Анатолий Дроздов - Непрощенные
«Окно» для выхода им определили недалеко от места боя. В штабе 13-й армии, видимо, провели кратчайшую черту между аэродромом и линией фронта, резонно предположив, что задерживаться диверсантам после нападения на аэродром нет резона. Беда штабистов была в том, что о расположении немецких частей они имели довольно расплывчатые сведения. Устаревшие. Прифронтовые батальоны и роты постоянно передвигаются, их точная дислокация – результат ежедневной разведки, какой у могилевских товарищей не было. Там больше полагались на удачу. Олег в удачу не верил, потому потратил день на разведку. Истоптал трофейными ботинками ноги, но картину отхода для себя нарисовал. Отряд шел по тылам противника, подчиняясь указаниям новоиспеченного лейтенанта.
К «окну» вышли, проплутав почти два часа. Но благодаря складкам местности нигде не засветились.
Заехали в лесок, в километре от которого начинались траншеи, замаскировались, пыхнули зеленой и двумя красными ракетами, ожидая обещанного прикрытия – хороший артобстрел, после которого «БТ» пролетит пару километров и выскочит у своих.
Ждали полчаса.
Потом у опушки послышался рев бронетранспортеров. Пожаловали гости. Немцы выгрузились, выстроились цепью и двинулись на поиски любителей пиротехники. Артобстрелом с нашей стороны и не пахло.
Олег выматерился, стукнул кулаком по ладони и приказал уходить. Оставаться дальше было нельзя.
* * *Торча в открытом люке «БТ», Ильяс вспоминал последний вечер на хуторе. Группа готовилась к походу. Не поступи приказ из Могилева, они все равно бы ушли. Не обнаружив диверсантов в первые после нападения на дороге дни, немцы не успокоились. Со всех сторон на хутор доходили тревожные вести. Немцы прочесывали село за селом, лес за лесом. До момента, как в укрытой кустами балке обнаружат заваленный ветками танк, оставались дни, если не часы. Пора было делать ноги. Штаб в Могилеве весьма вовремя придумал им «дембельский аккорд».
…Аля тихо плакала в углу. Полночи жарко шептала Ильясу в ухо, что ждать будет, что не надо ему никуда идти, что и здесь жить можно. После заревела, в подушку уткнувшись.
Олег на своей половине писал. Вытребовал керосиновую лампу, достал записную книжку убитого немца и строчил в ней огрызком карандаша. Ильясу было невмоготу слушать сдавленные рыдания, и он вышел к Олегу. Спросил, что ваяет. Оперу, что ли?
Рыжий криво ухмыльнулся и ответил, что оперу писать пока рано. А вот докладную записку – в самый раз. Потому как завтра вполне может случиться, что излагать мысли на бумаге станет некому.
– Чем с начальством поделиться хочешь? – Ильяс оглянулся, не слышит ли кто еще. – Промежуточный патрон, атомная бомба, Хрущева к стенке? Сам же понимаешь…
– Понимаю, – согласился рыжий. – Никто такому хода не даст.
– Зато в шпионы, паникеры и враги народа запросто запишут!
– Это да…
– Так что пишешь?
– Тактику применения танковых частей. Неизвестную здесь.
Ильяс глянул: на листках блокнота помимо текста виднелись прочерченные карандашом схемы.
– Ты серьезно? Кто тебя, лейтенанта, слушать станет?
Лицо бывшего сержанта стало хмурым.
– Я это в училище учил. По учебникам и пособиям тех, кто на этой войне выжил. Знаешь, какой кровью за эти сведения плачено? Если хоть часть их в практику досрочно внедрят, тысячи жизней спасем! Победу на денек-другой, но приблизим.
– «А главное – запретите нашим войскам ружья кирпичом чистить»?
– Чего?
– Да так, вспомнилось. Из русской классики.
Олег отодвинул блокнот и с удивлением посмотрел на Ильяса.
– Не понимаю я тебя, Илья. Иногда вроде ты свой парень. А вот брякнешь что, и сразу… не понимаю. – Он посмотрел на закрытую дверь в другую половину дома. – С полькой этой связался. С братиком ее недостреленным, дезертиром польским.
– Тебе тут не нравится?
– Мне вообще на войне не нравится в тылу сидеть. По ту или другую линию фронта.
– Что ж ты не послал «гэбэшников» в задницу? Плюнул бы и двинулся к фронту!
– Потому что приказ! Не я решаю, где мне полезней за родину сдохнуть.
– А это обязательно?
– Что?
– Сдохнуть?
Олег задумчиво повертел карандаш:
– Иногда. К чему разговор?
– Думаю, погибнем мы завтра. Даже если с аэродромом прокатит, далеко не уйдем. Там вокруг гарнизоны друг на дружке, все дороги через деревни идут, лесов почти нет.
Рыжий почесал небритый подбородок.
– Может, и так.
Ильяс решился. Сдвинул лавку, уселся напротив.
– Ты думал над тем, что мы здесь делаем?
– Воюем, что ж еще?
– Нет. Что МЫ с тобой здесь делаем?
Олег всмотрелся в лицо собеседника, глаза его сошлись в щелочки:
– Мы здесь, чтобы эта война кончилась быстрее.
Ильяс криво ухмыльнулся:
– А я вот думаю, нас сюда послали, потому что дела остались незаконченные.
Олег откинулся на лавке, опершись спиной на бревенчатую стену.
– Мистикой увлекаешься? Карма, шварма?
Ильяс проигнорировал выпад.
– У тебя другие идеи?
Рыжий хмыкнул.
– Меня, Илья, шлепнули перед домом за то, что я человека по ошибке убил. Исправлять это тем, что следом отправлю еще десяток-другой фрицев, глупо.
Ильяс напрягся.
– Подробнее о том случае рассказать не хочешь?
Он физически ощутил, как потяжелел в кармане трофейных брюк «Люгер».
– О чем? – удивился Олег.
– О том, как ты… Не того убил.
Рыжий посерьезнел.
– Такое случается на войне. К сожалению. Когда постоянно на взводе, забываешь, что для кого-то твои действия могут стать вопросом жизни и смерти… Я забыл.
Олег придвинул к себе котелок с вареной картошкой, вынул одну, покрутил в руках и положил обратно.
– Жизнь – сложная штука, Илья.
– Ты убил невинного?
– Я часто убивал тех, кто считал себя такими… Но в тот раз я действительно ошибся. Погорячился, – рыжий уставился в стену за спиной Ильи. – Ты же знаешь суть дела. Нас обстреляли укурки. Ответным снарядом я их разнес, но потом дернуло меня заросли проредить. Снаряд угодил в дерево…
Ильяс подвинулся так, чтоб рука, взявшаяся за рукоятку пистолета, осталась незамеченной.
Рыжий продолжил.
– Я жалею, что так получилось, я этого не хотел. Суд определил, что часть своей жизни я должен отдать за ошибку, и я эту часть жизни отдал. Преступление и наказание, совершенное и полученное. Но кто-то решил, что цена вопроса выше.
Рука с пистолетом пошла наружу.
Олег встал и повернулся к Ильясу лицом, оставаясь по ту сторону стола.
– А ты как сюда попал, Илья?
– Я рассказывал: меня сбили…
Рыжий усмехнулся. Только сейчас Ильяс заметил, что за котелком, прямо перед вставшим командиром лежит старенький потертый «наган». Руки лейтенанта опирались на стол так, что револьвер оказался между ладонями.
