"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Респов Андрей

Мда-а-а… Я бы так не смог. Почти узнать, что впереди тебя и твой мир ждёт бездна и остаться в неизвестности? Феноменально. Ну да у каждого свои тараканы в голове. У меня вон и голова не совсем моя, и в голове всякая хрень: нейротрон, закладки, крипты… Одно радует: обещали, что конец будет хорошим. За что и цепляюсь.

— Как вы думаете, Иван Ильич, удобно будет сейчас обратиться с просьбой к баронессе Вревской? — решил я сменить тему.

— Думаю, вполне. Они сейчас в основном заняты изготовлением перевязочных пакетов, пока хватает материала. Потом займутся починкой больничного и операционного белья. С Зингером дело спорится. Вы, если собрались, идите сейчас, пока не настало время обеда, после него запланирован санитарный обход эшелона. К тому же я сегодня выписываю тех солдат, что пострадали при нападении грабителей, — на последней фразе Вяземский подмигнул мне.

Пробираясь по коридору, я отметил, что Фёдор и Глеб уже оклемались и резались в карты, сидя на койке. Засаленные до неразборчивости рисунка рубашки карт грязными пятнами выделялись на чистом белье.

— Здорово, славяне! — поприветствовал я задир.

— Здоровей ви…а, это ты, Гавр. Привет. — Цыган, заметив меня, положил свои карты. Глеб просто кивнул промолчав.

— Начальник сказал, вас выписывают вечером.

— Правда? Это хорошо. Скучно тут. Сестрички эти, как снулые рыбы. Чисто монашки, — вздохнул Фёдор.

— А тебе горячих деревенских девок подавай? — я слегка стиснул плечо Цыгана.

— А хотя бы!

— Ничего, немца побьём, будет и на твоей улице праздник.

— Ну, это ещё когда будет, — снова вздохнул Фёдор.

— Терпи Цыган, Бароном станешь, — на мою незамысловатую шутку пулемётчик лишь похлопал глазами.

Швейная мастерская «Красный крест&Ko» располагалась в дальнем конце вагона, в углу, противоположном титану с кипятком.

Вревская, сидевшая согнувшись над зингеровской машинкой, со спины напомнила почему-то мою маму. Вот так вечерами в детстве я любил засыпать под мерный перестук её шестерней или что там внутри этого великого достижения человечества. Её сестринский головной убор лежал рядом, а чёрные, как смоль, волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Скрипнувшая под моей ногой доска заставила баронессу обернуться. Смущение в её взгляде длилось всего мгновение. Она встала, уступив место другой сестре милосердия. Надела косынку с красным крестом, тщательно заправив за край выбивавшиеся пряди волос.

Сдвинув небольшие картонные коробки из-под шляпок, некоторые из которых доверху были заполнены перевязочными пакетами, подошла ко мне, окатив холодным взглядом с ног до головы.

— Чем могу служить, Гаврила Никитич?

— Прошу прощения, Ольга Евгеньевна, что отрываю от работы. Хотел обратиться с несколько необычной просьбой.

— Извольте, я вас слушаю, — хоть бы мускул на лице шевельнулся или ресницы дрогнули. Лицо барышни из окошка справочного бюро. Один в один. Только голос поприятнее.

— Я бы хотел узнать, может, есть у вас или у кого-нибудь из сестёр милосердия гимназический учебник по немецкому языку, возможно, словарь? Мне ненадолго, на недельку, пока до Самары едем. Обязуюсь обращаться аккуратно.

Похоже, баронесса зависла. Наверное, размышляет, не каверза ли это какая-нибудь. И странный вольнонаёмный Пронькин, имеющий склонность по ночам заниматься гимнастикой на морозе в полураздетом виде и оказавшийся отчисленным неблагонадёжным студентом, попросту смеётся над ней.

Я же решил оставить вариант именно с немецким языком, так как варианты с греческим, латинским или, скажем, французским заранее исключил князь со своей придумкой сделать меня политически неблагонадёжным студентом. Раз бывший студент, да ещё Императорского Казанского университета, значит, неплохо окончил гимназию. А в это время языки учат на совесть, причём, несколько кряду, не то что в моём времени.

— Вы раньше изучали немецкий? — броня невозмутимости баронессы вроде бы слегка треснула. Соболиная бровь дрогнула и изогнулась дугой.

— В том-то и дело, что нет, Ольга Евгеньевна. А ведь это язык основного противника! Ну не по-гречески же мне с пленными говорить? — для пущего эффекта я прижал правую ладонь к груди и постарался изобразить на лице всю палитру жажды приобщения к знаниям.

— Ах, это… Мм-м, у меня нет, но, кажется, у Татьяны Аскольдовны была какая-то литература. По-моему, словарь. Но учить язык по словарю. Транскрипция немецкого не самая сложная, но, чтобы вас поняли, нужно ведь хоть какое-то произношение?

— Н-да-а…я как-то не задумывался над этим, — развёл я руками. Ну не говорить же мне Ольге, что это лишь для активации и тренировки определённых отделов моей памяти.

— Предлагаю поступить так, Гаврила Никитич. Недели, конечно, мало. Но я постараюсь помочь получить минимальные навыки в немецком, что могут пригодиться на фронте и в тылу врага, не приведи Господь, — Ольга искренне перекрестилась. — От вас же понадобится усердие и штудировка наших записей и ещё… — сестра милосердия замолчала, пристально глядя на меня.

— Всё что угодно, Ольга Евгеньевна! — определённо слукавил я.

— Вы расскажете мне всю правду о себе. И я не потерплю лжи, Гаврила! Её я чувствую интуитивно. Есть у меня такая способность. Батюшка привил.

— Хорошо…но как же с немецким? А если у Татьяны Аскольдовны не найдётся литературы?

— Обойдёмся, Гаврила Никитич, — улыбка Ольги выражала одновременно и превосходство, и удовлетворение. — Основателем рода Вревских был его светлость князь Александр Борисович Куракин. Первые представители рода были произведены в баронское достоинство Австрийской Империи грамотой Австрийского Императора Франца I, закреплённой затем указом Его Императорского Величества Александра I. В благодарность и по традиции с тех самых пор все представители рода Вревских с детства обучаются немецкому языку, как родному. Так что уж как-нибудь справимся, Гаврила.

Ни хрена себе, заявочки… Я постарался не слишком пересаливать лицом с растерянностью. Но удивлён, конечно, был очень. Получается, Ольга — австрийская баронесса? Видимо, все мои мысли легко читались на моей физиономии.

— Не надо так расстраиваться, сударь. Я русская баронесса по крови и духу! И моим предкам вверено баронское достоинство русским царём. А что до Австрии. Так и времена уже не наполеоновские. И то, что сейчас Россия выступает против Австро-Венгерской Империи, никоим образом не изменит моих патриотических чувств. Я вас успокоила?

— Вполне.

— Танечка! Дружочек, можно вас отвлечь? — произнесла Вревская куда-то в глубину вагона. Перестук каблучков — и к нам присоединилась невысокая сестра милосердия с милым, но печальным лицом, — Танечка, скажите, вы случайно не захватили с собой словарь немецкого языка?

— Да, рижское издание Киммеля, под редакцией Павловского. Вы же знаете мою слабость к сказкам Вильгельма Гауфа, — голос девушки соответствовал внешности: тихий, мелодичный. Лёгкая картавость лишь придавала ему прелести.

— Мы с господином Пронькиным решили немного позаниматься, пока эшелон идёт до Самары. Вы не одолжите нам его?

Девушка молча кивнула и скрылась в глубине вагона. Через некоторое время Татьяна Аскольдовна вернулась, неся в руках два толстенных тома. Она немного замялась, подходя, но потом решительно вручила мне словари. Я не выдержал, уж очень милой показалась мне хрупкая Татьяна:

— Кто родился в день воскресный, получает клад чудесный!

Наградой мне была светящаяся улыбка и изящный книксен.

— А вы не перестаёте меня удивлять Гаврила, — заметила Ольга, едва Татьяна скрылась в своём купе.

— «Холодное сердце» — моя любимая сказка, — искренне ответил я. Гауф — очень особенный сказочник.

— Что ж. Сегодня после обеда у меня будет возможность выслушать все ваши сказки.

— Буду очень рад, — я откланялся и, прихватив словари, вернулся в каморку Вяземского.

Сам князь куда-то подевался. Как позже сообщил мне Семён, убыл на санитарный обход поезда, прихватив с собой двоих санитаров. О, как! Бдит врачебное око. И то верно. Прём почти без остановок, народу толком не помыться, в вагонах полно солдат, а ватерклозет на каждый один. Горячая еда хорошо если два раза в день. Понятное дело, народ бывалый, не баре, но и досмотр нужен.