Руслан Мельников - Охотники на людей
Кар-тягач, тихонько заурчав, тронулся с места.
Клетки на резиновых колесах неторопливо и мягко покатились по ровному полу. Не сравнить с той тряской, что была в рейде. Однако сейчас от такого мягкого хода делалось не по себе. Словно в катафалке едешь в последний путь. На собственных похоронах. Борис предпочел бы находиться в БТР, на полной скорости несущемся по бездорожью буферки.
Колизейские с шокерами наготове шагали рядом — по обе стороны от клеток-вагончиков, превратившихся в один трес-транспорт.
Борис услышал знакомый смешок. Чернявая! Девчонка стояла в соседней клетке, держась за толстые изогнутые прутья. Ну да, и дикие, и хуторяне тоже ведь давно очухались. И те и другие глумливо ухмылялись незадачливым охотникам.
Борис стиснул зубы. Все мы теперь в одной тресовозке. Кажется, где-то это уже было… Он, кажется, уже обдумывал как-то похожую мысль. Но не применительно к себе. А теперь вот и сам оказался… Да, все они теперь были в одной тресовозке. Но за разными решетками.
Чернявая нагло пялилась на Бориса и тихонько хихикала ему в лицо.
— Ну что, пятнистый? Как оно, в шкуре треса, а?
— Заткнись! — Он почувствовал, что закипает.
— Чего так злимся-то, — сложила она губки бантиком. — Не нравится, что ли?
— Заткнись, говорю! — Борис едва сдерживался. И так хреново, а тут еще эта…
— Фу-ты ну-ты, какие мы сердитые, — продолжала откровенно издеваться она.
— Пасть закрой!
— Разговорчики! — вяло осадил их кто-то из охранников.
— А ведь я тебя предупреждала, — прошипела чернявая. — Обещала, что мы с тобой встретимся. И что убью тебя. Потом пыталась договориться. Только ты не захотел меня слушать и не захотел мне верить. Так что…
Она прильнула лицом к решетке.
— Так что придется все же тебя убить, пятнистый. Скоро уже… На арене.
Борис понял все.
— Ты знала?! — Он уставился на нее. — Все знала? Для чего меня взяли в группу — знала?
И что со мной будет — знала? С самого начала!
Действительно, отчего бы бывшей гладиаторше и не знать таких тонкостей.
— Разумеется, знала. — Она скалилась во весь рот.
— И не сказала?
— А какой мне резон спасать пятнистого, который меня же и подстрелил? Зачем спасать того, кто не хотел спасаться сам и мешал мне. У кого хватало ума только на то, чтобы слушать своего командира?
— Сука! — Он выстрелил растопыренной пятерней между прутьев. Попытался через решетку дотянуться до чернявой. Желая только одного: выместить на ней всю свою обиду и злость.
Схватить сучку за руку! Вырвать ей руку, на хрен!
Не вышло. Расторопная тварь вовремя отскочила.
— Назад! — Между клетками бросился охранник. — Руки убрать!
Борис и не подумал выполнять приказ. Не поймав девчонку, потянулся к черной колизейской форме.
И снова — шокер.
Разряд.
Бориса отбросило в клетку. Сознание на время помутилось. Блаженное забытье накрыло с головой.
…Он очнулся, когда их клетку вплотную подкатили к железным дверям с высоким порожком.
Те самые «номера», о которых говорил Ухо? Камера для гладиаторов?
Двери были раздвижными, как и дверцы клетки, с двумя маленькими смотровыми окошками — по одному на каждой створке. Борис постарался заглянуть в окошки, но ничего разглядеть не смог. Ладно, насмотрится еще, что там внутри. Вдоволь насмотрится. Время будет.
Под окошками торчал выдвижной лоток-кормушка. Сверху и снизу поблескивали стальные клыки рифленых зажимов. Справа торчал рычаг, приводивший их в движение.
Зачем, интересно, все это?
Ага, вот зачем…
Звяк! Прутья клетки вошли в зажимы. Кто-то из охранников дернул рычаг на двери. Зубья закусили решетку.
Железные створки камеры и раздвижные дверцы передвижной клетки сцепились воедино.
Еще поворот рычага. Лязгнуло, скрежетнуло. Двери «номеров» раздвинулись. Вместе с ними открылись и дверцы клетки.
Борис увидел белые стены, облицованные исцарапанным пластиком, узкие нары в два ряда, яркие лампы в сетчатых плафонах на потолке в разводах. Людей, молча наблюдавших за открывшимся, но не дававшим свободы выходом. Кому — выходом, а кому — входом.
Долго разглядывать камеру снаружи не позволила охрана.
— Из клетки по одному — пшли, — прогундел один из конвоиров — невысокий и плотный.
— Живо, живо! — поторопил другой — долговязый верзила.
И, видимо, для пущего эффекта тронул шокером железные прутья.
Разряд. Искра… Да, эффект — что надо. Впечатляет. Устрашает.
Люди в клетке зашевелились. Начали переходить в камеру.
Впрочем, не все. Щерба повиноваться не желал.
— А пошел-ка ты сам знаешь куда?! — Он смачно и метко харкнул через решетку в долговязого.
Плевок повис на наплечной пластиковой нашивке.
Дубинка колизейного нырнула между прутьев со скоростью змеиного броска. Однако ужалить шокер не успел: Щерба вовремя увернулся, отскочил назад.
И нелепо подпрыгнул, словно наступил на ежа. Дубинка другого охранника достала его с противоположной стороны клетки. Разряд ударил в ногу.
Щерба рухнул на пол. Голова сильно ударилась о железные прутья.
— Ты! — Оплеванный верзила указал шокером на Бориса. — Выноси его…
Шокер качнулся к Щербе. Голова у бедняги кровила. Неловко упал, очень неловко.
— Быстро! — поторопил колизейный.
Хищно блеснули острые шипики электропалицы.
Снова попадаться под такие зубки не хотелось. Борис взвалил Щербу на спину и молча втащил его в камеру.
Эти, в черной форме, умели убеждать…
Они вошли последними. За спиной громыхнули, смыкаясь, двери. Лязгнул замок. Что-то звякнуло с той стороны. Видимо, разжались стальные зубья-клещи. Ну да, так и есть…
Через смотровое окошко Борис увидел, как опустевшая клетка отъезжает от камеры. Охрана тоже отошла.
Узники зашевелились. Кто-то шагнул к новичкам.
Глава 32
— Давай-ка его сюда. — Сильные руки подхватили Щербу.
Невысокий жилистый человек со свежим, незатянувшимся еще шрамом на лице и копной рыжих волос помог уложить бесчувственное тело на свободные нары. Шконки в гладиаторских «номерах» чем-то походили на старые медицинские кушетки — узкие, литые из жесткого пластика с плотной слежалой и протертой «пенкой», брошенной поверху. Такие кроватки не боятся ни времени, ни сырости. И паразиты на таких не заводятся.
Оглядевшись, Борис отметил про себя, что нар здесь гораздо больше, чем людей. Что ж, по крайней мере, за койко-место в камере драться не придется.
В дальнем углу стоял унитаз, отгороженный ширмой. Местная параша, надо полагать. В противоположной стороне, ближе к двери, — прикрученные к полу стол и с полдесятка стульев. Тоже — пластик.
Больше никакой мебели не было.
Окна — только смотровые — те, которые в двери. Но вентиляция неплохая: из зарешеченных отверстий под потолком ощутимо тянуло свежим воздухом. И электрического света, в общем-то, хватало.
Между плафонами в металлической сетке торчали, подобно куцым обрубкам сталактитов, раструбы-распылители водяных брандспойтов. На залитом пластиком полу были проложены желоба и сливы, прикрытые мелкой решеткой. Знакомое дело… Принудительная помывка. Как в тресовозке. Хорошую идею всегда стараются использовать повсеместно.
Имелось в камере и кое-что еще. Борис заметил по углам на потолке тусклые глазки двух подвижных видеокамер под небольшими стеклянными колпаками. Расположены они были таким образом, чтобы не попадать под водяные струи и не очень выделяться в свете ламп.
Борис вздохнул. Ладно, постараемся быть оптимистами. Все-таки эта тюрьма не из самых худших.
— Напрасно твой друг сглупил, — обратился к нему рыжий, кивком указав на Щербу. — Против колизейского шокера с голыми руками не попрешь. Не нужно под него подсовываться без особой причины.
Борис промолчал. И о том, что Щерба ему вроде как не совсем друг, а так… земляк, сослуживец по хэдхантерской группе и лоханувшийся товарищ по несчастью. И о том, что сам он тоже не так давно очухался после разряда.
И о том, что отчаяние свободного, полного радужных надежд человека, в одночасье ставшего тресом, — вполне уважительная, по его мнению, причина, он тоже говорить не стал.
— Хорошо хоть, ошейник не включили — шею не пожгли. Наверное, просто активировать еще не успели. Но это дело нехитрое. В следующий раз могут и включить.
Борис угрюмо слушал незнакомца. Честно говоря, не таких базаров он ожидал от сокамерников в первый день знакомства. Каких угодно, но не таких.
А гладиатор со шрамом на лице продолжал — все громче и настойчивее:
— Здесь умнее нужно быть, — кажется, на этот раз рыжий обращался ко всем новичкам сразу. — Гладиаторский ошейник жжет шею так, что потом головы не повернешь. Разряд шокера вырубает любого бугая, и это тоже чревато…
