Александр Александров - Следователь (СИ)
Вивальди, тяжело ступая, подошел к Фигаро и неожиданно подмигнул ему, зайдясь тихим смехом.
- А Вы тот еще пострел, господин следователь! Не ожидал! Без Вас бы мы пропали, как пить дать.
- Ну, – проворчал Фигаро, шаря по карманам в поисках трубки, – это Вы загнули. Профессионал тут Вы. Не ожидал, что когда рядом со мной окажется хороший псионик, я буду настолько этому рад…
- Знаете, Фигаро, – улыбнулся Вивальди, – из Вас бы мог получиться очень хороший псионик. Настоящий профи, можете мне поверить.
Следователь хмуро посмотрел на псионика и внезапно расхохотался.
- Ну, знаете, такого комплимента я уж точно не ожидал! Умеете Вы подбодрить человека, ничего не скажешь! Однако же…
Выстрел был очень тихим, не громче хлопка винной пробки.
Вивальди мгновенно побледнел. Его зубы сжались так, что улыбка превратилась в странное подобие волчьего оскала, черты лица заострились. Псионик неуверенным жестом поднял руку к груди, а затем мягко упал на заснеженную брусчатку.
На другой стороне улицы под прикрытием слабо мерцающего «Щита Пифий», стоял Френн. Одной рукой главный инквизитор держался за фонарный столб, а во второй сжимал рукоятку маленького дамского револьвера, из дула которого поднимался легкий сизый дымок.
Инквизитор слабо качнул дулом в сторону и крикнул, заходясь от кашля:
- Фигаро!.. Отойдите оттуда, немедленно!.. Черт, отойти в сторону, я сказал!
Но следователь словно бы не слышал инквизитора. Медленно, как во сне, Фигаро шагнул к Вивальди и склонился над псиоником.
Крови не было, но лицо Вивальди на глазах приобретало странный синевато-черный оттенок. Фигаро понимал, что это значит: Френн стрелял не обычными пулями, а специальными ампулами с «Власяницей» – сильнейшим нервнопаралитическим ядом. Повсеместно запрещенное оружие; его не выдавали даже королевским спецслужбам. Если следователь не ошибался, псионику оставалось жить считанные секунды.
«Врача», билась мысль в голове у Фигаро. «Мне срочно нужен врач… Нет, врач не поможет. Нужен алхимик, нужен Сальдо… Дьявол, почему здесь нет алхимика? Где же…»
- Помогите мне.
Следователь медленно поднял глаза.
Марина Флер, на бегу срывая с рук перчатки, упала перед Вивальди на колени рядом со следователем. Рванула воротничок рубашки псионика – в снег полетели оторванные пуговицы.
- Дайте Вашу руку.
Плохо понимая, что делает, Фигаро протянул девушке ладонь. Та сжала ее с такой силой, что едва не переломала следователю пальцы. Другая ладонь Марины слабо засветилась, окутываясь мягким жемчужным облачком.
Она действовала быстро и сосредоточенно. Без лишних эмоций, без слез, полностью отдавшись работе, точно военная медсестра. Ее рука коснулась груди Вивальди, пальцы заскользили по коже, вливая жизнь в умирающее тело, замирая в местах «вита-средоточий», отдавая целебный свет – не истерически и без разбору, но напротив: расчетливо и умело.
Фигаро почувствовал, как волоски на его руках встали дыбом. Зашипели, затрещали маленькие шарики молний, срываясь с его ресниц, бровей, с ворсинок на шляпе. Эфир пришел в движение, завихрился, сплетаясь в узоры колдовских формул. Как прутиком по снегу, как пальцами по губам, как ноты в новую симфонию. Марина не забирала у следователя силу – такого рода навыки присущи лишь Легким Вампирам, а только использовала его как трансформатор для своих врожденный способностей. Девушка как бы просила Фигаро поддержать ее под руку на очень крутой лестнице.
Следователь помогал.
Марина работала.
- Фигаро… Вы можете мне помочь опустится глубже основных центров? Я не успеваю…
- Марина…
- Надо перезапустить главный вита-центр и…
- Марина… Все кончено.
- Нет…
- Марина… – Фигаро мягко вынул свою ладонь из ее руки и аккуратно сжал плечо девушки. – Это яд. Он умер.
- Нет, – ее глаза потемнели; одинокая слезинка сорвалась с ресниц и упала на ладонь Вивальди. – Я могу… Я…
Следователь, молча, покачал головой.
И тут внезапно глаза Виктора Вивальди открылись.
Во взгляде псионика не было боли, только одинокая искра жизни, угасающая на глазах. Он улыбнулся и что-то прошептал. Следователь не расслышал, что именно сказал Вивальди, но Марина, похоже, поняла. Слезы в два ручья хлынули из ее глаз и девушка, протянувшись, коснулась руки Вивальди.
Фигаро почувствовал пси-волну – слабую, но необычайно глубокую, похожую на отдаленный удар колокола. Она эхом прокатилась по закоулкам его памяти, и на какой-то миг следователь почти понял, что именно сделал Вивальди.
А затем взгляд псионика застыл.
Фигаро медленно встал с колен, снял с головы котелок и посмотрел в небо. Очень красивое небо, в котором таяли последние клочья снежных туч и одна за другой загорались первые вечерние звезды.
«Раньше мы думали, что умирая, отправляемся туда», подумал он. «Но потом поняли, что это не так. И это правильно. Если бы люди, что нам дороги, действительно улетали в эту синюю высоту, это было бы, как минимум, несправедливо. Все равно, что сбежать за день до свадьбы. Подлость…»
А по переулку к ним уже бежали люди.
Главная допросная комната Центрального Инквизитория была абсолютно лишена той хмурой однозначности, которую подразумевало ее название. И если обитые сталью стены, привинченная к полу мебель и решетка водостока на полу еще как-то могли поддержать некое подобие мрачной атмосферы, то мягкие диванчики в велюровых цветочках, алхимическая лампа в стиле «модерн» на столе, веселые занавески на окнах с коваными решетками и канонический фикус в горшке разносили эту самую атмосферу вдребезги. Трех минут, проведенных в допросной, было достаточно для того чтобы понять: пыточных дел мастера сюда заходят, разве что, случайно, а в водосток на полу сливают не кровь, а грязную воду после влажной уборки.
Младший следователь Департамента Других Дел Фигаро и начальник тудымской жандармерии Винсент Смайл сидели у стола в удобных кожаных креслах с мягкими подголовниками, и пили крепкий английский чай из чашечек тончайшего венского фарфора. При задержании на них даже не надели наручники и, хотя у обоих отобрали оружие, а на Фигаро нацепили блокирующие вериги, колдовская «заглушка» на запястье у следователя абсолютно не стесняла движений и больше походила на ювелирное украшение, безвкусное и по-мещански аляповатое.
Старший инквизитор Френн сидел на крышке стола скрестив ноги, курил вонючие французские папиросы, и время от времени черкал что-то в маленьком блокноте, который, в нужные моменты с ловкостью фокусника, извлекал из воздуха. Инквизитор успел переодеться в коричневую клетчатую пару, что тоже не добавило ему внушительности: в таком наряде он больше напоминал пинкертоновского сыщика, измученного работой, семьей и больными почками.
Френн говорил уже минут двадцать. Сначала Фигаро слушал его краем уха, потом – подавшись вперед и открыв рот от изумления, и, наконец, недоверчиво-ошарашено, чувствуя, как мозг начинает потихоньку закипать.
-… Вот так обстоят дела, если рассказывать вкратце. – Инквизитор стряхнул пепел в чернильницу и хмуро посмотрел на жандарма. – Вообще, вся эта история – наглядный пример того, как из несогласованности действий двух ведомств и дурацкой самодеятельности получается всякая чепуха. Трагическая чепуха, Винсент! И не надо делать мину аки у невинного агнца – ты виноват не меньше остальных болванов!
- И давно вы «пасли» Вивальди? – Смайл сделал вид, что не услышал последней фразы инквизитора.
- Не больше двух недель. Вот его отцом мы занимались более двадцати лет. Черт, мы были почти на сто процентов уверенны, что Вивальди-старший – псионик! И сильный псионик! К сожалению, наша уверенность юридической силы не имела, а сам Вивальди был очень, очень осторожным. Кто бы мог подумать, что его сын… Такого просто не бывает!
- И как же вы узнали?
- Случайно. Через пару недель после похорон отца Вивальди. Двое пьяных грузчиков приставали на улице к девушке. Вивальди-младший ввязался в драку, но не рассчитал сил. Грузчики оказались дебелыми ребятами и уже собирались всадить нашему псионику нож под ребра. Ему пришлось сопротивляться, и он… слегка перестарался. Один из насильников помер на месте, а второй попал в больницу с тяжелыми побоями. Которые, надо понимать, сам себе и нанес. Когда наши агенты выяснили, что это работа псионика… В общем, они растерялись. Ведь псионик-то к этому времени, по идее, должен мирно лежать в гробу! Поэтому поначалу следствие свернуло не туда. Смешно вспомнить: чуть было не дошло до эксгумации! Строились совсем уж безумные теории, вплоть до того, что принялись шерстить алиби всех окрестных некротов – не поднял ли кто из них, грешным делом, старшего Вивальди в качестве псионика-реаниманта? Такой вариант, надо сказать, был бы самым печальным из всех возможных: в состоянии «не-смерти», как вам, разумеется, известно, колдовская сила подъятого возрастает на порядки. Короче, к тому времени, когда выживший насильник очухался и смог дать показания, Вивальди-младший был уже далеко.
