Владислав Жеребьёв - Ретранслятор
— Это? — Губы старика расплылись в довольной улыбке. — Система подавления псионического импульса „Барьер-1“, опытный образец. Суть его действия состоит в пеленге сигнала радиочастотного излучения в пределах трех метров и его немедленного подавления. Очень был полезен, когда испытание происходило на заключенных.
— Кто ты такой? — зашипел я, пытаясь подняться на ноги. — Кто — ты — такой?!
Силы возвращались ко мне стремительно, но не так быстро, как хотелось бы. Сказывался недавний бой с диким, чье тело сейчас остывало в коридоре в луже собственной крови.
— А ведь имя запомнил, — печально вздохнул хозяин кабинета и, вновь сев в кресло, на этот раз лицом к гостям, осторожно положил прибор по левую руку. — Ты опытный образец, мой друг, а я твой куратор, разработчик и инженер. Можно сказать, что я тебя создал вот этими вот руками.
На всеобщее обозрение были выставлены две высохшие ладошки, обтянутые желтоватой кожей в старческих пигментных пятнах.
— Надо быть честным, всю программу испытаний, хоть и с опозданием в десять лет, ты выполнил без сучка без задоринки, — продолжая любоваться произведенным эффектом, вещал Валентин Адамович, не сводя взгляда с копошащегося на полу пира. Ему, видимо, досталось побольше моего, и он до сих пор не пришел в норму.
— Твоя память отрывочна, что вполне объясняется травмой, а вот знания, та немаловажная особенность псионического программирования, что досталась тебе просто так, есть результат своевременного запуска в той или иной ситуации.
— Что ты несешь, старик? — Подняться на ноги я не решился и, разместившись на полу, по-новому посмотрел на этого, с первого взгляда вполне безопасного, гражданина.
— Господин Скворцов, — старик иронично хмыкнул и вдавил невидимую кнопку. — Может быть, это восстановит немного вашу никчемную память?
Что-то внутри панели утробно заурчало, завозилось, как проснувшийся зверь, стенка дрогнула и осторожно, как будто боясь чего-то, поползла вбок, открывая удивительное и странное зрелище.
К подобному исходу Сенечка готовился загодя, так как знал, как привечают незнакомцев в подземке. В худшем случае могли натравить толпу диких, предварительно отловленных в дальних тоннелях и находящихся в передвижных клетях, специально для таких вот случаев. В лучшем могли пугнуть, шмальнув пару раз в пустоту. Химическое отравление также предполагалось дальновидным проглотом, и потому, закинувшись как следует таблетками для выведения гадости из организма, он с чистым сердцем вдохнул пагубный газ и отключился. Создание к Арсению вернулось быстро, и, очнувшись на больничной койке, он очень удивился, не обнаружив ни наручников на руках, ни суровых охранников, скучающих у входа.
— Расслабились. — Борясь с тошнотой, проглот выпростал из-под одеяла худые ноги и уселся на койке. Одежда лежала тут же, аккуратной стопочкой на пошарпанном табурете. — Совсем перестали мышей ловить.
Ханой был прав с самого начала, когда они несколько месяцев назад обсуждали такой исход событий, и бравый военный настаивал на том, что ретранслятор выведет группу на убежище, даже сам того не желая.
— Я знаю суть псионического программирования как никто другой, — спокойно вещал комендант, откинувшись в кресле и неспешно потягивая виски из пластикового стаканчика. — Все происходит поэтапно и циклично. Если обрушить на неподготовленное сознание такую гору ерунды, то крышечка неизменно съедет, и вместо бойца получим слюнявого дебила. На этом первая база и погорела в ходе пилотных экспериментов. Потом уже был рассчитан алгоритм ввода возможностей, посылы, ключи действия, но до этого человек пять загубили, а то и больше.
— И что же в итоге будет? — смущенно интересовался Сенечка, подобострастно впившись взглядом в дражайшего патрона.
— Выбросят на поверхность, — начал перечислять по памяти Ханой. — В обстановке, привычной для нормального человека. Первый в стазисе дюжину лет пребывал, а это, надо сказать, не шутки. Однако процесс регенерации стартует в первых рядах, и все пойдет как по маслу. Сначала подкинут интригу, дабы включились мыслительные процессы. Имя другое дадут, проштопав на футболку или в паспорте другую дату рождения запишут.
Дальше проще. Каждое событие вызывает определенную химическую реакцию в мозгу, и возможности открываются постепенно. Сначала пирокинез. Тот нужно провоцировать в условиях близких к боевым. Хорошая драка или, ну скажем, засада на трассе. Затем по желанию фриз или вольт просыпаются, ну и так далее. После всех полевых испытаний образец просто возвращается в лабораторию по заранее заложенному в него маршруту.
— Но как же так? — изумлялся проглот, недоверчиво качая головой и осторожно потягивая хозяйский алкоголь из пластиковой посуды. — Как он вообще сможет найти испытательную базу, если в сознании никогда там не бывал.
— Все тот же метод программирования. — Ханой повел широкими плечами и потянулся к мятой сигаретной пачке, но остановился и внимательно посмотрел на своего помощника. — Ты пойми, Арсений, это может быть наша единственная возможность до аппаратуры добраться. Не оплошай только. Если попадут в наши руки карты вышек, подходы, инженерные ключи, то, если не вспять все повернем, так хотя бы стабилизируем.
— И ты выпустишь всю власть из своих рук? — Сенечка недоверчиво скривился и, отставив опустевший стаканчик в сторону, подошел к окну, откуда открывался удивительный вид на рынок. Сотни людей сновали по рядам, предлагая и покупая, обменивая и меняя всевозможный хабар. Кто-то тащил упаковку влажных салфеток, пустячок в наши дни, но сейчас вещь незаменимую. Другой с гордостью нобелевского лауреата выставлял на прилавок, сколоченный из гнилых досок и деревянных ящиков, пару резиновых сапог с треугольным клеймом. Город жил, пока шла торговля, и торговля существовала, пока мегаполис, пусть и видоизмененный, покалеченный и хромой, продолжал свое существование.
— С этим не так-то просто, как ты думаешь. — Ханой встал и, пошарив в ящике стола, вытащил на свет новую бутыль горячительного. — Будешь?
— Нет, не стоит. — Сенечка вздохнул и, отойдя от окна, вновь опустился на стул. — А то захмелею и очень сложно будет изображать трусливую сволочь. Ты же знаешь, я во хмелю буйный.
— Помню. — Комендант довольно прищурился и, пододвинув к себе свой стаканчик, плеснул коллекционного виски на пару пальцев, а затем одним махом осушил его, невзирая на благородность напитка.
— Как водку пьешь, — сокрушенно покачал головой проглот, неодобрительно посматривая на шефа.
— А что с ним церемониться, — удивился тот. — Я человек военный, не привык миндальничать. Раз бухло, так закидывай в глотку, а сантименты прибереги для свиданий.
— Ладно, к делу, — печально вздохнул Арсений. — Что конкретно от меня-то требуется?
— Направлять и сообщить, когда нужно будет, — вновь усмехнулся Ханой. — Сами мы к испытателям не подберемся. На это годы понадобились бы с нашими-то техническими возможностями, а парень выведет нас буквально через пару недель. Теперь слушай и запоминай. Скоро с тобой свяжется некто слепой. Он мой человек на второй базе. Он и выведет на ретранслятора, ибо у всех подопытных той волны внутренняя связь. Что-то вроде ментального контакта между близнецами, только лучше и надежней. Почуять эти парни могут друг друга уже на расстоянии пятиста метров, а у слепого это выходит лучше, дальше и надежней. Он своего рода ретранслятор-сканер. Одна из его специализаций по крайней мере в этом и состоит. У него она особенно обострена.
— Реально слепой? — охнул Сенечка, но, встретив серьезный взгляд Ханоя, вовремя заткнулся и потянулся за сигаретами на столе.
— Куда, — шеф отщелкнул сигареты и с ехидством посмотрел на подчиненного. — Или снова закурил?
— Да с вами закуришь. — Проглот обиженно нахохлился и, скрестив руки на груди, мрачно взглянул в окно. — Что там у тебя еще?
— Дам одну хитрую приспособу, — доверительно сообщил комендант. — Таких, наверное, и не осталось. Очень тебе пригодится.
Действовать надо было быстро, но срываться с места и, сверкая голым задом, скакать по неизвестной местности Сенечка не решился. Едва заслышав в коридоре чью-то уверенную поступь, он вновь юркнул под одеяло и притворился спящим.
— Как самочувствие, больной? — Ввалившись в палату, одутловатый и с красным лицом местный эскулап, не церемонясь пропыхтел к койке и самым наглым образом откинул одеяло, под которым прятался Арсений.
— Хамство. — Проглот открыл один глаз и неодобрительно взглянул на незваного гостя.
— А все же? — Рухнув на жалобно охнувший табурет, толстяк вытащил фонарик и уж совершенно по-хамски, притянув Арсения за ворот, начал светить ему в глаза, ощупывать шею и заглядывать в рот, будто и не человека смотрел, а выбирал себе борзого щенка.
