Юрий Корчевский - Броня. «Этот поезд в огне…»
И все-таки немцы ворвались в траншею – едва ли не полный взвод. Наших же было отделение, и они стреляли во врага в упор, били штыками, прикладами, кулаками, ногами, ножами…
На Сергея прыгнул с бруствера откормленный высокий немец. В последний момент Сергей успел выстрелить, но больше патронов у него не осталось, затвор остановился в заднем положении.
Немец упал на дно траншеи уже мертвым.
За первым прыгнул второй и сам напоролся на плоский штык «СВТ» – штык вошел ему в грудную клетку по самую рукоять. Немец упал, и Сергей, дергая винтовку, попытался выдернуть штык, но он застрял между ребрами поверженного врага.
Бросив винтовку, Сергей выхватил нож – после службы в разведке он с ним не расставался. Но если для разведчика нож – обязательный атрибут, то машинисту паровоза он не положен, неуставное оружие. Поэтому Сергей носил нож в чехле на брючном ремне, прикрыв его полой гимнастерки.
Нож дождался своего часа. Из-за бруствера на Сергея кинулся гитлеровец с болтающимся на шее автоматом – без магазина. Видимо, пустой магазин он успел выбросить, а вставить новый не хватило времени. Кинулся сверху, да пьян был, и реакция уже не та.
Сергей отскочил на шаг в сторону, немец впечатался в стенку траншеи, и Сергей сбоку нанес два удара – в грудь и в шею. Но тут сзади раздался сдавленный хрип, и он обернулся.
На нашем бойце, лежащем на дне траншеи, сидел немец и обеими руками душил его. Лицо бойца налилось кровью, стало багровым, он только хрипел и пытался сбросить с себя фашиста.
В три прыжка Сергей добрался до борющихся и ударил немца ножом – сверху, над ключицей. Фашист сразу обмяк, из раны ударил фонтан крови. Сергей толкнул его в бок ногой. Гитлеровец перекатился на бок, завалился на спину, дернулся и затих.
Сергей обтер нож о его форму, аккуратно вложил его в ножны и, протянув руку лежащему на земле бойцу, помог ему подняться. Лицо бойца уже приняло обычный цвет, но белки глаз были красные. Боец держался за шею и тяжело сипел. Наконец он отдышался.
– Спа… спасибо, брат! Если бы не ты…
– Пустое. Разве ты бы не помог?
Бой затих. Понемногу все уцелевшие собрались в траншее. В живых осталось шестеро, из них двое были легко ранены. Патронов – по нескольку штук у каждого, даже одну атаку отбить нечем. И – ни одного командира. Флотский старшина и Сергей, сержант, остальные рядовые.
– Что делать будем? – спросил старшина.
– Драпать предлагаешь? – нахохлился боец, которого выручил Сергей.
– С чего ты взял? – Старшине слова бойца не понравились. – Предлагаю отойти к Нижнему поселку, эту позицию нам не удержать.
– Стоять надо, ночью подкрепление прислать должны. Белым днем это невозможно, самолетами лодки потопят. Соберем трофейное оружие и боеприпасы, до ночи продержимся, – сказал Сергей.
Старшина демонстративно посмотрел на часы – большие, наручные, явно отечественные.
– До темноты еще четыре часа.
– Не время собрание устраивать. Если потеряем позицию, отбивать потом придется, не один десяток жизней положим.
– Это верно. Тогда ты будешь наблюдать, остальным – немцев шмонать. – С этими словами старшина ткнул пальцем в грудь «сиплому» – как про себя Сергей назвал бойца, которого душил фашист.
Они выбрались за бруствер.
Убитых немцев было много, и бойцы забирали все, что могло пригодиться – оружие, патроны, гранаты, фляжки. Думали – вода, пить хотелось ужасно. Волга – вот она, видна с их позиции, а воды нет. Однако во фляжках оказался шнапс. По паре глотков пропустили. Отвратительное пойло! Хотелось есть, но пить сильнее.
«Сиплый» собрал фляжки и вылил из них спиртное.
– Тут недалеко водоразборная колонка есть, я видел, когда сюда шел. Попробую набрать.
Он зашел за трансформаторную будку и исчез.
Не было его долго, и многие, грешным делом, подумали, что боец сбежал. На берегу полно ящиков, остатков лодок, бревен, и при желании, уцепившись за что-то деревянное, можно переправиться на другой берег.
Но «сиплый» вернулся. Фляжки он затолкал в карманы, а те, что не поместились, нес в руках.
Бойцы встретили его восторженно: «сиплый» сам напился от пуза и другим не позволил страдать от жажды.
Напившись, все уселись в траншее.
– Сейчас бы на зубок что-нибудь положить, – мечтательно сказал старшина, – второй день не жравши.
– И я, – отозвался кто-то из бойцов.
Оказалось, что сегодня, как и вчера, ни у кого из присутствующих крошки во рту не было.
– И чего немцы в своем шнапсе находят? – ни к кому не обращаясь, спросил боец в гимнастерке с оторванным подолом. – У нас в Сибири самогон лучше. А тут – Европа, пьют же натуральную сивуху.
– А ты немца в плен возьми и спроси у него, – хохотнул «сиплый».
– Языка не знаю, – не понял шутки боец.
До вечера немцы на их участке атак не предпринимали. Зато слева и справа слышалась стрельба, разрывы гранат и мин раздавались почти без перерыва. Причем звуки эти понемногу смещались в сторону Волги, и каждый из бойцов понимал, что это значит. Немцы теснят, наши отходят. Медленно, сопротивляясь, но уступают.
Окружения боялись. Если слева и справа наши отойдут, они окажутся в кольце.
Окружения боялись еще с сорок первого года. Боялись немецких танков, но окружения больше, поскольку попасть в «колечко» – значит, плен или расстрел. И многие бойцы предпочли бы смерть на поле боя, чем позорный плен. Понятно, войн без пленных, раненых не бывает, но так уж устроен русский человек. Бойцы знали, что родственники пленных или пропавших без вести подвергались репрессиям. Их увольняли с работы, лишали продовольственных карточек. А еще на левом берегу стояли заградотряды из десятой дивизии НКВД.
Начало темнеть, и бойцы радовались – еще один день прожили. Знали потому как – немцы ночью не воюют. Даже батареи немецкие во время стрельбы делали перерывы для приема пищи.
Для наших людей это было удивительно, немцы воевали, как работали. Постреляли – перерыв на обед.
Старшина-краснофлотец спросил:
– Наряды выставлять будем?
По всем законам военного времени – положено.
Бойцы переглянулись. Устав изучали все, однако все опустили головы. Бодрствовать никому не хотелось, поскольку все выдохлись за день, устали.
Сергей вызвался сам:
– Я первым.
– Тогда до полуночи стоишь, потом разбудишь его. – Сержант ткнул пальцем в сторону «сиплого».
– Есть.
– А ты будишь меня.
Старшина взял на себя самую трудную вахту – в четыре часа утра больше всего спать хочется.
Уснули быстро, половина – и вовсе сидя, опершись спиной о стенку траншеи. Еще бы поесть, да нечего.
Часа через два в тылу их позиции послышались шорохи, возня.
Сергей клацнул затвором:
– Стой! Стрелять буду!
По Уставу надо спросить пароль, но в их ситуации это смешно.
– Свои!
Говор был русский, чистый.
– Один – подойти к часовому, остальным – на месте.
На голос Сергея вышел младший лейтенант.
– Младший лейтенант Егоров. Что за часть?
– Сборная, с бору по сосенку.
– Сколько вас?
– Шестеро, считая меня.
– Шестеро? – удивился командир. – А мне сказали – эти позиции рота удерживает.
– Была рота. Как рассветет – увидите, сколько немцев перед нами, за бруствером валяется.
– Жарко было?
– Удержались.
– Я пополнение привел, боеприпасы, сухари принесли.
– Это хорошо.
– Кто старший?
– Есть морячок-старшина. Он командует, больше некому.
– Зови.
Сергей растолкал краснофлотца.
– Тут младший лейтенант пополнение привел. Говорит – патроны доставили, сухари.
– Давно пора.
Старшина поднялся, подошел к командиру и доложил по всей форме:
– Старшина второй статьи Гавриленко.
– Молодец, старшина. Позиции удержали, часового выставил. Ты тут старожил, распределяй людей из пополнения.
– Пулемет есть?
– Нет, только пехота с личным оружием, два взвода.
Лейтенант помялся:
– Необстрелянные они, новобранцы. Один только фронтовик, из госпиталя.
Краснофлотец выругался. От необстрелянных толку мало, а потери будут большие.
– Я думал – сменят нас, – сказал старшина.
Новобранцы были далеко, четверо бойцов в траншее спали, но командир понизил голос:
– На левом берегу частей нет, из госпиталей легкораненых выписывают.
Ситуация вырисовывалась тяжелая.
Несколько секунд они молчали – слишком шокирующим было известие. Стало быть, менять их некому, надо стоять до конца.
Краснофлотец и командир стали разводить пехотинцев по траншее.
Кроме боеприпасов в подсумках, бойцы доставили три ящика патронов, десятка два гранат, мешок сухарей и канистру воды. Канистра была немецкой со свастикой на боку.
