"Фантастика 2024-84". Компиляция. Книги 1-13 (СИ) - Мзареулов Константин

– Хорошо. Передайте, чтобы они постоянно «держали» этот терминал [71].

– Так точно, – ответил «Огонек– 2».

Спиридонов отлично понимал, что «Иванов» – матерый, опытный волчара. Скорее всего, он быстро избавится и от симки и от самой трубы. Возможно, уже избавился. «Огонек– 2» тоже это понимал.

Спиридонов сказал:

– Теперь я хочу видеть, что сейчас происходит в квартире.

– Секунду, – ответил «Огонек» и, действительно, через секунду на мониторе вновь появилась кухня. Бульдог все так же сидел у стола, сжимал в руке телефон. Лицо было сосредоточенным и хмурым. Моцарт крикнул:

– Буль, греби сюда. Тут такое – я уссываюсь!

– Ща приду, – негромко произнес Бульдог. Он положил в карман телефон и взял со стола нож, которым чистил картошку. Это был обычный кухонный нож с клинком около двенадцати – четырнадцати сантиметров.

Спиридонов произнес: твою мать!

Бульдог поднялся с табуретки и сделал шаг в сторону комнаты. На скулах играли желваки.

Спиридонов сказал:

– Немедленно свяжитесь с Моцартом.

– С Гением? – уточнил «Огонек». Моцарт был известен им как «Гений».

– Да, – сказал Спиридонов, – с Гением.

– Боюсь, что поздно, господин полковник.

– Все равно – свяжитесь.

– Так точно.

Бульдог подошел к двери комнаты. Оператор в фургончике переключился на другую камеру и теперь Спиридонов видел комнату, Моцарта и Бульдога в дверях.

– Смотри, смотри! – возбужденно и весело говорил Моцарт. – Смотри – вот придурки!

Бульдог быстро переместился и оказался у изголовья дивана. Потом навалился на Моцарта сверху и приставил нож к горлу, под кадык.

Моцарт удивленно спросил:

– Ты… что?

– Ничего… Убью я тебя щас, Валера.

Моцарт улыбнулся и сказал:

– Это что – шутка? Дурацкая, скажу я тебе, шутка.

– Нет, Моцарт, это не шутка.

Агент Моцарт услышал свой оперативный псевдоним и дрогнул. Лишь на одну секунду изменило ему хладнокровие и метнулся в глазах страх… Но Бульдог заметил. Заметил – и все понял. Еще секунду назад у него были сомнения. А теперь их не стало. И Моцарт понял, что Бульдог понял.

– Витя, – сказал Моцарт и сглотнул комок в горле. – Витя, это же провокация, Витя.

Кулаком левой руки Бульдог ударил сверху по рукоятке ножа, нож вошел в горло Моцарта на всю длину клинка. Моцарт вытаращил глаза и попытался вырваться. Бульдог навалился всем телом, прижал. Моцарт бился, хватал ртом воздух, пытался вывернуться. Это продолжалось вечность – целую минуту.

Спиридонов выругался. Потом сказал:

– Его нужно взять. Живым. Передай всем: он мне нужен живым.

– Так точно, господин полковник.

Спиридонов нажал на кнопку коммуникатора, отключился. Он снял и бросил на стол очки, закрыл глаза и начал массировать веки. Потом открыл глаза, надел очки. Нажал на кнопку коммуникатора, вызвал оперативного дежурного:

– Немедленно свяжитесь с дежурным на Ладожском вокзале. На вокзале может находиться террорист. Предположительно мужчина около шестидесяти лет. Вооружен… Свяжитесь с центром контроля – они держат его за хвост [72]. На вокзал направьте все свободные опергруппы.

– Бысто кинуть на вокзал могу только четыре, максимум пять групп, Георгий Анатольевич. Остальные задействованы на обеспечение визита президента Турции.

– Знаю, – устало сказал Спиридонов. – Направьте, сколько есть.

Он был уверен, что «Иванов» уже покинул вокзал.

После звонка Бульдогу Мастер положил телефон на скамейку, на которой сидел, поднялся и пошел прочь. Он отошел всего метров на десять, остановился у стенда «Разыскивает комитет ґґКобраґґ». Он делал вид, что разглядывает фотографии террористов, а сам косил глазом на скамейку. Не прошло и минуты, как мимо скамейки прошел молодой кавказец. Не оставаливаясь слегка нагнулся, схватил телефон и пошел дальше.

Бульдог сидел на краю дивана рядом с человеком, которого он только что убил. Бульдогу уже доводилось убивать. Но – врагов. А Валерка… Валерка был свой. Еще пять минут назад он был свой. Пять минут назад Бульдог готов был шагнуть под пулю, если бы жизни Валерки угрожала опасность. Теперь Валерка лежит мертвый, а в руках у Бульдога – окровавленный кухонный нож.

В телевизоре кривлялся кандидат на звание «Реальный идиот», хохотала массовка. По оконному стеклу змеились струйки воды.

Неожиданно Бульдог почувствовал одиночество. Абсолютное, пронзительное одиночество. Он был один, совсем один в этом чужом нороде – темном и непонятном. В его родном Тамбове все было другое – город, люди и даже небо. Бульдогу хотелось обхватить голову руками и закричать…

Кандидат на звание «Реальный идиот» сказал:

– Теперь скажу относительно жопы моей соседки.

Студия взорвалась хохотом.

Бульдог схватил стул и швырнул его в телевизор.

Через крошечный глаз камеры на него смотрел полковник «гестапо» Спиридонов.

Стол в гостиной «Серебряный век» накрыли на двадцать четыре персоны – для самого узкого круга.

В 20.09 в гостиную вошли Председатель и президент Турции. За ними их супруги. Следом – остальные. Избранные. Дамы были в вечерних платьях, мужчины – в смокингах. Сверкали бриллианты. Супруга президента Турции невольно остановилась, ошеломденная роскошью интерьера «Серебряного века». Квартет из Мариинки негромко наигрывал Вивальди.

Трое мужчин – Глеб на дереве над кладбищем, Кот на крыше огромного цеха и Студент под куполом храма – ждали команды, но команды не было. Светилась в темноте Башня, реяли над ней флаги.

Полковник Спиридонов зашел к Власову, лаконично и четко доложил о ситуации на Приморском. Первый вопрос, который задал своему заму руководитель комитета, был такой:

– Чердыне уже сообщили?

Власов очень ревниво относился к тому, что его сотрудники контактируют с Чердыней через его, Власова, голову. За такие контакты одного начальника службы он загнал служить в Череповец.

– Нет, – коротко ответил Спиридонов.

– Надо сообщить, – сказал Власов. Он протянул руку к коммуникатору. Три первых кнопки его коммуникатора распределялись так: Председатель, Чердыня, любовница Власова Соня Березовская… Генерал нажал кнопку номер два. Через несколько секунд в трубке раздался голос Чердыни.

Бульдог поднялся с дивана. Бросил нож и стянул через голову окровавленную рубашку, вытер об нее липкие от крови руки, скомкал, швырнул. Потом прошел во вторую комнату, взял свою сумку, вытащил из нее и надел другую рубашку. Поверх нее – самодельный жилет-разгрузку. Щелкнул карабинчиками, пристегнул вытяжные шнуры к кольцам гранат, уложил их в нагрудные карманы. В отдельный карман положил запасной магазин. Вложил в открытую кобуру на поясе «Стечкин» и вышел в прихожую. Обул кроссовки, надел черную синтетическую куртку и черную кепку. Немного подумал, потом вернулся в комнату, где лежал мертвый Лаврентий-Моцарт, запустил руку под подушку и вытащил из-под нее большую черную «беретту». На труп Моцарта старался не смотреть.

Бульдог опустил прехохранитель «беретты», убедился, что патрон уже в патроннике и вышел в прихожую.

В «Серебряном веке» начался ужин. Председатель произнес тост за старых друзей, принимать которых – большая радость и высокая честь. В ответ президент Турции произнес тост за гостеприимных хозяев. Звенели бокалы с двуглавыми орлами, шампанское искрилось, люстра сверкала, звучала музыка.

Шел дождь. Глеб стоял на «палубе», прислонившись к стволу березы, укрывал полой плащ– палатки аккумулятор и ждал команды. Ветви березы качались, шумели над головой, густо летели мокрые листья.

Кот сидел в своем закутке на крыше цеха, тоже ждал команды. Дождь молотил по плащ– палатке.

Студент по-зэковски, на корточках, сидел под церковным сводом. Здесь он был защищен от дождя и от ветра. Здесь он был совершенно невидим снаружи, поэтому можно было даже курить. Студент тоже ждал команды.