Владимир Колычев - Блокпост
– Тревога!
Я вскочил с койки, заученно натянул бронежилет, не застегиваясь, взял карабин, вышел из комнаты во двор.
Одновременно со мной из дверей гостиницы на строевой плац вывалился мародер Стас. Именно вывалился – боком, завалившись на опорную ногу, едва удержав равновесие. Похоже, он был чертовски пьян. Уж не Шпак ли составил ему компанию?
Мародеры-любители были ребятами дерзкими, но к нашей увечности отнеслись с пониманием. И мы, в свою очередь, прониклись к ним симпатией. Особенно полюбились они Шпаку, который вдруг вознамерился завербовать их в наш гарнизон в качестве волонтеров. Будут служить, а в свободное время заниматься своими делами – бродить по брошенным городам и поселкам, искать и находить ценные для блокпоста вещи. Шпак так разошелся, что даже бронетранспортер им предложил. Якуту и Баяну ребята приглянулись также, они освободили для них гостиницу, перебравшись в первый казарменный блок, площадь которого позволяла соорудить там две отдельные квартиры. Для семейных пар. Этим Якут и Баян собирались заняться в ближайшее время…
Мы бы со Шпаком тоже могли обзавестись семьями, занять второй блок. Пух, Гуцул и Шарп обосновались бы в третьем… Может, я зря отказал Марице? Может, нужно принять ее предложение. И будет нам тогда счастье…
– Стас! – негромко позвал я.
Парень мотнул головой, выпрямился на ногах и, слишком высоко подняв колено, шагнул ко мне. Он не смог скоординировать движение, поэтому едва не упал. Пытаясь удержать равновесие, глянул на меня так, что все стало ясно.
Неживой у него взгляд. Глаза пустые и мутные, словно у замороженной рыбы, и еще мне показалось, что лицо измазано кровью. И руки, которые он протянул ко мне, тоже в чем-то темном…
Нет, не будет нам счастья!
– Стас!
В ответ я услышал злобное рычание. Мародер вышел на прямую, координация улучшилась, скорость увеличилась. Но все же походка не совсем естественная. Ноги не волочатся, и энергия мощная в движениях. Но это потому, что Стас только-только превратился в зомби; он еще не утратил человеческую живость, и мозги его еще не превратились в зловонную жижу. Этим он и был опасен. Но его голова уже попала в перекрестье моего прицела, а палец выжал слабину на спусковом крючке…
Я на мгновение зажмурился, чтобы не видеть, как разлетается на куски буйная головушка. Как ни крути, а все-таки жаль парня. Но что-то теплое все-таки шлепнулось мне на щеку. Я утерся рукавом куртки, переступил через бьющееся в конвульсиях тело и зашел в гостиницу.
Тамбур с выщербленной стеной, коридор, неуклюже обитый вагонкой, кровавые отпечатки ног на линолеумном полу. Из открытой двери второй комнаты доносилось сдавленное звериное рычание. Я заглянул в комнату и увидел второго мародера. Он сидел верхом на моем сержанте и руками выдирал потроха из распоротого брюха. Вся морда в крови, в губах кусок печенки… Я выстрелил навскидку раз, другой, третий… Я стрелял, пока в магазине не закончились патроны.
Я жал на спусковой крючок с таким ожесточением, как будто расстреливал само Аномалье…
Глава 36
Лопата с шорохом вошла в мягкую землю. Шарп остановился, рукавом смахнул с глаза набежавшую слезу и бросил ком земли на обваловку. Он разравнивал место над могилой нашего боевого друга.
– Не надо, – мотнул я головой. – Пусть будет холмик. И крест надо поставить… И над могилами остальных тоже…
Я и сам едва сдерживал слезы. Пять человек уже погибли. Пять! Половина бойцов из тех, кого я привел на блокпост. И только один из них стал жертвой зосов. Титаника, Малыша, Скорняка и Чижа убили люди. Будь проклята Марица! Будь проклято Аномалье!
Поминальный стол Пух накрыл в столовой. Вычистил здесь все, выдраил, даже крышу подправил. Но я не одобрял его начинания. Мало нас, и Аномалье уже начало мстить нам за непослушание. Блокпост рассчитан на сто человек личного состава, а нас всего восемь. Нам нельзя распыляться по заставе, мы должны собраться все вместе, закрыться в одном из казарменных блоков, где все будут друг у друга на виду. Жить нужно компактно, иначе случай со Шпаком может повториться. Сержанта убивали, а мы даже не могли прийти к нему на помощь, потому что были далеко. И больше никаких постояльцев. Обо всем этом я обязательно скажу.
Меню в столовой не баловало: пшенная каша с тушенкой, галеты, разбавленный спирт. Ни капусты квашеной, ни огурчиков соленых.
– Командир, скоро есть будет нечего, – завел свою пластинку Пух, когда мы сели за стол.
Но я даже ухом не повел в его сторону. Поднял стопку.
– За упокой души нашего боевого друга… нашего брата.
Мы выпили, не чокаясь. Но Пух не унимался:
– Запасов на неделю всего осталось.
– Надо бы пополнить запасы, – с вызовом посмотрел на меня Баян.
– Чем? – настороженно глянул на него я.
Ох как не понравился мне его тон. Как будто бес в нем сидел, подзуживал его изнутри. И, похоже, я знал, что это за бес такой.
– Ну, Марица знает, где можно найти склад.
Так и есть, без внешнего влияния здесь не обошлось.
– Она сама тебе это сказала? – спросил я, за снисходительной насмешкой пытаясь спрятать тревогу.
– Ну, не только мне, – пожал плечами Баян. – Она ко всем нам приходила. Ну, Юля была, Якут с Викой… Счастья нам пожелала.
– Детей побольше? – съязвил я.
– А что, это плохо? – недоуменно повела бровью Вика.
Как и все, она была в полной боевой экипировке, и это, похоже, совершенно ее не тяготило. Что ж, неудивительно, боец она опытный, и уже не раз это доказала. К тому же звание у нее «сержант». Именно поэтому я обязан учитывать ее мнение.
– Ну почему же? Хорошо.
– Мы уже не служим здесь, – сказал Якут. – Мы просто живем. Марица поможет нам с провизией, но, главное, избавит нас от зосов. И аномалии не будет насылать… Что в этом плохого?
– А за это мы будем убивать своих?
– Каких своих, командир? – недовольно спросил Баян. – Эти свои нас за последнюю сволочь держат. Юля, скажи, что вам говорили, когда к нам посылали!
– Говорили, – кивнула женщина, – что, как бешеных собак, вас отстреливать нужно. Я и сама думала, что вы ублюдки…
– А сейчас что думаешь?
– Понятное дело, что сейчас я так не думаю. Иначе бы не стала помогать вам. Мне с вами комфортно, я хочу и дальше здесь жить…
– Ты так не думаешь. И другие так думать не будут, когда поймут, что мы никому не желаем зла.
– Не будь наивным, командир. Никому мы ничего не сможем объяснить. Надо просто жить и получать от жизни удовольствие, – Баян привлек к себе Юлю и сочно поцеловал ее в щеку.
– Да и кому объяснять? – поддержал его Якут. – Зона на пятнадцать километров ушла, и еще на столько же уйдет за месяц-другой. Мы уже в самой глубине. Нам даже не жить, а выживать надо. А если Марица от нас отвернется, то нам всем крышка. Обратят нас в зомби, будем тут слоняться, жрать друг друга… Она очень сильная, ей даже прямой контакт не нужен, чтобы обратить…
– И обратит, напрямую, без всяких псов, – кивнул Баян. – Если ты, командир, упрямиться будешь… Шарп, чего молчишь? Ты хоть скажи чего-нибудь!
– А что я могу сказать? – пожал плечами парень. – Я человек маленький, мне что командир скажет, так и будет…
– А ты, Пух?
– Хватит бодягу разводить, Баян! – одернул бунтаря Гуцул. – Как скажет командир, так и поступим. Скажет, перед Аномальем смириться – смиримся. Нет – встанем в штыки!
– Да, но лучше, чтобы мирно все было, – подал голос Пух. – Мало у нас этих самых штыков, чтобы всерьез тягаться…
– Хорошо, допустим, что мы согласились с Марицей, – выдержав паузу, сказал я. – Завтра она выведет нас на охраняемый склад. Взвод солдат, вышки, пулеметы. Она, конечно, поможет нам справиться с охраной, поддержит нас… Но ты скажи мне, Пух, готов ты убивать людей?.. А ты, Баян? А ты, Якут?
Баян думал недолго.
– Ну а если не будет охраны? Там сейчас за дробь-пятой линией столько всего брошенного…
– Будет охрана. Где-нибудь обязательно будет. Где-нибудь нас обязательно заставят убивать. Марица хочет опустить нас до уровня своих мутантов. Но у тех мозгов нет, только рефлексы. А мы – люди, пока в сознании. Пока. А у кого-то, похоже, сознание помутилось… Шпак осознал свою вину. Он повел вас на блокпост, чтобы спасти меня. Не надо было этого делать. Он понял, что сотворил большое зло. Поэтому он сказал Аномалью свое «нет». За это Аномалье и убило его… Да, Аномалье отомстило ему! Он погиб, потому что хотел остаться человеком! – сжимая кулаки, смотрел я на Баяна. – И перед его памятью я клянусь, что также останусь человеком!
В зале установилась тишина, слышно было только, как ветер скребется в окно свисающей с крыши проволокой. Первым ее нарушил Гуцул:
– И я клянусь быть человеком.
Голос его прозвучал неуверенно, но все-таки он поддержал меня. И себя.
– И я клянусь, – не остался в стороне Шарп.
Пух промолчал. Баян и Якут тоже. Но и возражений с их стороны не последовало.
