Ахэнне - Mortal Kombat: Icedpath
Лю прекрасно сознавал, что Не-Мир попросту дает им передышку, чтобы с обновленной яростью наброситься пытками, но он не желал пока размышлять ни о чем, кроме Китаны — ныне обретшей завершенность ее эльфийской красоты. Эльфы — дети цветов, думал он, и лазуритово-алый с вкраплениями канареечной желтизны, венок идеально подходил ее темным волосам и янтарным глазам, и сама она точно сияла изнутри — искренней, чистой красотой, без налета усталости и жестокости, в коей повинен приемный отец. В эти дни она не извлекала ее смертоносных жестяных вееров, и в зрачках не вспыхивала похожая на багряную слезинку капелька ярости. Зато зябкими часами пред-зари она самозабвенно целовала Лю, и ему чудилось, что она влилась в финальное совершенство… а его поманила за собой. Еще он наблюдал, какой могла бы быть его древняя — и вечно юная эльфийская владычица — танцующей-в-цветах, лучом предрассветной мудрости, прекрасным, как первый вздох новорожденного.
Порой Лю Кэнга обжигало — возможно, его Стихия, всевидящий всесправедливый Свет, или укор Рэйдена — что они с Китаной чересчур откровенно наслаждаются выпавшим им "отдыхом", забыв о тех, кто уже мертв. Да, даже Джакс не вспоминал умерших в то особое время, Лю и Китана же напрочь выбросили из головы существование кого-то еще, кроме них двоих.
Любовь — жестока, думал он, осязая данную ассоциацию как слова Рэйдена. Любовь эгоистична и самодостаточна, и для нее — только двое имеют значение, остальные же отсечены самыми магическими и неразбиваемыми чарами.
Есть он, она — и цветы. Смерть и боль — по ту сторону, они навесили амбарные замки и взмахнули волшебными палочками. Даже Шао Канну не пробить такую стену.
А еще — Любовь сродни Не-Миру, ибо суть она — безумие.
И все-таки нет ничего восхитительней подобного отсечения.
Поддельный рай Не-Мира вылепил из Лю и Китаны Адама и Еву. Лю не был христианином, но провел в Америке несколько лет и, разумеется, слышал и эту легенду. Он рассказал ее Китане — самую известную сказку Земного Царства. О Саде, сходном именем с ее, Китаны, измерения — что по мысли людей — суть блаженства. О двоих, которые наслаждались там, но наслаждение их не было полным, пока они не познали подлинную Любовь… она была — искушением, сладко-горьким даром Змея, но в глубине души Лю верил, что Адам и Ева никогда всерьез не жалели об их выборе.
Теперь он убедился на себе.
Китана только рассмеялась в ответ на столь неожиданный, противоречащий богословским нравоучениям вывод.
Ты прав, Лю, — шептала она, и губы ее скользили по шее Лю.
Конечно, прав. Жизнь — вот правда, а не сухой аскетизм сумасшедших отшельников.
Китана была язычницей по меркам пуритан, она не стеснялась даже третьего — Джакса, она смела в ее чувствах, ибо фальшь выхолощенной морали не мумифицировала ее, в отличие от большинства женщин Земли.
Джакс, бесспорно, смущался из-за столь явной любовной истории, разворачивающейся прямо у него под носом. Он демонстративно держался подальше от сладкой парочки, предоставляя тем идти вперед… а ночью ложился в доброй сотне метров от них. Благо никаких опасностей не выныривало и животных страшнее кроликов в суррогатном "раю" не водилось.
Третий лишний. И он — единственный, кто помнил об изначальном задании. Он все еще направлялся за Соней… и огненные проталины ли, розовые сады — только ступеньки.
Он — всего лишь шел вперед.
А для Лю и Китаны те дни стали самыми лучшими, бесценными, словно шедевры искусства… Лю не ведал, чем закончится их путешествие, вероятнее всего — смертью большинства, ибо из Не-Мира не возвращаются по определению. Но за отдушину, неожиданно выпавшую посередине шторма, он согласен был платить.
Что бы ни случилось, крохотный "рай" в изнанке ада — стоит кострищ и орд демонов.
И Лю ни разу не усомнился в этом.
Ауру инородного вторжения она восприняла еще накануне.
Медлить не рекомендовалось. То, где она обитала — отнюдь не курорт, и новоприбывший на девяносто процентов окажется врагом.
Она покинула ее убежище. Ее ноздри расширились, она напоминала крадущуюся кошку. Гладкую, изящную… и опасную.
Пришельцам не поздоровится.
Ее ступни не оставляли отпечатков в крупном пепле. Она наловчилась двигаться призрачным глотком тумана, вполне способного обратиться ударом меча.
Она замерла. Присутствие некоего создания обрисовалось четче, словно графический рисунок обретал краски.
Человек. Живой… пока живой, но что-то не так. Очень не так.
Она ускорила шаг.
Вскоре помимо виртуальных следов появились и вполне осязаемые. Следы крови буро засыхали, практически в тон красноватой гальке, но она — о, она превосходно различала кровь. Человек ранен. Тяжело, возможно, смертельно.
Она поморщилась. Умирающий — на ее территории? Это ей ни к чему. Каждый умирающий — потенциальный Они… ей едва удалось изгнать злобного ублюдка Драхмина с ее законной Зоны Охоты, и часть синяков от его дубинки до сих пор темнела на бархатистой коже. Новый Они — это плохо. Совсем плохо. Надо добить специальной магией экзорсизма.
Она нагнулась: в пепле, шуршащем, загробно-поющем закопаны трупики мелких падальщиков, смахивающих на сурков. Невезучие — получившие отпор "сурки" сбежались на кровь и предсмертие — живая плоть редкость в Зоне, обычно "сурки" жрали тех же демонов… все едят друг друга, а дитя обитаемых миров — сладкий десерт.
Вроде мороженого.
Ассоциация вспыхнула после того, как кошкоподобная женщина приметила тающий лед… лед сковывал большинство дохлых падальщиков.
Она вздрогнула. Нет, задрожала.
Она знала только одного смертного, кто мог сотворить такое со своими недругами. И смертный сей значил для нее очень, очень много. Он был ее надеждой… и косвенной причиной ее смерти. Не-Смерти. Нахождения в Не-Мире.
— Ты? — прошептала женщина. — Ты? Но как…?
Теперь она бежала. Скользящими, гепардовыми скачками.
Она страшилась опоздать.
Она обнаружила его приблизительно через пятьсот метров. Человек боролся с болью и потерей крови иррационально долго (о, его стиль… он такой упорный, такой высокомерный…), но вечны лишь Боги. И безумие Не-Мира.
Она склонилась над неподвижным телом мужчины. Она вздернула бровь: это был не тот, кого она рассчитывала увидеть. Хотя, несомненное сходство наблюдалось.
Неважно. Сейчас — неважно, кто он, ибо его часы бьют полночь, и если она не вмешается…
— Я не хочу, чтобы ты стал Они, — объявила она. И приступила к делу.
Мужчина, потерявший сознание около получаса назад, лежал лицом вниз. Она перевернула его, поджала губы: дело хуже, чем опасалась: в его рану можно было засунуть оба кулака. Повреждены легкие, сломаны ребра. И, разумеется, обескровлен. Она попыталась нащупать пульс… едва не отдернула руку: холодно. Она улыбнулась: то холод не мертвеца, напротив, он подтверждал стойкость раненого.
— Похоже, я догадываюсь, кто ты, приятель, — ухмыльнулась женщина. — И я не намерена бросать тебя, слышишь? Ты не умрешь.
Вряд ли расслышал.
Она отодрала прилипшие лохмотья рубашки, счистила полурастаявшие пласты льда с краев разрыва. Остроумная медицина, ничего не скажешь. Жаль, что бессмысленная…
Она извлекла откуда-то пузырек с густой, сходной с болотной жижей, субстанцией. Отсчитала ровно десять капель, капли зашипели, соприкоснувшись с обнаженными внутренностями.
— Тсс, — она погладила его волосы, словно утешая. — Больно, я знаю. Впрочем, сейчас ты ничего не чувствуешь, правда?.. Ты попал в крупную переделку, приятель, но я тебя выручу.
Она сидела рядом, ожидая пока кровь остановится и частично возместится.
— Тебе повезло, что ты Мастер Льда… Лед — замедляет умирание… повезло… — она перебирала его волосы, провела по бледным губам и сомкнутым векам. — Так, ну теперь можно домой… думаю, я сумею поднять тебя…
Она бережно забросила его руку на свои плечи. Проворчала "Хм, а ты тяжелее, чем мне казалось!".
Она держала его слегка остранясь, тревожась, как бы не задеть едва утихомирившуюся рану. Она, не переставая, разговаривала с ним, хотя пока он не мог воспринимать ее. Дурная привычка Не-Мира…
— …И вот гад заявился на мою территорию, ну мне и пришлось его выгнать. Дрались мы полмесяца по вашим меркам. И все-таки я Драхмина этого — поганой метлой. Пускай не рыпается. И совсем не улыбается, чтобы ты стал подобным демоном, ясно? Ты мне больше таким нравишься, — она хихикнула.
Ее пещера — незаметная снаружи и вполне уютная внутри, радушно встретила и хозяйку, и гостя. Она уложила его на шкуру какого-то животного, подозрительно похожего на шакала.
— Уф, наконец-то, — вздохнула она. — Теперь точно жить будешь. Если я захочу, — рассмеялась. Темная жидкость снова закапала в разорванную грудь мужчины. Потом женщина нашарила другой пузырек, на сей раз с зеленым содержимым, и попыталась влить его в рот спасенного.
