Сергей Спящий - Время terra incognita
— Задолбался я быть администратором— жаловался Коню Мотылёк: —Со всеми отписками, ответами и решением бытовых вопросов не успеваю заниматься настоящим делом. Доходит до того, что я вынужден расспрашивать руководителей групп о последних изменениях и новостях. И это вместо того, чтобы непосредственно участвовать в процессе, самому творить новости и находиться на острие научного поиска. Надоело.
— Прорвёмся! — хлопал по плечу Конь.
— Слушай, как у тебя получается всё успевать? — поднял голову Мотылёк.
— Секрет крайне прост.
— Говори, ну?
— Игнорирование девяносто девяти процентов входящей корреспонденции— заржал Конь: —Если что-то важное, то напомнят второй раз или третий. Сосредоточься на главном, друг мой и со спокойной душой забивай на всё остальное. Жизнь слишком коротка и интересна, чтобы тратить её на всякую ерунду!
— Ты серьёзно?
— Ещё бы! Думаешь: почему последние две ночи ночевал в лаборатории, а не дома? Возле дома караулят какие-то личности жаждущие присосаться и отнять драгоценные мгновения моей жизни. Я им, видишь ли, не ответил на какие-то там запросы. Три четверти из них разойдётся самостоятельно, а если я по настоящему кому-то нужен, то найдут и в лаборатории. Конечно, лаборатории при заводе режимный объект, но я придерживаюсь принципа, что если кому-то что-то очень нужно, то он может это получить, сколько бы препятствий не стояло на пути. А если не получил, значит не очень-то и хотел.
— Я думал ты не ночуешь дома потому, что опять поссорился со своими девочками— удивился Мотылёк.
— Это тоже! У них весеннее любовное обострение. Снова требуют, чтобы я выбрал из двух одну. Сказали не приходить, пока не определюсь. Вот я и не прихожу. Жду, пока успокоятся.
— Об этом— Мотылёк кисло улыбнулся, будто по ошибке взял не засахаренную лимонную дольку, а самую обычную и теперь жевал её, стараясь не обращать внимание на вкус: —Ты бы уже определился, а? Сколько можно?
— Сколько нужно— отрезал Конь: —Любовь пополам не делится. Так и передай Наташе. Это она просила поговорить со мной и наставить на путь истинный?
— Она— с облегчением признался Мотылёк.
— Как у вас, хорошо?
— Отлично!
— Какой же ты везунчик, друг— Конь шутливо толкнул Мотылька в плечо: —Вся твоя любовь направлена на одну и ту же девушку. А у меня сердце разделено пополам. Точнее на три части. Третья часть — работа. О ней и хотел с поговорить. Бросай писанину — подождут.
— Это из Москвы— попробовал возразить Мотылёк.
— Шли лесом. Там зародыши уже делят! Если не поторопишься, останешься на бобах. И на былые заслуги и на статус руководителя не посмотрят. Станешь «общим» куратором, хочешь?
Мотылёк замотал головой.
— Тогда ноги в руки!
Ранний вечер был светел и чист. Небесный купол неторопливо изменял градиент цвета, соскальзывая в область всё более тёмных оттенков синего. Булавочные головки звёзд упёрлись и натянули покрывало небес — вот-вот проколют. Солнце катилось за горизонт большим оранжевым апельсином, очерчивая силуэты домов и заводских корпусов красноватым ореолом. Отсвечивали алым редкие нити пёристых облаков. Краснели от смущения низкорослые розы на клумбах. Ярким красным огнём пылали флаги над будущим музеем и дворцом искусств, где сейчас, временно, работал совет по городскому управлению под председательством товарища Акронова.
На гранитном постаменте перед памятником уничтоженному во время терактов НИИ самоорганизующихся систем и его первому и единственному директору, Тимофею Фёдоровичу, лежала повядшая роза. Лепестки сорванного цветка поникли. Бутон потемнел и просел, становясь менее заметным на тёмно-красной гранитной плите.
Оставлять под памятником цветы запрещено из гигиенически-санитарных соображений. Официально — всем. Неофициально — всем, кроме двух человек. Мотылёк положил свежую, с дрожащими лепестками, розу рядом с двухдневной давности розой Коня. Вздохнул. Постоял секунду, крепко сжимая Наташину ладонь. Затем встряхнулся, будто выныривая из воды на воздух. Улыбнулся, на миг, чуть сильнее сжав Наташину ладонь. Та ответила столь же коротким импульсом сжатия.
В кои-то веки выдался свободный вечер. Его просто обязательно нужно было провести вдвоём. Но даже этим редким вечером, больше похожим на свидание, разговоры молодых супругов велись на околорабочие темы.
— …значит придётся сократить до полусотни— Мотылёк недовольно мотнул головой: —На большее число растущих зародышей не хватает вычислительной мощности. Мы и так занимаем до двадцати процентов рабочего времени суперкомпьютеров московского университета, киевского «Сигнала» и минского ТехКиберСтроя. Больше просто не дадут. Да и предел пропускной способности каналов связи уже близок.
— Значит сокращаем до полусотни? — спросила Наташа: —Вот драка начнётся, когда вынесем на обсуждение чьи зародыши гасить…
— А что я могу сделать? — Мотылёк заметил вывеску недавно открывшейся столовой и повёл девушку туда. Обедал он тремя чашками кофе и одним бутербродом. Да и тот, кажется, не доел. Оставив надкусанным на тарелке в заводской столовой, получив срочный вызов от Голешкова. Есть хотелось зверски: —Что я могу сделать? Лучшие суперкомпьютеры у нас и у интеллектов. Мы и так занимаем вычислительную мощность где только можно и где нельзя тоже. Должно быть, нас уже проклинают сотни человек. По их мнению мы не только отхватили себе лучшую вычислительную технику, но и беззастенчиво занимаем вычислительное время у остальных. Чувствуешь эхо проклятий их отложенных или зарубленных из-за нас проектов? У-у-у.
Мотылёк поводил свободной рукой, демонстрируя летающее вокруг недовольство московских и минских кибернетиков.
— Жалко— сказала Наташа.
— Жалко— согласился Мотылёк: —Надо было сразу закладывать меньшее количество кластеров. Хотели побольше, да и предварительные расчёты показывали…
— Может быть их как-то усыпить, а потом будить, по очереди? — предложила Наташа.
— Как их усыпишь? Это ещё не совсем, но уже почти разум. Жизнь есть развитие. Нет развития — нет и жизни. Такая архитектура.
Он взял по тарелке грибного супа, обсыпанную зеленью печёную картошку в масле. Задумался, выбирая между синтетическим и настоящим мясом. Синтетическое полезнее. Настоящее вкуснее или только так кажется? Махнул рукой и выбрал пару порций распечатанного на пищевом принтере крем-супа. Какой-то доброхот от пищевой промышленности придумал назвать печатавший крем-суп алгоритм «галактикой». И приходилось просить: дайте пожалуйста одну, нет, две порции «галактики», погуще. И хлеба, пожалуйста. А потом намазывать «галактику» на хлеб и есть. Вкусно кстати. Только вот название.
— Конь помирился со своими? — поинтересовался Мотылёк.
— Помирился.
— То-то перестал ночевать в лаборатории и матрас обратно унёс.
Вымазывая хлебом остатки густого крем-супа, Мотылёк внимательно посмотрел на Наташу и спросил: —Когда я последний раз говорил, что люблю тебя?
— На позапрошлой неделе.
— Вчера, разве не говорил?
— Неа. В постели не считается.
— Почему не считается? Ладно, в любом случае промежуток получается слишком большим.
— И я тоже так думаю— вставила Наташа: —А ещё через раз приходишь ночевать домой. Я чуть было не подумала, что вы там с Конём вдвоём обосновались в лаборатории.
— Я люблю тебя— сказал Мотылёк.
— Как ты меня любишь? — спросила Наташа.
— Как звёзды. Как высоту далёких гор, чьи вершины прорезают голубую туманную дымку. Как дорогу, ведущую в таинственные неизведанные края, где я ещё не был. Как ещё нерешенную задачу. Как не сделанное дело.
— «Товарищ девушка»— улыбнулась Наташа: —Помнишь?
— Ничуть не отказываюсь от своих слов— запальчиво отозвался Мотылёк: —Девушка. Товарищ. Всё правильно!
— А вот и неправильно— засмеялась Наташа: —Я теперь «товарищ жена». И предлагаю своему «товарищу мужу» отправиться в «поля», где провести этот столь же чудесный, сколько и редкий, вечер самым исключительнейшим образом.
Захватив из столовой пакет с бутербродами и два термоса, с горячим мятным чаем и холодным апельсиновым соком, они вышли за небрежно очерченную городскую черту, в «поля». Конь как-то рассказывал о неком живописном месте. Сейчас Мотылёк пытался отыскать его по смутно запомненным приметам. Наташа доверчиво шагала следом, не задавая вопросов о конечной цели похода.
Неизвестно нашёл ли он то самое место, о котором рассказывал Конь или какое-то другое. Уютная поляна, укрытая от вечерних ветров и посторонних взглядов зелёными холмами. В образованной ими ложбинке чернеет след от костра и, видимо, не от одного. Рядом с обложенным кругом из камней старым кострищем, вместо стульев, стояли сухие, практически окаменевшие, деревянные чурбаки и старый, протёртый, обшитый водо и пылеотталкивающим покрытием диван. Кто его сюда притащил, откуда, зачем — тайна покрытая мраком. Если взобраться на один их холмов, открывался чудесный вид на город. А если обернуться, можно увидеть огни расположенной неподалёку военной части. Подними голову вверх — там успели проклюнуться звёзды. Весь мир лежал на ладони. Мир принадлежал им двоим, но его нельзя было спрятать в карман и унести с собой.
