Екатерина Белецкая - Утро черных звезд
В Братстве все всех любили. Друг к другу обращались «брат» и «сестра», а к Учителю – конечно же, Учитель. Еще до Полета, когда они ходили по вечерам в старую школу на собрания, Ими-ран все никак не мог сообразить, как такое возможно. Все дневные унижения, подколки одноклассников, неприязнь учителей, злость родителей – все оставалось за дверью кабинета физики, в котором они запирались. В кабинете был Учитель, а вместе с ним – Тепло, Радость и Белый Свет.
Группа, в которой занимался Ими-ран, поначалу была невелика, всего десять человек. Через полгода их стало тридцать. А еще через полгода Учитель пошел на поклон к директору школы, и вместо кабинета их разросшаяся группа стала занимать спортивный зал.
– То, что мы делаем, – не религия, – объяснял Учитель новичкам. «Старички» в это время шли по рядам, раздавая пластиковые буклеты и тексты Общей Молитвы. – Да, мы молимся, но при этом, прошу обратить внимание, каждый из вас молится тому Богу, которому завещал свою душу еще при рождении. Ими-ран у нас мусульманин. – Ими-ран останавливался, махал рукой и чуть смущенно улыбался. – Анюта-ран у нас христианка, ее окрестили папа с мамой, и она остается верна религии предков. А дорогой Паэр-ран у нас и вовсе атеист, и продолжает до сих пор верить в силу атеизма, – по залу обычно прокатывался смех. – Видите? Мы никого не неволим, не принуждаем. Мы не принимаем пожертвований, нам не нужно ни ваше жилье, ни ваши деньги. Мы не секта. Мы просто считаем, что Бог, по сути, может быть Единым для всех, вне зависимости от того, каким именем вы привыкли его называть. И мы учимся служить этому единому Богу так, чтобы наше служение приносило благие плоды.
Чем они только не занимались тогда! Ими с Анютой, например, в выпускном классе ходили по детским площадкам и стирали с каруселей и качелей неприличные надписи или закрашивали их – чтобы не читали малыши. Другие члены Братства устраивали уборку улиц, собирая мусор и рассортировывая его, чтобы облегчить переработку. Еще кто-то бесплатно мыл горожанам машины и флаеры, помогал с ремонтом, для того чтобы в городе стало чище. Сажали цветы, кусты, мыли людям окна, носили продукты из магазинов пожилым. Помогали одноклассникам с уроками. В общем, выполняли любую посильную работу, идущую на благо обществу.
Конечно же, они все молились. Молитва была наградой, отдохновением от трудов; она была сладкой, как яблочный сок, горячей, как молоко, и прозрачной, как утренний воздух.
Все было хорошо. Очень хорошо. Однако позднее Ими-ран начал недоумевать – их почему-то, несмотря на всю благость намерений, не любили. Вернее, относились к ним, конечно, хорошо, но Ими-ран с некоторых пор начал чувствовать затаенную неприязнь. Кто-то вежливо, но твердо отказывался от их услуг. Кто-то не хотел разговаривать и принять в дар бесплатный буклет с молитвами. Кто-то брал своего ребенка за руку и старался побыстрее пройти мимо, когда они молились группой в парке или на бульваре. А кто-то и вообще вступал с ними в нелепый спор, начисто лишенный (с точки зрения Ими-рана, конечно) смысла, – в спор о том, что жить надо как-то иначе. Эти люди не знали и знать не хотели о том, что вера, истинная вера – это хорошо. Они почему-то считали, что истинная вера – это плохо, но ничего, совсем ничего не могли предложить взамен.
Учитель потом сказал, что это нормально. Что этих людей можно только пожалеть, потому что их души слепы, как новорожденные котята, и им еще долго предстоит блуждать в вековечной тьме и умереть, не просветлившись, не ведая, что истина рядом. Учитель говорил, что Единый дал человеку веру, и, конечно, в воле человека принять ее или не принять, но у одних людей путь к вере короткий и светлый, а у других темный и долгий. И что те, кто сумел уверовать так, как верят они все, находятся выше, гораздо выше тех, кто стоит в самом начале пути постижения истины.
Учитель, как всегда, оказался прав.
* * *Однажды наступил день, когда Ими, самый первый из группы, попал в Вышнюю Белую грань. Ему, невзрачному некрасивому мальчишке из бедной семьи, Единый первому даровал великую честь припасть к своему лику. Хорошо, что Учитель был рядом и помог Ими вернуться обратно, в тело! Радость в тот момент у него была такая, что впору умереть. Но Учитель не позволил. Сказал, что малодушно убегать в самом начале пути.
Началось учение. Ими, которого Учитель теперь велел называть Ими-ран, сам уже помогал новичкам, выводя в Вышнюю Белую грань, подсказывая и напутствуя. Вскоре почти все члены группы, возрастом до шестнадцати лет, научились выходить к сущности Единого. Старших Учитель перевел в группу для старших (они по-прежнему занимались только помощью и молитвами), а в их группу попала молодежь из других групп.
– Единый благоволит детям, – грустно говорил Учитель. – Взрослые закоснели в грехе и заблуждениях. Для того чтобы вернуться на правильный путь, им нужно больше времени. А чистые детские души угодны Ему, потому что не испорчены вредными влияниями и догмами. Я и сам впервые припал к стопам Единого, когда мне только-только исполнилось четырнадцать лет.
– А где это было, Учитель? – спросил как-то Ими-ран.
– Очень далеко отсюда, мой дорогой мальчик, очень далеко. Даже не на этой планете, – улыбнулся Учитель.
– В Луна-тауне? – с восторгом выдохнул Ими-ран. Луна-таун был несбыточной мечтой каждого мальчишки, но попасть туда даже на суточную экскурсию стоило столько, сколько семья Ими зарабатывала за десять лет.
– Можно сказать и так, мой мальчик. Можно сказать и так… – Учитель любил повторять одно предложение два раза, но вовсе не для того, чтобы подчеркнуть его важность, а потому что это было секундным поминовением Единого. Вернее, его двойственной сущности.
– Вы были в Белой грани, и все сами видели, – рассказывал Учитель. – Все всегда делится на две части. В грани это деление – сущность Единого и ваше сознание. Все делится на пары. Добро и зло. Огонь и вода. Путник и дорога. Черное и белое.
– Мужчина и женщина, – подсказал кто-то.
– Верно, мой мальчик! Верно, дорогой! – обрадовался тогда Учитель. – Тень и свет. Любовь и ненависть. Сухое и мокрое. Плохое и хорошее.
– И все должно быть в равновесии, да? – спросила Анюта. Ими тогда подумал, что она очень умная. Умная и красивая. Пухленькая, ладненькая, с серыми глазами и толстой лохматой косой до пояса.
– Точно так, моя девочка. Все должно быть в равновесии, в гармонии. А вот с дисгармонией надо бороться. Например, вы ходили надписи закрашивать. Почему вы это делали, детки?
– Ну… беседка на детской площадке красивая, верно? – пустилась в объяснения Анюта. – Кто-то ее построил, покрасил. И получилось… ну, равновесие. – Учитель кивнул, и ободренная девочка продолжила: – А потом пришел кто-то… неразумный и испачкал это хорошее место. Написал грязную надпись. Вот мы и убрали эту грязь, восстановили равновесие.
– Молодец, девочка моя! – Учитель просиял. – Ты, как никогда, права. Теперь слушайте дальше. В равновесии вы все вольны выбрать свою сторону. Можно встать на сторону добра, а можно на сторону зла. Вы встали на сторону добра. На этой стороне всегда труднее, дети мои. Всегда труднее, – он намеренно сделал ударение на слове «всегда». – И нам с вами в будущем предстоит много тяжелой, но благородной работы.
– А когда это будет, Учитель? – спросил Ими-ран.
– Всему свой срок, – ответил Учитель. – А пока что давайте заниматься дальше.
* * *Срок и в самом деле наступил, причем даже раньше, чем Ими-ран того ожидал. В один прекрасный день он заметил, что Учитель стал напряжен и печален. Почти неделю Учитель ходил грустный, но вскорости повеселел и вдруг, ни с того ни с сего велел всей младшей группе ежедневно смотреть визор и слушать все новости – он явно чего-то ждал. На вопросы о том, что за новости его интересуют, Учитель ничего не ответил, приказал лишь повнимательнее смотреть все, что связано с космосом.
В принципе, в новостях про космос было немного. Туристические и грузовые лайнеры летали между Луна-тауном и Землей, перевозя немногочисленных туристов и грузы. Десять кораблей, возивших редкоземельные элементы, мотались между Землей и двумя осваиваемыми планетами (две колонии по тысяче колонистов), а разведчики, ушедшие в Глубокий Космос, передавали лишь техническую малоинтересную информацию – о ней и в новостях ничего не было, только через внутренние ресурсы университетов проходили какие-то обрывки этой информации, да и то не все.
И вот, наконец, Ими-ран совершенно случайно услышал новость о том, что один из первых межпланетных кораблей, туристический лайнер «Лунный свет», идет на списание. Его должен заменить на трассе «Лунный свет-2», гораздо более комфортабельный. Первый «Лунный свет» был и вправду весьма потрепанным жизнью старичком, которому теперь предстояло встать на вечный прикол в музее освоения пространства. Анюта, видевшая корабль вживую во время экскурсии на космодром, со смехом рассказывала, что этот «Лунный свет» больше похож не на красивый шаттл, а на старинный самовар ее пра-пра-бабушки, который до сих пор хранился в их квартире.
