Акси Старк - Восстание гроллов
Из-под наших сплетенных ладоней вспыхнул ослепительный свет. Темные воды озарялись ярко голубым и золотистым – освещая путь наверх и вскоре, стали прозрачными, как и прежде.
Я слышала сквозь туман свое имя:
Лила, Лила, Лила…
– Лила, – тревожно произнес Илай, – посмотри на меня!
Я открыла глаза – все поплыло. Резко перекатившись на бок – меня вырвало вонючей водой, а затем, пытаясь отдышаться, упала на спину. Пепел подо мной казался мягкой периной. Илай наклонился исследуя мое лицо, огонь в его глазах сиял ярче солнца.
Я удивленно смотрела на него. Медленно и удивленно Илай прикоснулся к моему лицу, а затем поцеловал. В его глазах танцевали огоньки и я почувствовала знакомый всплеск счастья в груди. Я знала, каково это потерять его, поэтому обнимала его, целовала, стараясь быть еще ближе к нему, хотя это казалось не возможным. Волосы Илая были взъерошенны, почти черными от воды, липли ко лбу и вискам. Я прижималась к нему, чувствуя, как его сердце неровно бьется в груди.
– Ты жив, – прошептала я, – действительно жив!
– Ты спасла меня, – вода все еще стекала с его волос по лицу, будто слезы, по острым краям скул, повторяя изгиб его челюсти.
– Я люблю тебя, – произнесла я, слегка задыхаясь.
– Больше жизни, – улыбнулся он. Глаза Илая засверкали еще ярче, так что стало больно смотреть. Грязный, весь в порезах и ранах, лохматый – он казался мне прекраснее всего, что существует на Земле.
Эпилог
ы прошли мимо остатков алтаря, сквозь груды обрушившейся породы – к маленькой двери сделанной из просмоленного древнего дерева. Илай практически вырвал ее из скалы, пытаясь открыть. Мы скользнули в образовавшуюся щель, поднимаясь вверх по узкому туннелю, напоминавшему бесконечный грот, пока не оказались в длинном темном коридоре. Словно взятый из фильмов ужасов, он уходил в бесконечность царившего здесь полумрака. Трудно было оценить истинные размеры помещения и обстановку, но все же, можно было различить призрачно сверкающие рамы дорогих полотен написанных маслом. Люди в старинных одеждах, изображенные на них, казалось, провожали нас подозрительным взглядом.
Коридор свернул налево – здесь висели светильники с кованными ножками, обрамляющие пыльные плафоны. Обои на стенах были гнетущего бордового цвета. То, что они были сделаны из шелка, отражавшего блики желтого света, добавляло этому месту драматичности. Пахло сандалом и свечным воском. По обеим сторонам коридора, находились высокие закрытые двери с латунными ручками в виде луны, изображенной в разных стадиях цикла: от молодого полумесяца до полнотелой серебристой сферы.
Вдалеке послышался звук – тихий и мелодичный. Мне показалось, это играл патефон. Вскоре, мы оказались у распахнутой настежь двери. Оттуда лился золотистый свет.
За дверью находилась просторная круглая комната. Сводчатый потолок – из того же охристого мрамора, украшала резьба. Казалось, что гладкие стены смыкаются вверху. Вдоль
дальней стены – от пола до потолка, виднелись бесчисленные ряды книжных полок. В самом центре, наверху, цветными бликами, мерцало витражное круглое окно.
Под ногами сверкал паркет из темного дерева – выложенный замысловатым рисунком с инкрустированными частичками мрамора и цветного стекла, то тут, то там, в стыках, мерцали отполированные куски агата, похожие на панцири жуков.
В самом центре стоял овальный стол – с массивными ножками, щедро украшенный позолотой, а на нем, из сверкающей раковины граммофона, лилась тихая музыка. Здесь был и большой камин сделанный из светлого камня, с искусной кованой решеткой. В резном кресле, больше похожем на трон, грел ладони седовласый Виланд. Мягкий свет от огня окрашивал его волосы в золотисто-рыжий – предавая чертам лица моложавость и мягкость.
Он наклонился, взял кочергу и поправил поленья. Раздался треск, вверх взмылься фейерверк искр.
– Поздравляю вас, – почти торжественно произнес он, повернувшись в нашу сторону, вы обыграли саму смерть.
Я перевернула свою ладонь. На гладкой нежно-розовой коже не осталось и следа от метки. Рука Илая тоже была без отметин.
– Мы оба свободны? – я не могла поверить в это. – В чем подвох?
– Подвох, – произнес Блейс, я осеклась, забыла что он слышит наши мысли, – здесь нет подвоха. Вы пожертвовали собой ради любви. Этот поступок выше смерти.
Я улыбнулась, взглянув на Илая, он настороженно наблюдал за тем как Виланд наливает себе в кружку чай.
– Вы нужны здесь, – продолжил Блейс, – род туатов слабеет и вымирает, когда умрет последний сильный туат на планете исчезнет жизнь.
– А вместе с ней и вы, – произнес Илай. Это был не вопрос, скорее утверждение.
– Возможно, – голос Виланда прозвучал громче.
– Но мне всегда были интересны мотивы. Вы защищаете безразличных ко всему и потерявший связь с природой людей от сил, о которых они даже не подозревают. Древний закон не позволяет вам открыть свое лицо, сказать, что вы – спасители. Вы миф, чьи образы остались только в детских сказках. Взамен вы не получаете ничего.
– Мы получаем радость от того, что способны отдавать. Дарить жизнь. – мой голос прозвучал тихо, но твердо.
– А как же похвала и слава?! Древние боги были более избирательны. Они требовали, карали, не то что вы.
– Возможно мы меняемся в лучшую сторону и человечество меняется вместе с нами, – произнесла я.
– Еще один миф. Их ничего не изменит. Человек всегда был и будет самым опасным существом на планете – как для себя, так и для себе подобных. Для всего живого. Это единственное существо прозябающее свою жизнь в страданиях, не смотря на то, что имеет все необходимое для существования. А причина страдания заключается не в том, что ему мало, а в том, что кто-то имеет больше. Но на этом его егозим не заканчивается! – Блейс потер гладкий подбородок пальцами и продолжил, – Человек… человечишка! ОН не только хочет иметь все – он готов на любые преступления, чтобы получить желаемое. Меня забавляло название рода homo sapiens – человек разумный. Разум или то, что люди привыкли называть таковым и рождает его пороки. Человек разумный перестал чувствовать сердцем, забыл, что у него есть душа. Люди ни о чем не сожалеют. То, что вы называете совестью, лишь убогий, примитивный страх быть пойманным. Страх возмездия за сделанное. Ведь, это именно то почему люди верят в БОГА, – Блейс тихо засмеялся. Его смех зловещим эхом растворился в огромной гостиной, – из-за страха небесной кары за гнусно прожитую жизнь. А если бы не было страха?
Илай вздохнул.
– Верно, мальчик мой, – улыбнулся Виланд, – человечество давно бы перестало существовать.
Виланд привстал в кресле и потянулся к тарелке с шоколадными трюфелями, – Зависть, гордыня, похоть, алчность и уныние – вот из чего состоит человек. Из грязи! И вы хотите дарить им жизнь? Ради чего? Для того, чтобы продлить мучения их рода?
– А как же любовь? – спросила я.
– Любовь – потерянное для человечества понятие. Они, – произнес Блейс с отвращением, – называют этим словом все, что угодно, прикрывая свои низменные потребности, свой эгоизм, похоть, желание получать. Они говорят, что любят – только для того, чтобы извлечь какую-то выгоду для себя, они видят другого человека исключительно, как инструмент наполнения своей пустоты, своей никчемности. Люди хотят одного – забрать все, что имеет другой, покорить, подчинить, поставить на колени, сломить волю, сделать рабом, владеть и править над душой ближнего, превратив в марионетку.
Действительно, – подумала я, какие хамские претензии на должность главного кукловода. Ведь такой только один. Виланд – единокровный владелец прав на этот театр.
Блейс лениво повернулся и, со скупой ухмылкой, взглянул мне в глаза. Илай прочистил горло.
– Люди, все же животные – они в процессе своего развития. Возможно, это придет к ним позже.
– Назвать людей животными – оскорбление для вторых. Любовь животных намного искреннее. Homo sapience все портят, из-за того, что полагается на свой разум. Люди “влюбляются”, начинается процесс "завоевания и властвования". Очень быстро они отторгаются друг от друга и становятся врагами – начинают беспричинно ненавидеть и все потому, что никто не хочет уступить другому ни на шаг. Жизнь для себя и ради себя. Ради получения.
– И что сближает людей? – Виланд окинул нас взглядом требовательного учителя, – беды и зло. Только благодаря им люди сближаются и между ними загорается искорки добродетельности и сострадания. Так что, можно сказать, что Я и есть та сила, благодаря которой рождается любовь. Пускай даже с ее обратной стороной!
– Все склонны ошибаться. Любовь существует. – сказала я крепко сжимая ладонь Илая.
– Я знаю, – ответил Виланд, – вы доказали это. Вы любите так, как немногие умеют любить, единицы. Со всеми недостатками и всем – самоотверженно, чисто. Я вижу это в вас. Ваша любовь горит ярче, чем все светила вместе взятые. Вы, без раздумий, пожертвовали собой – ради друг друга, сначала Илай, теперь ты.
