Анна Калинкина - Станция-призрак
На Щукинской еще валялось какое-то тряпье, хотя все мало-мальски нужное было уже давно унесено на Спартак. Возле одной колонны лежал высохший труп, все кругом покрывал толстый слой пыли. Хорошо, конечно, — сразу видно, что тут уже давно никого не было, и все же убийца постарался миновать эту неуютную станцию как можно скорее. Трудно сказать, чем ему так не нравились эти гофрированные металлические панели на стенах и массивные четырехугольные колонны с желобками. Лишь выложенная на полу темными плитками на светлом фоне линия, похожая на лабиринт, как-то мирила его со строгим убранством станции.
Убийца шел, стараясь не наступать на темные плитки, загадал про себя, как в детстве, что если это удастся, то миссия завершится благополучно. Но с самого начала его отчего-то неотступно преследовала мысль: на этот раз не завершится. Если Нюта раз за разом выживает там, где, казалось бы, выжить просто невозможно, не знак ли это свыше? Убийца никогда не считал себя суеверным человеком, но как тут не поверить в высший промысел? И не разгневаются ли эти неведомые силы, если человек попытается нарушить их планы, не отомстят ли? Задумавшись, он все-таки наступил на темное и в сердцах сплюнул. «Плохая примета! Все не в масть!» И все же он получил задание, а личный кодекс требовал выполнить его, чем бы оно ни грозило ему самому. Убийца вовсе не был аморальным человеком, у него тоже имелись свои принципы, пусть даже они показались бы странными рядовому обывателю.
Неожиданно человек потянул носом. Что-то было не так, и скоро он понял, что именно: в воздухе ощущался едва уловимый запах дыма. Где-то не так уж далеко горел костер, а это означало присутствие людей. Другой вопрос — что это за люди, откуда они пришли, зачем и что делают возле заброшенной станции? Но разбираться с этим сейчас было некогда. Убийца решил, что непременно все выяснит на обратном пути, когда выполнит основное задание. Хотя внутренний голос буквально кричал, что чужаки — дело куда более серьезное. Кто знает, может, под самым носом у обитателей Спартака обосновалась какая-нибудь банда вроде тех, что орудуют на Китай-городе? Не хватало еще, вернувшись с никому не нужного задания, обнаружить, что «станция-призрак» стала таковой в прямом смысле…
На Октябрьском Поле тоже было неуютно. Люди ушли отсюда настолько давно, что даже следов их былого пребывания почти не осталось. Еще на подходах к станции убийца на всякий случай натянул противогаз — никто толком не знал, что здесь случилось, но поговаривали, что причиной всему был воздух, разом ставший непригодным для дыхания.
«Эх, какие площади пропадают! — думал он, разглядывая выложенные белым кафелем стены. — К примеру, чудную свиноферму можно было бы здесь отгрохать». Подумал и сам удивился: как-то не замечал он раньше в себе любви к сельскому хозяйству. «Старею, — мелькнула новая мысль. — Может, и правда завязывать с этими особыми поручениями? Последнее задание выполню — и на покой?» Он знал, конечно, что соскочить будет сложно. Его работа хорошо оплачивалась, но и затягивала человека с головой. Да что деньги — тьфу! Много ли надо одиночке без семьи, женщины, друзей? То ли дело тайная власть и ощущение причастности к чему-то, скрытому от большинства других!
С особой осторожностью подходил он к Полежаевской. Странная станция — две платформы, три пути. Один, тупиковый, должен был вести в Серебряный Бор, но его почему-то не докопали и забросили. Вот в таких местах обычно и заводится всякая нечисть. Совсем как у них на станции. Не потому ли так неладно там люди живут, что эфемерное зло поселилось на Спартаке еще до них? С другой стороны, куда вероятнее, что все зависит от людей, и они сами создают себе ад или рай там, где селятся. «Много ли у нас действительно хороших людей? Может, Зоя была последней?..»
На Полежаевской царила поистине мертвая тишина, и даже самые осторожные шаги тренированного человека казались тут неестественно громкими. Те, кто бывал на станции вскоре после трагедии, рассказывали, что вся платформа и даже стены были залиты кровью. Разумеется, она давным-давно высохла, смешавшись с пылью, и теперь противно похрустывала под ногами. Убийце стало как-то не по себе, хотя при его профессии бояться крови вообще-то было смешно. Просто здесь ее пролилось слишком много, и он вздохнул с облегчением, когда вошел в туннель к Беговой. До цели оставалось совсем немного.
Прорытый в завале лаз отыскался легко. Убийца сделал привал, плотно перекусил и даже вздремнул пару часов «вполглаза». А там и ночь настала, значит — пора на поверхность.
Выбравшись, он даже не сразу понял, что покинул подземелье, — луна спряталась за плотными тучами, и темнота была непроглядная. «Как на том свете», — с кривой ухмылкой подумал человек и включил фонарь. Осмотревшись, различил невдалеке высотные дома. «И за каким же из них шоссе? — мрачно подумал он. — Белый лимузин, тоже мне ориентир! Тут собственную руку еле видно…» Все же, прикинув, в каком направлении шел туннель, убийца догадался, куда ему теперь идти. Обогнул ближайший дом, и за ним действительно оказалось шоссе. Прямо по ходу движения виднелось что-то длинное и светлое. «Ба, и вправду лимузин с кольцами на крыше! На них даже остатки искусственных цветов сохранились. На водительском месте труп, а есть ли (кто в машине — не видно, стекла затемненные. Интересно, жених с невестой успели добежать до метро или так и остались в машине? Как там говорилось в брачных клятвах: "Пока смерть нас не разлучит"?»
Пока он разглядывал машину, со стороны эстакады послышался дробный топот. Человек заметался в поисках убежища и, не придумав ничего лучшего, распластался прямо под лимузином, прижавшись к асфальту и боясь дышать. Ближе, ближе, совсем недалеко от него гремели копыта, а потом неведомый скакун или скакуны вдруг свернули в сторону. Топот стал удаляться так же стремительно, как и приближался, и вскоре затих вдали. Тихо чертыхнувшись, убийца стал двигаться в нужном направлении короткими перебежками. «Что это было? — подумал он. — Одичавшие и мутировавшие лошади с ипподрома, или и впрямь кентавры? Кто теперь гуляет здесь по ночам?» Некстати вспомнилась какая-то старая баллада, в которой мертвец вез невесту на коне к себе в могилу. «Мы, мертвые, ездим скоро». С другой стороны, как могут мертвецы ездить верхом, ведь лошади боятся покойников. «Если только они и сами — не мертвые. Но ведь мертвые лошади не гремят копытами? Какая же чушь лезет в голову!» Скольких людей он проводил на тот свет и ничего не боялся, спал, как невинный младенец, а тут весь покрылся холодным потом. Мало ли, кто мог топотать по ночной Москве? Но страх не унимался, зато откуда-то пришла уверенность: он правильно сделал, что даже не попытался посмотреть на неведомых скакунов. Иначе так легко бы не отделался. «Нет, скорее вниз, в метро, к людям. Есть вещи, которые живым лучше не знать…»
Глава 11
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ И НОВЫЕ ТАЙНЫ
Муре удалось уговорить коменданта Баррикадной — на Улицу 1905 года Нюту переправили на дрезине, с большой осторожностью. С ней отправились Вэл, Мура, Алек и Кирилл, старавшийся держаться тише воды ниже травы. Тушинец был искренне рад, что после тяжелого разговора Нюта вообще не отказалась видеть его впредь.
Как ни странно, рассказанная Кириллом новость обернулась против него же. Алек, в ответ на вопрос Нюты, почему он скрыл, что пришел с Беговой, вполне логично ответил, что не хотел ее волновать. Вполне логично же, сославшись на недавний обморок, он клятвенно пообещал девушке ответить на все вопросы, как только состояние ее здоровья исключит возможность его повторения. И Нюта ему поверила — просто потому, что хотела верить. В результате Кирилл и вышел виноватым — оказался каким-то злобным сплетником.
Сойдя с дрезины, Нюта впервые за долгое время вздохнула свободно — по сравнению с Баррикадной здесь было куда просторнее. Уже ставшие почти родными высокие розовые колонны, высокий же потолок. Даже металлические цифры «1905», чередующиеся на стенах со стилизованным изображением факела, выглядели как-то нарядно и величественно. Хуже было другое: переезд и устроенная ей торжественная встреча так разволновали Нюту, что она снова слегла.
Силы никак не хотели возвращаться к победительнице Зверя. Для нее установили персональную палатку в самом центре станции — почти новую, веселой ярко-оранжевой расцветки. Мура шепнула, что палатку заказали в Ганзе, скинувшись всем миром. Там ее часто навещали — кроме Вэла и Муры забегала повеселевшая Маша, то одна, то с сыном, несколько раз заходил лысый комендант, теперь казавшийся девушке вполне милым. При первом визите он наконец-то представился — «Зотов, Илья Иванович» — и торжественно вручил девушке не только ее старый временный пропуск, но и новенький паспорт. «Почетный житель станции Улица 1905 года», — прочитала Нюта и чуть не прослезилась, смутив коменданта.