Энн Криспин - Хэн Соло и все ловушки рая
— Это я уже затвердил,— сказал Ренн Тарен.— И никогда не забуду.
Он смотрел Хэну прямо в глаза.
— Этот молодой человк — герой, и мы, Сэра, должны ему столько, сколько едва ли сумеем выплатить. Если бы не он, мы больше не увидели свою дочь. Вероятно, он спас
ей жизнь.
— О нет...— повторила госпожа Тарен и принялась заламывать руки, очевидно, представила, что могло стрястись с ее драгоценной дочуркой.
Павик наблюдал за матерью с возрастающим скепсисом. Горничная (опять же селонианка) Маронеа проводила гостя в комнату в дальнем крыле дома. Хэн с восторгом подумал, что жилье ему отвели как можно дальше от спальни Брии, зато комнаты ее родителей — всего через две двери. Госпожа Тарен была твердо намерена искоренить в зародыше любую возможность встречи ее дочери с незваным гостем.
Скорей бы продать добро Тероензы и убраться отсюда, думал юный кореллианин, сбрасывая одежду и растягиваясь
на кровати. Папаша Тарен в норме, похоже, раньше был обычным парнем, а вот мамаша и братец...
Он вздохнул и закрыл глаза. По крайней мере, сегодняшней ночью госпоже Тарен нечего бояться. Хэн так устал, что думать мог только об отдыхе. Забавно все-таки... пара часов общения с семейкой Брии измотали его больше, чем весь побег с Илезии. * * *
Мама зашла пожелать доброй ночи и обнять перед сном. Они с дочерью немного поплакали друг у друга на плече.
— Я так рада, что моя малышка вернулась,— прошептала госпожа Тарен.— Девочка моя...
— Дома так хорошо,— совершенно искренне сказала Бриа.
Конечно, вечер прошел с натяжками, она ждала другого приема. Но все наладится, обязательно наладится. Хэна нельзя не любить. Мама не устоит перед его чарами, поймет, какой он замечательный...
— Этот молодой человек, которого ты привела... –– Мама как будто прочитала ее мысли.
— Сразу видно, что вы не просто... друзья, милая. И как... как далеко... зашло дело?
Бриа не дрогнула.
— Я люблю Хэна, мама, а он любит меня. Он хочет, чтобы я осталась с ним. О замужестве речи не шло, но я не удивлюсь, если со временем этот вопрос всплывет.
Сэра Тарен втянула воздух, как будто подтвердились ее худшие страхи. Она атаковала, словно голодный врелт; что-то в словах дочери насторожило ее.
— Ясно. Ну, он кажется мне приличным юношей, хотя... Какой-то он неотесанный, дорогая моя. Грубый, невоспитан. Но ты говоришь, он хочет, чтобы ты осталась с ним. А что хочешь ты?
Брию душили слезы.
— Мама, я не знаю. Я люблю его, правда, люблю, но... мне было очень тяжело. Я выяснила, что все, во что я верила и чему посвятила всю свою жизнь, обычная ложь. А это — больно. У меня как будто забрали часть сердца, мама. А еще я думаю, что не могу ничего обещать Хэну, пока я не... целая.
— А он знает о твоих сомнениях? — спросила мама, приглаживая Брии волосы.
А та не могла не заметить, как радостно вспыхнули глаза Сэры Тарен. Мама не хочет, чтобы мы были вместе, подумала девушка; сердце ныло от подтвержденных ожиданий. Это нечестно! Я сомневаюсь не из-за него, я сомневаюсь из-за себя! Но она не понимает... не способна понять.
— Мы говорили об этом,— неохотно призналась Бриа, хотя ей не хотелось доверять матери больше, чем уже сделала.— Я не представляю себе жизни без Хэна. И намерена сделать все, что в моих силах, чтобы остаться с ним и помочь ему.
Сэра Тарен не успокоилась, но больше ничего не сказала. Бриа улеглась в кровать и попыталась уснуть. После жестких коек в дармитории на Илезии и на яхте ее старая кровать казалась верхом роскоши. Хотя было бы много лучше, если бы рядом лежал Хэн. Без него кровать была холодной. Бриа ворочалась и металась.
Он заслуживает кого-нибудь лучше меня, с грустью размышляла девушка. Того, кто будет с ним на все сто процентов...
Опять почувствовав подступающие слезы, Бриа раздраженно ударила кулаком по подушке. Почему жизнь не может быть легкой? Я нашла парня, которого могу полюбить,
который любит меня... почему этого недостаточно? Но этого и в самом деле было недостаточно. Сидя в темноте своей детской комнаты, Бриа призналась себе в том. И тогда она негромко заплакала над своими невзгодами. Прошло много времени, прежде чем слезы настолько ее утомили, что Бриа заснула. * * *
На следующее утро сразу после завтрака Хэн вышел из дома Таренов и направился на станцию, чтобы доехать до ближайшего крупного города. С собой он нес рюкзак, набитый украденными у Тероензы вещицами. После неудачной продажи «Талисмана» просто необходимо было взять за добычу хорошие деньги. Он сошел с челнока в портовом городе Тирена и заглянул в местное отделение банка, где хранились «чистые» документы на некоего Йеноса Иданиана и сотни две кредиток, с которыми он сходил в соседний зал и открыл счет, после чего отправился на поиски антикварной лавки, знакомой ему по прошлым визитам в Тирену. С того раза прошло много времени, лавчонка могла и закрыться.
Но нет, она оказалась на месте. Голографическая вывеска отливала молочным призрачным светом на фоне серого каменного фасада. Прижимая рюкзак локтем, Хэн шагнул через порог. Где-то в глубине помещения негромко звякнул колокольчик.
За конторкой сидела приказчица-селонианка, но Хэн к ней и головы не повернул, а прямиком, насколько это было возможно в захламленной лавчонке, прошел по лабиринту прилавков с товарами к дальней стене, на которой висел погрызенный молью древний рассыпающийся гобелен, изображающий основание Республики. Лишь немногие покупатели знали, что за ним скрывается еще одна дверь. Хэн огляделся, чтобы убедиться в отсутствии нежеланных свидетелей, и отстучал на двери определенный ритм. Подождал, когда в ответ раздастся негромкий щелчок открываемого замка, и, приподняв вонючий пыльный гобелен, скользнул в потайную комнату.
Владелец лавки мог поспорить возрастом с гобеленом, но, несмотря на тщедушное скрюченное тело, сморщенное лицо и клочья грязно-желтых волос на плешивой голове, он был вполне бодр. За пять лет с их первой встречи Галидон Оканор ничуть не изменился.
— Ах вот хто...— он беззубо улыбнулся, подняв голову.— А хто шегодня, шынок?
— Йенос Иданиан, папаша,— криво ухмыльнулся кореллианин.— Как поживаешь?
Он любил старого коротышку, который в одно и то же время был уважаемым знатоком и ценителем искусства, оценщиком и скупщиком краденного.
— Ох, не шалуюсь, не шалуюсь,— прошамкал старый гном.— Какой мне в том шмышл, пошуди?
Он визгливо захихикал.
— Разумно,— согласился Хэн.
Оканор вскарабкался на высокий табурет перед столом, включил специальные лампы, установленные под таким углом, что в их свете становился заметен любой изъян в огранке драгоценного камня или трещинка в статуэтке. Затем указал посетителю на соседний стул:
— Шадишь, шадишь, Йенош Иданиан. Што ты шегодня принешь мне? Чем порадуешь штарика?
— Да уж кое-что отыщется,— сказал Хэн.— Но мне нужны деньги сразу за все, и чтобы кредитки немедленно оказались в банке на Корусканте.
— Ишь какой прыткий! Шлавно, ой шлавно,— порадовался старик, потирая высохшие руки с выступающими венами.— Обышно вкуш тебе не ишменяет, Йенош. Ну давай-ка пошмотрим, што ты принешь мне!
Хэн начал выгружать сокровища из рюкзака и выкладывать каждый предмет под свет ламп. Впрочем, одна вещица осталась лежать в рюкзаке — крошечная золотая статуэтка кореллианского паледора с глазами из керальских огневиков, Хэну она нравилась больше всего.
У Оканора алчно заблестели глаза, время от времени старик испускал еле слышные «ох» или «ах», но больше ничем не выдавал интереса. Когда Хэн закончил, оценщик внимательно осмотрел каждый предмет, изучал, щурясь, сквозь лупу, ставил обратно на стол, брал следующий.
— Шамечательно, ай как шамечательно,— в конце концов сообщил он.— Так шлавно, што я намерен нарушить шобштвенное правило и шпрошить, хде, во имя Ха-лактики, ты нашел вше это добро? В мушее? Ты ше шна-ешь, мой мальшик, я не одобряю краш иш мушеев.
Хэн замотал головой.
— Никаких музеев.
— Шаштная коллекшия? — Оканор выпятил губу.— Шынок, ты меня порашаешь! Наш гипотетишешкий кол-лекшионер обладает вкушом и вешьма рашборшив. А вот в шем он рашборшив, молодой шеловек, так это в шредш-твах. Шудя по шпишкам, а у меня хорошая память, так вот, шудя по шпишкам, пошти вше это украли ишшо до тебя.
— Что-то я не удивляюсь,— хмыкнул юный кореллианин.— Если хочешь, перепродай барахло обратно в музей.
— Большую шашть, мой милый мальшик, большую шашть,— согласился Оканор.
— Ну, вот и лады,— сказал Хэн, подумав, как обрадуется такому повороту дел Бриа.— Туда им и дорога. Ну так... сколько?
Оканор назвал сумму.
