Андрей Левицкий - Змееныш
На лестнице послышались тяжелые шаги. Слон обернулся. Кого еще нелегкая принесла? Он никого не ждет сегодня…
Дверь распахнулась, в кабинет ввалился Заточка. Весь грязный, правая рука висит в самодельной петле на шее, кое-как обмотанная тряпками, и рубахи под курткой нет.
— Ты?! — изумился Слон. — Ну, говори!
Заточка сделал несколько шагов, оперся о стол, безумным взглядом посмотрел на хозяина. Серое лицо было заляпано кровью, левую бровь пересекал воспаленный шрам.
— Где долговцы? — спросил Слон, уже зная ответ.
Порученец зло ощерился, глаза сверкнули.
— Полегли они. Все.
— Но ты его убил? — Слон схватил помощника за плечи, встряхнул так, что голова Заточки мотнулась на худой жилистой шее. — Ты убил его, спрашиваю?!
— Жив он, — хрипло выдохнул помощник в лицо хозяина. — Жив мутант! Мы его загнали, но он… Там Мазай был — я его пришил. А мутант — остальных. И Власова… я уполз, раненый. Теперь он сюда пойдет!
— Сюда пойдет? — растерянно повторил Слон.
— А ты отсидеться думал? А, нет! — Заточка вдруг засмеялся, толкнув Слона, отступил. Ноги заплелись, он покачнулся. — Думал отсидеться на холме своем, чужими руками мутанта завалить? Не выйдет! — Порученец погрозил Слону грязным кулаком. — Мутант сам за тобой придет, спросит с тебя: за Мазая, за Оксану…
Ярость ударила Слону в голову.
— У меня — за Оксану?! — взревел он. — Это мутант виноват! Это я с него спрошу…
Замахнувшись, он шагнул к Заточке, собираясь врезать по ухмыляющейся роже, но не успел: глаза того закатились, взмахнув руками, порученец повалился на пол.
Змееныш похоронил Мазая и псевдопсов на холме у зарослей кровянки, чтобы звери не могли разрыть могилы. А долговцев хоронить не стал — оттащил тела вдоль болота на большую поляну и бросил там.
Стараясь не зацепить раненое плечо, он залез на старый дуб, уселся в развилке ветвей и стал ждать. Мыслей не было, Змееныш растворился в окружающем мире, в шелесте листвы и прохладных лучах солнца. Он просидел неподвижно почти два часа, пока на опушке не появилась стая псевдопсов, привлеченная запахом мертвечины. Крупный вожак вышел вперед, настороженно принюхиваясь. Фыркнул и прбежал к трупам.
Стая последовала за ним. Змееныш не шевелился, наблюдая за мутантами. Не обнаружив опасности, вожак, а за ним и остальные накинулись на долговцев.
Змееныш, погрузившийся в ментальное пространство, почти не видел окружающее — вокруг колыхался темно-серый дым, шел ленивыми волнами, и в волнах этих качались, словно буйки, сознания псевдопсов. Куда более примитивные, чем человеческие, но изощреннее, чем, к примеру, у кабанов. Змееныш заранее обдумал, что будет делать, и теперь принялся плести пси-сеть, чуть касаясь звериных разумов, вытягивать из них нити — едва заметные паутинки желания и воли, которыми он собирался связать стаю воедино.
Только когда мутанты насытились, он приступил к делу. Первым заметил неладное вожак — поднял серую башку, прислушиваясь. Змееныш натянул ментальную сеть, опутавшую стаю, и наконец каждый псевдопес ощутил чужака, вторгшегося в сознание. Мутанты заволновались, рыча, начали кружить по поляне. Нити, связывающие их со Змеенышем, зазвенели от напряжения. Змееныш мысленно потянул, сгоняя псевдопсов к центру опушки.
Вожак залаял — неумело, хрипя и кашляя. Этот крупный серый псевдопес сопротивлялся больше всего, сознание его бурлило, будто суп в котелке над костром, вспухало пузырями гнева, удивления, растерянности… Змееныш перенес на вожака все внимание, потянул из его разума новую нить. Связь между человеком и мутантом стата крепче, Змееныш направил в сознание псев-допса приказ: встань в центре опушки, созови стаю. Ответом было утробное рычание. Серый вожак закрутился на месте, злоба плеснула во все стороны, брызнула обжигающими каплями. Змееныш отпрянул, мутант прыгнул к дубу, человек напрягся, но поздно: соединяющая их нить порвалась, и сеть распалась. Встав на задние лапы, вожак подрал когтями кору, отскочил, вновь бросился на дерево и забегал вокруг, яростно рыча. Освобожденная от чужого влияния стая присоединилась к нему.
Разноголосый вой, ворчание и фырканье зазвучали над поляной. Змееныш неподвижно наблюдал за стаей. Он попал в ловушку — мутанты почуяли его, и теперь их разгоряченные сознания, замутненные злобой и агрессией, не поддавались влиянию.
Обхватив ствол, Змееныш прижался к нему горячим лбом. Он еще не оправился после ранения, а на создание пси-сети и попытку управлять стаей с непривычки потратил слишком много сил. Собрав все, что у него осталось, Змееныш покрепче вцепился в ствол одной рукой, не обращая внимания на ноющее плечо, нагнулся-и ударил по вожаку. Агрессивная ярость рухнула сверху, будто бревно, расплющила серого. Тот взвыл, растянувшись в траве. Затем медленно поднялся, скуля и шатаясь, поджал хвост и бросился прочь с поляны. За ним побежали остальные. Когда недовольное рычание смолкло, Змееныш сполз с дерева и вернулся в избушку.
Он поселился в доме Мазая. После попытки управлять мутантами Змееныш отсыпался два дня, затем решил повторить эксперимент и вернулся к поляне. От долговцев почти ничего не осталось, две слепые собаки вяло грызли кости.
На этот раз Змееныш поступил немного иначе. Он не стал ничего извлекать из сознаний мутантов — кажется, это слишком сильно нервировало их и в конечном счете мешало подчиниться чужой воле, — но сплел пси-сеть из своей ненависти и воли и уже готовую накинул на слепых собак.
Теперь он сумел управлять ими. Через сеть Змееныш ощущал все их примитивные эмоции и желания и, добавляя к ним незаметные импульсы или короткие отчетливые приказы, направлял мутантов туда, куда хотел. Он погонял собак по опушке, чтобы они привыкли. Поначалу звери сопротивлялись, скулили, спотыкались — но скоро освоились и притихли.
Через некоторое время Змеенышу показалось, что он ощущает даже оттенок удовольствия в сознаниях собак или, возможно, благодарности — они решили, что теперь о них позаботятся. Ментальное рабство показалось им более безопасным, чем вольная жизнь. Смирившись с тем, что они подчинены чужой воле, оба мутанта убедили себя, что воля эта принадлежит кому-то, кто умнее, хитрее, сильнее их… принадлежит вожаку. Как и для большинства людей, рабство стало для них приемлемее свободы.
Повинуясь мысленным приказам Змееныша, собаки подбежали к нему, припали к земле, виляя хвостами, затем стали кружить по поляне. Убедившись, что полностью управляет мутантами, Змееныш послал их в лес, к избушке. Собаки побежали впереди, он ощущал, как с каждым шагом слабеет связь, и, двигаясь следом, усиливал ее, накачивал психической энергией, пока не почувствовал усталость. Змееныш понял, что может контролировать мутантов, когда они находятся в круге радиусом до ста метров. Наверное, через какое-то время он сумеет увеличить это расстояние…
Шли дни. Змееныш экспериментировал и учился.
Он с безучастным удивлением наблюдал за собой со стороны и отмечал, как изменился после смерти Мазая. Она стала последней каплей — теперь Змееныш все меньше был человеком. Слепая ярость и жажда мести, охватившие его после смерти Мазая — последнего живого существа, связывавшего его с людьми, — ушли в глубь сознания. Их сменила холодая, чистая, расчетливая ненависть. Конечно, он отомстит. И это будет такая месть, от которой не уйдет никто. Не только Слон и его подручные — ни один человек в Зоне. Для этого нужны силы. Силы и оружие. Поэтому Змееныш подолгу спал, хорошо ел — и тренировался дни напролет.
2
Добравшись до заброшенного поселка, отряд Мирового остановился в двухэтажном председательском доме, сохранившемся лучше других построек. Это был запасной схрон, не такой обжитой, как подвалы школы, но сюда было ближе. Раны Кипятка оказались опасными, Мировой подозревал, что тот не выживет. Раненого положили на втором этаже, перевязали и сделали несколько уколов. На пятый день после перестрелки в грузовой станции Кипяток еще бредил. Круча, как сиделка в больнице, промывал воспалившуюся рану, менял повязку, делал уколы обезболивающего и антибиотиков, однако Кипяток не приходил в себя. И в бреду все твердил про сто тысяч. Мировой не мог это слушать и больше не поднимался к раненому.
Всех охватило уныние. Сталкеры спали до полудня, после завтрака валялись на кроватях, почти не разговаривая, старались не смотреть друг на друга. Дылда листал книги из шкафа председателя — какие-то древние отчеты о съездах коммунистической партии и сельскохозяйственные журналы с пожелтевшими страницами, Теленок иногда плакал. Мировой мрачно ходил по комнате, заложив руки за спину. Круча почти все время проводил на втором этаже возле друга. Рюкзак Рыжего лежал в углу, возле него стояла рюмка, накрытая высохшим куском черного хлеба.
