Михаил Бычков - Подземка
От тварей исходила дикая злоба, желание рвать и убивать, убивать и рвать. Они мечтали добраться до наших теплых тел, утолить голод пустых желудков, насладиться сладкой на вкус человеческой плотью. Меня чуть не стошнило, уж больно яркими были мысли-образы диковинных существ. Я послал им ответный сигнал, вложив в него ярость и боль. Похоже, это была ошибка. Стена дрогнула, разъярившиеся монстры пришли в движение.
Катя закусила губу, я не видел это, но чувствовал так, словно смотрел на нее в упор.
– Не надо, – жалобно попросила она. – Ты делаешь только хуже.
– Я хочу помочь.
– Помоги, но по-другому. Я не смогу долго удерживать их.
– Я попытаюсь.
Я выбросил из головы все, что отвлекало, полностью абстрагировался от чувств и эмоций, постарался сделаться хладнокровным, как индийский йог. Не скажу, что это было легко, но мысли голодных тварей уже не сбивали меня с настройки. Так, кажется, мне удалось войти в резонанс с Катей, ее телепатическая волна резко усилилась.
«Уходите, уходите назад, в лабораторию», – стали мы внушать им.
«Голод. Есть. Мясо. Догнать, убить и съесть», – отвечали они.
Я читал мысли чудовищ как открытую книгу. Кого-то другого они могли ужаснуть, но только не теперешнего меня.
«Нельзя! Не трогайте! Уходить» – мы оглушали их сознание короткими хлесткими фразами, давили волю.
Монстры, не желая оставаться подопытными кроликами, сопротивлялись, но с каждой секундой все слабее. Но и нам последние попытки удавались с огромным трудом. Я физически чувствовал, как сгорают мозговые и нервные клетки, как покидает мое тело энергия, как наливаются свинцом руки и ноги.
«Прочь!» – мысленно выкрикнула Катя, и ее надрывный приказ пробил брешь в обороне чудовищ.
Сначала они медленно попятились, скребя когтями по линолеуму, потом дружно развернулись и скрылись за лабораторной дверью. И тут же сработала магнитная защелка. Дверь закрылась.
Побелевшая Катя рухнула мне на грудь. Я обнял любимую, погладил по спине. Ласка подействовала. Катя оторвалась от меня, посмотрела в глаза:
– Я уже не надеялась, что получится.
Я улыбнулся:
– Все в порядке, малыш. Мы сделали это.
– Малыш? – изумленно вскинулась Катя. – Ты никогда не называл меня так раньше. Я что, кажусь маленькой и беззащитной?
– Ты кажешься мне самой прекрасной на свете. Я не шучу. И еще… Не знаю, что еще сотворила со мной твоя вакцина, но я нынешний слишком отличаюсь от прежнего себя. Вот только меня это совсем не пугает.
– Не надо бояться изменений. Внутри ты остаешься собой. Добрым и хорошим человеком. Настоящим мужчиной.
Она поцеловала меня в губы и добавила, лукаво стрельнув глазками:
– Моим!
Больше в научно-исследовательском комплексе нам делать было нечего. Жаль только, что наше оружие вместе с автоматами големов осталось за дверями лаборатории, но искушать судьбу лишний раз и переть на рожон никому из нас не хотелось.
– Ничего, что-нибудь раздобудем, – решил я.
Мы покинули неуютные стены комплекса. Хорошо, что остальные големы ничего не подозревали насчет нас.
– Слушай, Катя, я теперь что – вроде факира буду? Ложки начну взглядом гнуть и все такое.
– Если бы, – вздохнула она. – Вся эта телепатия – такая нагрузка на мозг, что он только чудом не сгорает. Потом приходится долго восстанавливаться. Так что экономь свои силы, Саша. Ну и пореже пользуйся новоприобретенными возможностями. Только в крайнем случае.
– Понял, – мотнул головой я. – Осталось определиться с дальнейшими планами. Может, рванем на поверхность и присоединимся к твоим на Тридцать Пятой?
Катя помотала головой:
– Ни в коем случае. Во-первых, даже если мы и выберемся с Центральной в город, то почти гарантированно пойдем на корм гадинам с поверхности, во-вторых, наша база заблокирована големами, после моего прорыва охрана у них просто обязана усилиться в разы. Так что, сам понимаешь, ловить наверху нам нечего.
– На другую станцию пробиваться тоже бессмысленно, – продолжил цепочку ее размышлений я. – Нам просто не поверят. Сдадут с потрохами Генералу, а уж тот позаботится, чтобы от нас даже косточек не осталось. Что-то не по душе мне такие расклады.
– Можно подумать, я в восторге, – хмыкнула девушка.
– Это само собой. Решено: поднимаем тут шухер и под его прикрытием прорываемся к лагерю, в котором големы держат нормальных людей. Попробуем организовать что-то вроде восстания. Если выгорит – зачистим Центральную. Если нет… – Я ненадолго задумался и уверенно заключил: – В общем, никто не упрекнет нас в том, что мы сложили лапки. Как тебе план?
– Как все гениальное, прост и безнадежен, – улыбнулась Катя.
– То есть ты – за?
– Конечно, за. А вот мой вклад в общее дело. – Она протянула мне пистолет рукояткой вперед. – Это «браунинг», хорошая штучка. Успела его у одного из вояк подрезать, пока они были заняты.
– Короче, ты в своем репертуаре, – засмеялся я. – Даром время не теряешь. А сама что, без оружия останешься?
– Но ведь ты же мужчина и обязательно раздобудешь для меня подходящую штучку. Разве не так? – лукаво прищурилась Катя.
– Так, так, – согласился я. – Для тебя я даже гранатомет раздобуду. Пошли на поиски.
Трофеями удалось разжиться в одном из коридоров. Видимо, Центральная в силу своей монструозной конструкции недалеко ушла от того легендарного динозавра, у которого зверьки поменьше преспокойно сожрали хвост, а лишенный столь ценной детали организма ящер спохватился лишь спустя кучу времени. Известия о нашем побеге, захвате лаборатории, гибели Полищука и его архаровцев еще не распространились, поэтому станция для нас представляла не больше опасности, чем страна непуганых идиотов для жулика.
Другим фактором, играющим нам на руку, было повальное увлечение аборигенов оружием. Големы без него даже в сортир не выходили. Поэтому довольно быстро нам удалось обзавестись приличной коллекцией средств защиты и нападения. Дальше встал вопрос применения. Как отличить своих и чужих? Не хотелось вместо голема зацепить кого не надо.
Сомнения разрешила Катя.
– Пали во все, что движется, – сказала она. – Нормальных людей здесь нет. Их за забором держат.
– А вдруг среди големов есть сочувствующие?
– Ты сам-то в это веришь? Мы для них всего лишь нижнее звено в пищевой цепочке. Тебе их жалко?
– Не могу определиться. – Я пожал плечами. – Ничего хорошего о них вроде не слышал, но все равно не по себе мне как-то. Пытаюсь абстрагироваться от всего, но не получается.
– А ты постарайся. Представь, что бы они сделали с тобой, угоди ты в их лапы. Сомнения как рукой снимет. Это уже не люди. Это звери. Организованные, дисциплинированные, умные звери, озабоченные в первую очередь инстинктом выживания.
– Как и мы? – вопросительно посмотрел я.
– Да, как и мы. Вот только они не просто хотят выжить, они рвутся к власти. Ты видел их эксперименты? Видел, что их подопечные натворили на других станциях? Ты чувствуешь, к чему все идет? Если мы не вмешаемся сейчас, совсем скоро человечество, вернее, все его остатки, будет окончательно раздавлено. Нам уготована роль пищевого придатка. Знаешь, мне эти перспективы не нравятся, и я хочу все изменить, пока есть такая возможность. Они помыкают нами и заслуживают самой жестокой кары.
– Ты приговариваешь их к смерти?
– Да, – сказала она, передергивая затвор автомата. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ты со мной?
– А ты сомневаешься? – сказал я, поднимая к потолку ствол автомата. – Мы половинки одного целого. Поэтому куда ты, туда и я. Только у меня одна просьба.
– Какая?
– Не вздумай погибнуть раньше меня.
– Мы с тобой, Саша, не погибнем. Нельзя нам погибать. Мы выживем. Только это будет не просто.
– Конечно. Мы выживем, а потом ты родишь мне дочку. Я хочу, чтобы ее звали Лило, чтобы она видела над головой синее небо и чтобы она была похожа на тебя.
– Какой же ты, в сущности, ребенок, Саша, – засмеялась она и поцеловала меня в нос. – Даже сейчас имя мультяшное вспомнил.
– Разве плохо оставаться в душе ребенком? А мультики… Они часть прошлой жизни. Я ведь был практически ребенком, когда все началось. А что детишки любили больше всего? То-то и оно, – продолжил я, не дожидаясь ответа. – Мультики нужны, потому что в них добро обязательно побеждает зло. Пусть наши дети будут счастливей нас. Хотя бы на чуть-чуть, на самую малость.
– Вот почему я тебя люблю, Саша, – вдруг произнесла она. – Я могу быть искренней, момент сейчас такой. Ты добрый, наивный и смешной. Пожалуйста, не меняйся.
– Не собираюсь, – сказал я. – Пойдем постреляем?
Катя удивленно произнесла:
– Постреляем? Ты сказал это с такой интонацией, будто приглашаешь меня на свидание.
