Шимун Врочек - Сержанту никто не звонит (Сборник)
– Так решил старый герцог. Не нам его судить.
– Почему? Вы умный человек, я, надеюсь, не глупее…
– Мой герцог – Карл.
– А мой правнук вчера впервые проехал верхом! Не увиливайте, Салим. Впрочем, можете промолчать… Я прекрасно знаю, что вы желали видеть на престоле старшего, а не младшего. Карл же стал герцогом только потому, что вы пошли на поводу свихнувшего от любви отца!
Молчание. В камине пылает огонь, теплый отсвет ложится на лицо князя… Со лба сбегает янтарная капля.
– Мои войска наготове. Известие о смерти герцога, один из его сыновей… солдатам нужно знамя, как вы понимаете… и – все.
– Вторжение. Я предполагал нечто подобное.
– А знаете, почему вторжения не будет?
– Вальмир отказался.
– И это знаете? Не поверите, он сказал мне при встрече…
– «Я дал слово». Так?
– Он точно не ваш сын? – невинно интересуется князь. Поднимает руки; на широченных ладонях – застарелые мозоли. – Шучу, шучу…
– И все же основная причина в другом, – князь прищуривается. – Впервые я не боюсь удара в спину. Иметь в союзниках честного человека – такое случается нечасто… Уж поверьте старому интригану.
– Карл вам не союзник.
– Зачем же дело стало? Вы постараетесь его убедить, не так ли?
– Возможно.
– Не скромничайте. Да, как союзник союзнику… Вальмир отказался взять моих солдат, это правда. Однако полным ходом идет набор добровольцев. Он создает собственную армию. Догадываетесь, зачем?
– Думаю, скоро мы обо всем узнаем…
Псовая охота.
Он ощущал себя беглецом, по следу которого идет свора. За последние дни чувство это усилилось до жути, спину сводило в ожидании слюнявой оскаленной пасти…
Лай. Ему мерещился лай.
– Плохие новости, мой господин.
Голос. Стертый, усталый; за пеленой весеннего дождя слышен брех гончих. Мутными пятнами проступают деревья…
– …плохие, мой господин. Брат герцога нашего, Вальмир…
Тусклыми наконечниками казенных копий бьют в небо ели. Серые ели…
– …Вальмир, вторгся в пределы баронства…
Голубизна неба – обман. Небо обретает цвет…
– …имея войско из ста рыцарей и полутора тысяч пехотинцев…
Но почему этот цвет – серый?
– …пехотинцев. Два дня назад случилась битва. Вальмир…
Лист… резной кленовый лист – цвета пыли?
– …Вальмир убит. Да пребудет душа его в мире.
«Знаю. Самое поганое, что я все прекрасно знаю…»
«Он точно не ваш сын?»
Точно.
Двое.
Князь. Снежной белизны седина, как бывает у очень старых людей. Могучие руки лежат на подлокотниках кресла, словно удавы, готовые к броску… Тревожный прищур глаз.
– Говорят, вы ослепли, Салим?
Он. Лицом – старше князя, глазами – древнее бога; горькая складка губ. Плечи также широки, как и раньше, но в осанке появилась странная сутулость.
– Ваша Светлость. Ваш плащ… какого он цвета?
Князь растерянно оглядывает себя.
– Кра… малиновый.
– Серый, – князь в изумлении вскидывает взгляд. – Для меня. Я начал забывать, что существуют и другие цвета, кроме серого…
– Вы опять ничего не ели?
Он равнодушно пожимает плечами. Рослая круглолицая женщина неодобрительно качает головой, всплескивает руками:
– Даже настой ромашки не выпили! А я-то надеялась, что князь на вас повлияет… Он ведь мужчина хоть куда – старый, да крепкий. Поел за двоих, выпил за пятерых, а по пути вниз у меня ватрушку стянул… А ну! Пейте. Пейте, кому говорю!
Он берет в руки кубок, отхлебывает. С трудом глотает.
– Остыло, – виновато улыбается.
– Сейчас согрею, – оттаивает Мария. Изымает из рук хозяина кубок. – Чур, уговор: выпить все! Иначе ноги моей больше в этом доме не будет!
…Звон металла.
– Мария? – он открывает глаза. – Что за грохот? Это на улице?
Тишина.
– Мария?
– Здесь я, здесь! – доносится снизу. – Говорила же, когда-нибудь эта полка оборвется… Все кастрюли попадали!
Голос странно напряжен.
Крик.
Он хватает перевязь с мечом, прыгает через ступеньки… сбегает вниз. Женщина. Незнакомая. Нет, Мария! Взъерошенная, словно наседка, что защищает цыплят, позади нее – входная дверь…
– Не пущу! – кричит кухарка, безобразно распластавшись в проеме. С улицы – звон железа и вопли ярости. Убивают… Кого? Князя!
– С дороги, дура! – он выхватывает меч из ножен, отбрасывает не нужную более перевязь. – С дороги!
– НЕ ПУЩУ-У-У!
Хрупкий излом бровей.
Тонкое запястье.
Немыслимого изящества движения.
Он смотрит, как волосы падают ей на лоб, видит морщинку меж бровей… Видит, как бьется в виске жилка.
«Интересно, какого цвета ее глаза?»
– Что вам нужно? – говорит она. В голосе усталость и… гнев.
Он вздрагивает.
– Мне? – пробует слово на вкус. – Нужно?
– Да! – почти крик.
– Вы. Ваш будущий ребенок.
Она вскакивает.
– Нет!
– Да. Если ребенок Вальмира… как сказал князь…
– Предатель!
Это оказалось неожиданно болезненным.
– Истеричка.
– Не смейте меня оскорблять! – кричит она, бросается вперед, хватает подсвечник… хватает пустоту. Растерянно оглядывается.
Салим взвешивает подсвечник в ладони.
– Все? – спрашивает он.
– Вы… вы…
– Прошу вас, сядьте. Прекрасно разыграно, но…
Она замирает.
– Но мало практики. В следующий раз не надо смотреть на меня так прицельно. И на подсвечник – не надо…
«Золотистые».
«В темном ободке».
Жаль, что я не различаю цвета…
…Снова приходила та женщина.
– Глупо, – он сжимает подлокотники кресла, мнет пальцами бархатную обивку. Руки словно чужие, стремятся вперед и… к ней. В ладонях – биение сердца. Зуд.
– Глупо? – в голосе – явное раздражение. Вот только он не может понять – отчего.
– Мария была моей кухаркой… Однажды что-то случилось, и ее преданность стала… не совсем преданностью.
Она встает, проходит мимо.
Салим с трудом сдерживает себя. Всем существом рвется к ней, обнять, но…
– Она влюбилась в вас? – звук ее голоса. – Нашла в кого!
– Я и говорю: глупо, – он становится противен сам себе. Циник.
– Дура, дура, дура! Она просила передать…
Елена не находит себе места. Мечется из угла в угол.
– Что именно? – он начинает подниматься. – Что она просила?
– А вы не знаете?!
– Нет.
Елена останавливается, поворачивает к нему разгоряченное лицо. Блеск глаз…
– Она любит вас! Дура, дура, дура!
– Не надо, – говорит он. Елена делает шаг и толкает его. Падая в кресло, Салим с удивлением понимает, что вместе с ним падает и она, а его руки… ее губы…
Сад. Придавленные свинцовым небом яблони, тяжелая листва темно-серого оттенка, скамьи, занятые скучающими горожанами. Пустота в глазах людей. Усталость.
Из-под ветвей навстречу Салиму выходит человек.
– Господин, – склоняет голову он.
– Здравствуй, Голос. Какими судьбами? Я думал, ты в княжестве…
Голос печально улыбается.
– Нет, господин. После смерти князя там некому предложить свою верность. Наследников одолевает жадность, не удивлюсь, если в скором времени княжество запылает огнем.
Салим молчит.
– Вы знаете, кто убил князя?
– Хочу ли я знать… как думаешь? – предчувствие ознобом отзывается в затылке. – Хочу.
– Вы искали, я знаю, – говорит Голос. – Но искали – не там.
– Что значит, не там?
– Вы искали среди врагов князя… но убийца ненавидел не князя, а вас. Именно вас. Слепо и разрушительно.
Ноющий затылок. Понимание.
«Не верю, не хочу верить».
– Боже, как я был глуп… как мог не заметить…
– Все мы совершаем ошибки.
– Это плохое оправдание, – Салим трет бровь, надавив так, что белеют кончики пальцев.
– Почему?
– Потому что оправдывает все.
– Салим! Опаздываешь! – мальчишеские губы кривятся в улыбке, которую тот, скорее всего, считает надменной. Салим же видит в ней и боль, и затаенный страх.
Нож серой стали. Дрожащее лезвие отплясывает в двух дюймах от горла Елены.
– Карл, – начинает Салим. Замолкает. Глаза Елены – мой, ты мой, ты спасешь, ты можешь, ты все можешь…
– Любезный регент, – насмешливо вторит молодой герцог. Руки дрожат, а вот голос – нет. – Дорогой и незаменимый. И, как ни странно, честный. Оплот. Чье слово камень, чья жизнь… Ты и меня предашь?
Глаза Елены. Ты – мой.
Я – твой, шепчет он и делает шаг вперед.
– Стой! – голос уже не слушается Карла. – Или она умрет!
– Карл, остановись. Ты совершаешь ошибку.
– Нет, это ты совершаешь ошибку! Салим как там тебя… Селим… Я все знаю о тебе!
– Карл!
– Для тебя я герцог!
– Да, мой господин.
– Салим, Салим… – жуткая улыбка. – Я ведь верил тебе. Мой брат верил, мой отец верил, твой любимый князь – черт его возьми – тоже верил!
– Поэтому ты убил его?
– Знаешь? А знаешь ли, Салим, что значит быть слабым? Когда родной брат считает тебя тряпкой?!
– Неправда! – крикнула Елена, рванулась. – Вальмир не мог…
Кончик лезвия ткнулся ей под подбородок, отпрянул. Вдогонку понеслись капли. Темные, почти черные…
