Александр Зорич - Полный котелок патронов
— Так-то да, — уклончиво ответил я.
Костя, гад, вообще отмолчался. Но Борхес напоминал токующего глухаря: что происходит вокруг, он уже не видел и не слышал, будучи полностью поглощен рассказом.
— И вы, конечно, помните, как главный герой, от лица которого ведется повествование, попав в таинственный дом, перепланированный под требования загадочного то ли демона, то ли бога из параллельной реальности, не находит слов, чтобы описать увиденное. Ведь описать можно только то, что уже откуда-то знаешь. А подлинно неведомое — неописуемо.
— Это ты к тому, — вздохнул я, — что Монолит описать не можешь?
— Совершенно верно! Не могу! Если хотите, я был в измененном состоянии сознания!
— Выпимши, что ли? — предположил Костя.
— Да почему сразу «выпимши»? — разозлился Борхес. — Я был восхищен! Был в экстазе! Близость тайны лишала меня способности здраво рассуждать! А ты заладил: «выпимши», «выпимши»…
— Да я что… Я ничего, — стушевался Костя. — Ты про желание, про желание расскажи!
— А что про него рассказывать? Я попросил. Монолит — выполнил.
— То есть ты хочешь сказать, что ты теперь бессмертный. И член у тебя тридцать пять сантиметров.
Костя гнусно ухмыльнулся.
— Сейчас ты, Комбат, перечислил стандартные желания. А я, как уже говорил, загадал нестандартное.
— Не томи уже. Говори, что загадал!
— Мне захотелось стать обладателем вещи невозможной, невероятной. Такой вещи, которая с точки зрения нашего опыта допускает лишь свое логическое или, если угодно, математическое описание. Но, как мы привыкли полагать, никаким образом не может быть материализована.
— Это что такое? — не понял Тополь.
— Ну бутылка Клейна, например.
— Первый раз слышу.
— Ну хорошо, хорошо, приведу более простой пример. Вот смотри, Константин, есть строгое математическое определение окружности как множества точек, равноудаленных от данной точки.
— Это помню. В седьмом классе на геометрии проходили.
— Так вот, всяких круглых штуковин в мире очень много. Но все они в строгом смысле слова не совпадают с математическим определением окружности. Оно слишком идеальное для материи, понимаешь?
— Приблизительно, — кивнул Тополь. — То есть ты, гы-гы, потребовал от Монолита материализации содержимого учебника по геометрии?
— Это было бы слишком эксцентрично, — вздохнул Борхес. — Я все же не такой оголтелый формалист. Я попросил Книгу Песчинок.
— Не обижайся, но не очень броское название для бестселлера.
— При чем тут «обижайся»? Я же не собираюсь ее писать! Книга Песчинок — это такая штука, которую читать в общепринятом смысле совсем не нужно.
— Кто сейчас пошутит про туалет и бумагу, получит в лоб. — Я выразительно посмотрел на Костю. Мне действительно хотелось дослушать рассказ Борхеса до конца.
— Короче, вот, — сказал Борхес и протянул мне книгу, которую он достал из контейнера для артефактов.
Я осторожно принял ее.
Она была чуть меньше обычного формата, невероятно толстая, переплетенная в кожу, которая показалась мне ровесницей библейских пророков. Почти полностью стершиеся бронзовые буквы на обложке не складывались ни в одно понятное мне слово, и я, пожав плечами, открыл книгу наугад.
В лицо мне как будто подул солнечный ветер, но я не зажмурился, а, наоборот, присмотрелся.
В книге был текст. Но я даже не смог толком разобрать, что за алфавит использовался. Точно не кириллица. При этом номера страниц были проставлены привычным мне образом — арабскими цифрами на полях.
На левой странице разворота стоял номер 17852, на правой, вместо ожидаемого 17853 — почему-то 1903.
— Стоп, — сказал Борхес. — Стоп! Запомни этот номер страницы!
— Который из двух?
— Правый для определенности!
— Девятнадцать ноль три, — сказал я зачем-то вслух.
— Теперь закрой книгу и попробуй открыть ее на той же странице снова, — предложил мне Борхес.
Вроде бы легче легкого. Но ничего подобного мне, представьте себе, не удалось!
Книга открывалась всякий раз на новом месте, показывая совершенно неожиданные номера страниц, все новые шрифты и, как мне показалось, языки повествования. Попадались иногда и картинки — по преимуществу невнятные. Пару раз, впрочем, встретились отличные рисунки пером — роза, лунный серп над прибрежной скалой… В любом случае все это было крайне загадочно и ни в какую целостную картину не складывалось.
— Э-э, погодите, погодите! — встрял Тополь. — В чем прикол-то? У нее хоть первая страница есть?
Борхес просиял.
— Попробуй найди, — голосом записного хитреца предложил он.
Костя тщетно промучился с книгой минут пять, пытаясь отслоить первую страницу, льнущую к обложке.
Тщетно! Каким-то непостижимым образом Книга не давалась, и Тополю доставались какие угодно страницы, кроме первой! Попадались там, между прочим, и совершенно угрожающие номера страниц, вроде 9649387604.
До меня потихоньку начало доходить…
— Бесконечное число страниц? — спросил я у Борхеса.
— Технически — да.
— Но она же должна весить бесконечные килограммы — с точки зрения физики нашего мира!
— Технически — да. Но в этом-то и прикол! Это-то и понравилось Монолиту! — распаляясь, Борхес говорил все быстрее.
— Но это же химически чистое безумие! — ахнул я.
— Вот именно! Ты держишь в руках вполне физический объект, который, казалось бы, может быть описан только в виде математического алгоритма! Но он, этот объект, между тем существует! Его можно потрогать! Открыть! Рассматривать текст и картинки!
Я закрыл книгу и задумался. Эта штука, Книга Песчинок, взятая сама по себе, действительно была очень забавна. Хотя и не до такой степени забавна, как казалось улыбающемуся Борхесу. А приземленному цинику Тополю она даже и забавной не казалась.
— А толку-то что с того? — спросил Костя. — В ней хоть какая-то ценная информация есть?
— Понимаешь, — Борхес нахмурил лоб, — герой одноименного рассказа Борхеса, получив в свои руки эту книгу, так и не смог найти в ней никакого смысла. Но это же не значит, что его там нет на самом деле! Один из темных сталкеров, Нимрод, считает, что Книга Песчинок может обладать даром пророчества. Но это еще проверять нужно.
— Пророчество — это неплохо, — удовлетворился ответом Тополь.
Да и я тоже удовлетворился. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Пришел Борхес живым и здоровым от темных — уже хорошо. А Книга Песчинок — это, так сказать, бонус. Или бонус пэк, как вам больше нравится.
— Ну я-то ладно, — сказал Борхес, затыкая книгу за пояс. — Я соприкасался с непознанным. У меня травма мягких тканей души. А вы чего приуныли?
— Да у нас тут проблема одна. Может, чего посоветуешь, — без особой надежды сказал я.
— Почему бы не посоветовать? Валяй, грузи свою проблему.
— Если коротко, нужно придумать, что именно взорвать поблизости от Второго энергоблока так, чтобы самому энергоблоку от этого ничего не было. Потому что там серьезные пацаны сидят — могут разозлиться, если переборщим. Но при этом чтобы взрыв был виден из космоса!
— Что именно взорвать? — переспросил Борхес и посмотрел на нас недоуменно.
— Ну, скажем, сто бочек напалма, — привел пример Тополь. — Будет видно издалека, это уж точно.
— Да! Сто бочек напалма! А лучше пятьсот! Но где их взять? Нету их! И времени нету! — вскричал я. — Вообще, скажу тебе, друг Борхес, нет вообще ничего, кроме двух глубоковакуумных боеприпасов для «Раумшлага». Поэтому вопрос к тебе можно сформулировать по-другому. Не знаешь ли ты какого-нибудь объекта поблизости от «Двойки», который можно с пафосом рвануть?
— Может, с артефактами что-нибудь изобрести? Ночью же Выброс был. Золотые россыпи повсюду, ценностей всяких аномальных — хоть косой коси.
— Ты конкретнее давай. С какими именно артефактами? Что именно рвануть?
— Ну вот мне как-то на Свалке один тертый бандос рассказывал, — Борхес в задумчивости прикусил верхнюю губу и закатил глаза в неприютное серое небо, — если семь полных «пустышек» сложить в ведро с водой, то вода на некоторое время превращается во что-то вроде супернапалма. От одного ведра такой воды пламени как от железнодорожной цистерны с нефтью.
— Ну и где мы возьмем семь полных «пустышек»? — спросил я. — Я за всю свою сталкерскую карьеру столько не добыл.
— Можно подумать, я добыл, — ответил честный Борхес. — Просто вы спрашиваете — я отвечаю! Получаюсь тут как все шесть знатоков клуба «Что? Где? Когда?» в одном флаконе.
— Думай дальше, умник, — профессионально давил Тополь на Борхеса. — Может, у них там в машзале, рядом со Вторым энергоблоком, конденсатор какой-то гигантский? И если его, допустим, того, — Костя изобразил ладонями нечто вроде пресса, — то он при взрыве пробьет потолок машзала и будет такое загляденье, что космонавты с международной космической станции повыпадают от избытка впечатлений!
— Какой конденсатор? О чем вы оба бредите?
— Мы не бредим, Борхес, а голову товарища спасаем. — Я кивком указал на майора Филиппова, который с потерянным видом горбился поодаль, как видно, предвкушая позор и срывание погон перед строем солдат. — И твое воображение пытаемся простимулировать.
