Александр Золотько - Пехота Апокалипсиса
Вы аккуратно протягиваете руку – мысленно, конечно,– и дотрагиваетесь...
Мысленно, сказал Касеев. Чушь какая. Мысленно протягиваю мысленную руку.
Как сквозь туман. Вначале – только звук. Клубы тумана накатываются откуда-то, слепят, но звук... шорох слышен все сильнее... оставаясь на месте, Касеев словно плыл сквозь белесые пряди... должны быть влажными и липкими, но они шуршат, как крахмал... как...
Проступает силуэт. Темный абрис выступает из мглы... Ближе... Ближе... Можно дотянуться рукой... Дотянуться...
Словно разряд электричества. Судорогой свело тело и тут же отпустило.
И пришла ясность. Исчез туман. И Касеев увидел себя.
Вульгарный подонок, мелкая сошка, наглая шестерка... Эта нелепая куртка, несвежая рубашка под джемпером... Он даже не побрился сегодня, вон, видна щетина...
Касеев открыл глаза. Быстрова смотрела на него.
Две картинки.
Касеев смотрит на Быстрову. И одновременно с этим он смотрит на себя... ее глазами... видит... и слышит, что она думает... слышит... нет, неправильно, знает, что она думает... ощущает ее мысли...
По затылку потек жар, снизу вверх, растекается по голове, оседает мелкими колючими кристаллами на висках...
Руку, подумал Касеев. Правую руку – подними.
Снова разряд. На этот раз слабее. И... приятнее. Искорки пробегают по всему телу... Приятно...
Быстрова подняла правую руку. Удивленно посмотрела на свою ладонь. И попыталась опустить.
Касеев почувствовал, как Быстрова пытается преодолеть свое тело.
Держать, приказал Касеев и вдруг понял, что можно было и не приказывать. Что команда будет выполняться, пока он сам ее не отменит. Приказав что-либо, можно отвлечься, посмотреть, например, на то, что сейчас показывают в Сети – танки, песок, снег, мексиканский флаг, вспышка, взрыв, кто-то бежит прочь от горящего танка,– потом снова оглянуться и увидеть, что Быстрова продолжает держать правую руку на весу, что удивление на ее лице сменилось страхом, почувствовать этот страх вместе с Быстровой... и отдать новую команду...
Касеев не успел и сам сообразить, что именно приказал, увидел, как правая рука Быстровой нащупала верхнюю пуговицу на блузке, расстегнула, потянулась ко второй, затем...
Стоять, приказал Касеев, замри. И Быстрова застыла.
Удар по плечу.
– Подъезжаем, господин Касеев! – сказал Томский.
Касеев тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Пфайфер уже снова сидел в соседнем кресле, надел контрольный монитор и подвесил обе камеры в воздухе перед собой, проверяя на всякий случай управление.
Техники уже были в тактических шлемах.
– Капитан Николаев! – негромко произнес Томский.– Бросьте автомат, или мы вынуждены будем применить оружие!
Один из людей на мониторе оглянулся.
Действительно, узнал Касеев, участковый. Отчего-то с автоматом. Куча народу... Что-то Касеев пропустил.
– Николаев, бросьте автомат!
Бойцы Томского встали со своих мест, надели шлемы, задраили бронекостюмы и, не торопясь, взяли из оружейного сейфа автоматы. Подошли к дверям, выстроились в две очереди, словно парашютисты перед прыжком.
Техник спросил о психосоставляющей.
– Зачем? Мы имеем тут капитана милиции, законопослушного и героического. Зачем давить на него? Он сам... Сделай картинку крупнее, хочу лицо посмотреть, в глаза заглянуть...
Лицо участкового на весь экран.
– Приготовились,– сказал Томский.– Поехали...
Двери с обеих сторон салона бесшумно открылись, в салон ворвался мороз. Бойцы выпрыгнули наружу.
Включился еще один экран, кадр строился откуда-то сверху. Пфайфер выбросил наружу свои камеры и протянул Касееву контрольный монитор.
Касеев застонал и схватился за голову.
– Что? – спросил Пфайфер.
Касеев попытался вскочить с кресла, но не смог устоять на ногах. Ослепляющая боль швырнула его на пол.
– Женька! – крикнул Пфайфер, бросаясь к нему.
Томский удивленно пожал плечами, переступил через корчащегося журналиста и тоже выпрыгнул на снег.
– Я...– простонал Касеев.– Я...
– Что с тобой? – Пфайфер тряхнул Касеева.– Что?..
– Наружу... туда...– Касеев махнул рукой в сторону двери.– Ско-рее... Туда...
Женька пополз. Нужно туда. Туда... Здесь нельзя оставаться...
Он чувствовал, как боль быстро заполняет все его тело. Поток боли лился от...
Прочь, прошептал Касеев, уйди... Это от Быстровой... Это через нее льется этот поток... через нее... оттолкнуть...
Пфайфер подтащил Касеева к двери. Толкнул.
Касеев упал в снег и почувствовал, что боль прошла. Разом, словно оборвалась нить.
– Да что с тобой? – спросил Пфайфер, садясь в снег рядом с Евгением.– Горенко?
– Не... не знаю...– ответил Касеев.– Я... вначале...
Что-то крикнул Томский через динамики, но Касеев не разобрал, что именно,– в ушах шумело. Словно все гремучие змеи мира собрались у него в голове.
Двери автобуса закрылись.
Пфайфер потянул Касеева за руку вверх, помог встать. Что-то сказал, но Касеев все еще ничего не слышал.
Шум все нарастал.
Что-то рявкнуло над самой головой. В лицо толкнула горячая волна. Снова падая в снег, Касеев перевернулся на спину и увидел, как длинные огненные языки вырываются из огнеблока на крыше автобуса.
– Автобус открыл огонь! – засмеялся Младший.– Полковник в шоке вместе со всеми. Смотри, не хуже, чем в Мексике. И отставание от графика всего в десять минут. Пусть кто-нибудь усомнится в синхронности. Пусть попробуют! А если одновременно – значит, по одной причине. Жаль, что нельзя в подробностях посмотреть все одновременно. Придется отсматривать записи, а ведь прямая трансляция куда интереснее... Куда интреснее... Что скажешь?
Младший посмотрел на кадропроекцию Старшего. Тот читал книгу.
– Тебе что – совсем неинтересно?
– Что? Это? – не отрываясь от книги, спросил Старший.– О Мексике мы с тобой знали давно. Сценарий российских приключений писал я. Не думаю, что исполнение будет смешнее, чем идея. А ты – смотри, развлекайся. Ты ведь тоже приобщился к историческим свершениям...
– Сволочь ты все-таки,– сказал Младший.– Старая сволочь.
– Ты сейчас хотел меня удивить или сообщить что-то новенькое? – осведомился Старший.– На тебя производит большее впечатление моя ирония, чем гибель сержанта Родригеса? Или кто там погиб в Мексике первым?
Тут Старший был неправ. Не в Мексике, а в Техасе, не сержант, а рядовой, не Родригес, а Санчес.
И убили его не Братья. Пуля вылетела из автоматической винтовки рядового Мартинеса, пробила навылет каску и голову рядового Санчеса. В этом смысле бедняге Санчесу повезло. Сенсор у него размещался на каске и запечатлел ту самую первую пулю, возникновение обоих отверстий в реальном времени, брызги крови...
Этот кадр был просмотрен пятьюстами миллионами пользователей Сети, что сделало родственников Санчеса обеспеченными людьми.
Все, что происходило потом, происходило на слишком большом пространстве со слишком большим количеством людей и машин, а потому уже не могло к каждому конкретному кадру привлечь такое массовое внимание.
Рядовой Мартинес спал. Потом вдруг проснулся, вылез из спального мешка, но обуваться не стал. Взял винтовку, подошел к выходу из палатки, чуть отодвинул в сторону полог, прицелился и выстрелил.
Рядовой Санчес, стоявший на посту, рухнул с простреленной головой. Рядовой Мартинес попытался снова лечь спать, но на него набросились сослуживцы. Мартинес не отбивался.
Без сопротивления отдал винтовку и попытался сесть прямо на холодный песок. Его подняли и зачем-то потащили к телу часового.
Мартинесу это было неинтересно, но возражать он не стал.
Что-то кричали вокруг него, спрашивали. Зачем?.. Сволочь!.. Как мог?.. Да я тебя!..
Мартинес сел рядом с убитым.
В суете никто не заметил, как развернулась башня на БТРе, стоявшем поодаль. Автоматическая пушка в двадцать миллиметров пристально посмотрела на столпившихся людей, словно выбирая кого-то, потом решила не заниматься ерундой.
Расстояние – тридцать метров. Калибр – чуть больше двадцати миллиметров. И полсотни человек. Некоторые из них были в полукирасах, некоторые – только в форме, но для пушки это было все равно.
Пушкам нравится стрелять. И не исключено, что пушка даже испытала удовольствие, близкое к оргазму, когда выпустила первую очередь.
Лейтенант, нажавший на спуск, не испытал ровным счетом ничего. Он сделал то, что должен был сделать.
Тысяча выстрелов в минуту.
Нет, все не погибли. После первой очереди, когда в стороны полетели осколки и ошметки, люди бросились в разные стороны, вжимаясь в песок, прячась за машины и ящики.
Ствол пушки двигался справа налево, ни на ком особо не задерживаясь. Снаряды перемешивали тела с песком, камнями, металлом и смертью, полыхнул грузовик, взорвалась цистерна автозаправщика, и все вокруг стало видно, как днем.
Потом пушка замолчала – закончились снаряды. Лейтенант открыл верхний люк, выбрался на крышу бэтээра, помочился и попытался закурить.
