неба боевые корабли, как триумфальные арки снова стали смотреться величественно. Торжество победного духа. Вера человека в стократ больше его самого.

За стенами здания архитектурная массивность и плотность быстро исчезала. Планетарное управление разведки было напичкано датчиками, бесплотными цифровыми картинками, многофункциональными плоскостями, которые перетекали друг в друга, как кем-то разлитая ртуть. Ларский шагал, а нечто бездушное его сканировало, сверяло и одобрительно попискивало, принимая за своего.

Под сводами проходов попадался народ. Все имели озабоченный вид и здоровались с новым начальство пока настороженно. Ларский и сам не чувствовал себя уверенно ни среди людей, ни среди пухлых папок разведки. Только вникал в хитросплетения, которые опутывали расы Федерации. Непростые отношения, сдержки и противовесы, сбой в которых мог привести к кровавым последствиям. А возможно, и привел.

— Никита Сергеевич, здравствуйте. Вы сегодня проводите совещание после обеда?

Берти перегнулась через ограду второго уровня, будто хотела не только спросить, но и дотянуться до босса. Раньше он говорил «девочки Марры», теперь значит «девочки Ларского». Не все они пережили войну к несчастью. А вот Игнатов пережил. Почти. Как выпустят его из госпиталя и подлечат психику, Ларский поиграет с высокомерным сукиным сыном в кошки-мышки. Сольет в заместителя по неволи накопившегося яда и попьет кровушки.

— Берти, я же сказал, быть готовыми. Но все зависит от того, как пройдет встреча.

— С капитаном Тимоти Граувом?

— С ним самым. Ждите, я скину результат.

Все повторяется. Плохие новости приводят на его порог Граува. И тот соглашается на авантюру. И сейчас согласится. Не может не согласится.

Двери закрылись за спиной автоматически, в остальном ничто в его кабинете не напоминало жилище роботов. Марра любил комфорт, но до родной берлоги Ларского на Филиппинах, с пыльными бутылками и лебяжьей периной за стеной, служебное место не дотягивало. Замысловатый секретер на полстены с бесконечным количеством проемов, ящичков и витых ручек, раздражал вычурностью. И что можно хранить в нем в век квантовой магии? Впрочем, Марра ничего внутри и не оставил. Лишь подмигнул «типа вещь полезная, еще поймешь». Что же не забрал, раз полезная?

Ларский опустился в слишком широкое кресло и побежал пальцами по поверхности стола. Страницы быстро его окружили, стали тесниться, подмигивать. За какие-то полчаса голова начала пухнуть. Разве реально запомнить, в какой форме предпочитают расходовать энергию полилингвистические гловнаты. Какие дары на праздник перерождения нельзя вручать заусланцам под страхом смерти. Интересно, что и той, и другой расе отказали в образовательном визите на Землю. Но они до сих пор настаивают. Ссылки на войну их только приводят в воодушевление. Вся эта инопланетная шелупонь, на первый взгляд, милые пушистики. Непосредственность мотивов их поведения рождает ошибочное чувство безопасности.