Уильям Форстен - Разящий меч
– К утру земля начнет подсыхать, и мы сможем двинуться в путь.
– Я хочу, чтобы мы переправились через реку за семь дней, – объявил Джубади. – Я не верю, что эти янки не попробуют отомстить за поражение.
– Все здесь? – спросил Эндрю, обводя взглядом собор.
Калин кивнул и знаком приказал страже закрыть двери. Снаружи на площади волновалась толпа. Только что напечатали списки погибших, и даже через плотно закрытые дубовые двери доносились крики родственников. Почти три суздальских полка – пятнадцать тысяч человек – канули в небытие. Такие же списки разослали по всей Руси, и в воздухе была паника.
– Сегодня тяжелый день, – сказал Касмар. Он благословил собравшихся офицеров и сенаторов. Все встали на колени, кроме уроженцев Новой Англии, которые не были католиками, и Марка.
Эндрю вышел вперед.
Если вдуматься, церковь не самое подходящее место для того, чтобы говорить о войне, но больше собрать совет было негде: всего час назад здание сената было разрушено прямым попаданием бомбы, сброшенной с воздушного корабля. Устрой они бомбежку на час позже – и все высшее командование было бы уничтожено одним ударом. Сквозь витражи с изображениями святых и Кесуса пробивался солнечный свет, в церкви пахло свечами и ладаном. Этот запах царил здесь уже несколько веков – с тех самых пор, как восемьсот лет назад русские попали сюда через туннель света.
– Вы все знаете, что мы в трудном положении, – начал Эндрю.
Все молчали.
– Я полагал, что если мы будем сражаться на Нейпере, то проиграем, потому что эта позиция укреплена гораздо хуже, чем Потомак. Думаю, что в конце концов они войдут в город. В отличие от тугар, у мерков есть артиллерия. Даже если мы выдержим артобстрел, сейчас всего лишь середина весны. Урожай будет через несколько месяцев, а когда он созреет, то попадет в их руки. Мы можем продержаться несколько недель или даже месяцев, но потом… – Голос у него сорвался.
– А как же Новрод, Кев, Вазима и другие города Руси? – выкрикнул один из сенаторов. – Вы говорите, что будете защищать Суздаль, – а мы будем брошены на произвол судьбы?
Эндрю поднял ладонь успокаивая страсти.
– Вовсе нет. Начнем с того, что всю Русь невозможно спрятать в одном-единственном городе. Во-вторых, я не собираюсь снимать полки с обороны Кева и направлять в Суздаль. Мы построили вокруг городов укрепления на случай прорыва отдельных отрядов врага. Но если мы начнем защищать все города одновременно, мерки захватят их один за другим.
Все с откровенным любопытством уставились на Эндрю.
– Так что же вы тогда предлагаете?
– Я предлагаю еще до прихода мерков эвакуировать всю Русь на восток. Гражданское население отправить в Рим. Марк Люциний Грака прибыл к нам, чтобы сообщить о своем согласии и предложить нашим людям убежище и еду. Военные или работающие на армию направятся к восточной границе, в район Белых холмов. Все необходимое надо захватить с собой, то, что невозможно увезти, – уничтожить. Заводы придется сжечь. Инструменты, двигатели, даже доски мы возьмем с собой и построим новые заводы. Все запасы еды – зерно, животных, птиц – надо забрать, иначе их придется уничтожить. Колодцы отравим, наставим ловушек на земле. Нельзя оставлять врагу ничего. Корабли перевезут беженцев, и пока армия будет сражаться на Нейпере, у нас будет время отступить, обосноваться на новом месте и быть готовыми снова сражаться. Нам нужно две недели, чтобы дать людям возможность спокойно уехать. Когда мы уйдем, здесь должна остаться выжженная земля, и пусть эти мерзавцы умрут от голода!
В соборе началось смятение. Эндрю стоял и ждал, глядя на Джона Майну, Чака Фергюсона и Боба Флетчера. Джон так же молча смотрел прямо перед собой.
Наконец Эндрю поднял руку, и воцарилась тишина.
– Это единственный выход. Мы не сможем удержать Нейпер. Я понял, что моя надежда на то, что мы остановим их на Потомаке, была столь же призрачной.
Эндрю замолчал, ожидая взрыва эмоций, упреков и проклятий в свой адрес. Он уже решил, что, если они последуют, он предложит им свою отставку. Но все молчали. Он посмотрел на них – генералов, которых выпестовали они с Гансом, сенаторов, которые появились, когда он написал конституцию, и, наконец, на Калина, поднявшегося со своего места и вставшего рядом.
– Веди нас, Эндрю Лоренс Кин, – сказал Калин. – Веди нас, и мы пойдем за тобой.
Эндрю взглянул на отца Касмара.
– Веди нас, – повторил тот.
Эндрю обвел взглядом остальных. Марк вышел вперед и пожал ему руку. Эндрю видел перед собой угрюмые, сосредоточенные лица – так выглядят те, кто услышал сигнал «к бою». Они начали вставать, сначала один, потом другой, а затем все присутствующие приветствовали его дружным криком.
Эндрю отвернулся. В глазах у него стояли слезы.
Глава 8
– Все твои идеи звучат очень логично, а выглядят просто блестяще, – сказал Джон. – Так что я не хочу портить впечатление своими критическими замечаниями.
Эндрю боролся со сном. Часы в гостиной ритмично отсчитывали время. Он взял из рук Кэтлин чашку чая и, сделав глоток, поставил ее на стол. В комнате было слишком жарко – огонь в печи разогнал вечернюю прохладу.
Он расстегнул воротник рубашки – теплый мундир он снял еще раньше. Здесь, в их новоанглийском квартале в сердце Суздаля, было тихо. Митинг прошел достаточно благополучно, люди, прочитав списки убитых, мрачно разошлись по домам. У десяти американцев из тех, что полегли вместе с Гансом, были семьи. Сам Эндрю старался не думать о маленьком бревенчатом домике на противоположной стороне площади, где он провел столько счастливых вечеров, обсуждая с Гансом разные дела. Темные окна укоризненно смотрели на него. Нужно будет пойти и разобрать вещи, но это потом. Сейчас у него другие дела, и нельзя позволять горю мешать им.
Он сказал людям, что все потеряно, что им придется покинуть свои дома, привычную жизнь и отправиться навстречу неизвестности.
Он посмотрел на друзей, которые собрались в комнате. Многие были с ним с самого начала: Пэт, Джон, Эмил, Винсент, Чак. Здесь же присутствовали штабные офицеры, Калин и двое новеньких – Марк и Гамилькар. И, конечно, Кэтлин – она сидела рядом.
– Портить мне жизнь своими критическими замечаниями – твоя работа, Джон, – сказал Эндрю. – Только ты способен определить, что мы можем, а что нет. Но на сей раз я говорю иначе: это должно быть сделано.
– Я знаю, Эндрю.
– Тогда расскажи, как мы это сделаем.
– Нужно исходить из того, что у нас шестьдесят два локомотива и примерно восемьсот вагонов. На Руси живет около семисот пятидесяти тысяч человек. Возможно, с прошлого года цифры немного изменились. – Он посмотрел на Гамилькара и уточнил: – Прибавилось тысяч тридцать. Двести тысяч человек живет на расстоянии ста миль от Кева, пятьдесят тысяч в пределах двадцати миль. За исключением младенцев и стариков, все они могут покинуть страну пешком.
– А как насчет питания? – спросил Эмил.
– Я к этому еще вернусь, доктор, – отозвался Джон. – Значит, по крайней мере пятьсот пятьдесят тысяч людей придется перевозить по железной дороге. Полагаю, это можно сделать в два этапа. Сначала добраться до Кева – он в двухстах пятидесяти милях к востоку отсюда. А уже оттуда мы отправим все гражданское население в Рим.
– Орда преодолеет двести пятьдесят миль за пять дней, – холодно заметил Гамилькар.
– На чем? – спросил Эндрю. – Они рассчитывают найти здесь плодородные земли и вдоволь еды; но если мы сожжем все при отступлении, им придется идти по пустыне, а это намного труднее.
– Ты не сможешь сжечь зеленую траву, – возразил Гамилькар.
– Конечно. В их армии миллион лошадей. Джон, сколько травы нужно лошади ежедневно?
– Я слышал, что для одной лошади обычных размеров, а не таких монстров, которых они вырастили, нужно приблизительно двадцать пять акров в год. Ну, пускай тридцать или даже тридцать пять…
– Они не собираются пастись здесь год, – прервал его Эмил. – Им просто нужно перерезать нас. А семьдесят фунтов сена в день они найдут.
– Миллион лошадей, четыреста тысяч воинов, четыре сотни пушек – все это надо провести через Суздаль, – с нажимом сказал Эндрю. – И вспомни, это не просто марш-бросок армии, это Volkswanderung.
– Что-что? – вскинул голову Пэт.
– Исход, – пояснил Эмил. – Женщины, дети, старики, телеги с нажитым добром.
– И с ними еще по меньшей мере миллион лошадей, – добавил Эндрю.
– Они съедят лошадей. Тугары не стали этого делать, но мерки теперь понимают, что все не так просто.
– На то, чтобы накормить всю орду, будет уходить две тысячи лошадей в день, если, конечно, у них не будет другой еды. Очень скоро это ударит по ним. Мерки не смогут бросить свои юрты, значит, им придется оставить в живых тягловых лошадей и есть скакунов.
– Весенняя трава, конечно, сочнее, – сказал Пэт с оптимизмом. – Но все равно десять лошадей за день съедят траву с акра земли. Причем после этого травы на этом месте не будет еще пару месяцев.
